го говоруна - вдохновением дышала его нетерпеливая импровизация. Он не
искал слов: они сами послушно и свободно приходили к нему на уста, и
каждое слово, казалось, так и лилось прямо из души, пылало всем жаром
убеждения. Рудин владел едва ли не высшей тайной - музыкой красноречия.
Он умел, ударяя по одним струнам сердец, заставлять смутно звенеть и
дрожать все другие. Иной слушатель, пожалуй, и не понимал в точности, о
чем шла речь; но грудь его высоко поднималась, какие-то завесы разверза-
лись перед его глазами, что-то лучезарное загоралось впереди.
что-то стремительное и молодое ... Стоя у окна, не глядя ни на кого в
особенности, он говорил - и, вдохновенный общим сочувствием и вниманием,
близостию молодых женщин, красотою ночи, увлеченный потоком собственных
ощущений, он возвысился до красноречия, до поэзии... Самый звук его го-
лоса, сосредоточенный и тихий, увеличивал обаяние; казалось, его устами
говорило что-то высшее, для него самого неожиданное... Рудин говорил о
том, что придает вечное значение временной жизни человека.
своими воинами в темном и длинном сарае, вокруг огня. Дело происходит
ночью, зимой. Вдруг небольшая птичка влетает в раскрытые двери и вылета-
ет в другие. Царь замечает, что эта птичка, как человек в мире: прилете-
ла из темноты и улетела в темноту, и недолго побыла в тепле и свете...
"Царь, - возражает самый старый из воинов, - птичка и во тьме не пропа-
дет и гнездо свое сыщет..." Точно, наша жизнь быстра и ничтожна; но все
великое совершается через людей. Сознание быть орудием тех высших сил
должно заменить человеку все другие радости: в самой смерти найдет он
свою жизнь, свое гнездо...
----
давшись конца длинной речи Рудина, он тихонько взял шляпу и, уходя, оз-
лобленно прошептал стоявшему близ двери Пандалевскому:
Дарья Михайловна упросила Рудина остаться ночевать. Александра Павловна,
возвращаясь с братом домой в карете, несколько раз принималась ахать и
удивляться необыкновенному уму Рудина. Волынцев соглашался с ней, однако
заметил, что он иногда выражается немного темно... то есть не совсем
вразумительно, прибавил он, желая, вероятно, пояснить свою мысль; но ли-
цо его омрачилось, и взгляд, устремленный в угол кареты, казался еще
грустнее.
говорил вслух: "Очень ловкий человек!" - и вдруг, сурово взглянув на
своего казачка-камердинера, приказал ему выйти. Басистов целую ночь не
спал и не раздевался, он до самого утра все писал письмо к одному своему
товарищу в Москву; а Наталья хотя и разделась и легла в постель, но тоже
ни на минуту не уснула и не закрывала даже глаз. Подперши голову рукою,
она глядела пристально в темноту; лихорадочно бились ее жилы, и тяжелый
вздох часто приподнимал ее грудь.
ловек от Дарьи Михайловны с приглашением пожаловать к ней в кабинет и
откушать с ней чай. Рудин застал ее одну. Она очень любезно с ним поздо-
ровалась, осведомилась, хорошо ли он провел ночь, сама налила ему чашку
чаю, спросила даже, довольно ли сахару, предложила ему папироску и раза
два опять повторила, что удивляется, как она давно с ним не познакоми-
лась. Рудин сел было несколько поодаль; но Дарья Михайловна указала ему
на небольшое пате', стоявшее подле ее кресла, и, слегка наклонясь в его
сторону, начала расспрашивать его об его семействе, об его намерениях и
предположениях. Дарья Михайловна говорила небрежно, слушала рассеянно;
но Рудин очень хорошо понимал, что она ухаживала за ним, чуть не льстила
ему. Недаром же она устроила это утреннее свидание, недаром оделась
просто, но изящно, a la madame Recamier!13 Впрочем, Дарья Михайловна
скоро перестала его расспрашивать: она начала ему рассказывать о себе, о
своей молодости, о людях, с которыми она зналась. Рудин с участием вни-
мал ее разглагольствованиям, хотя - странное дело! - о каком бы лице ни
заговорила Дарья Михайловна, на первом плане оставалась все-таки она,
она одна, а то лицо как-то скрадывалось и исчезало. Зато Рудин узнал в
подробности, что именно Дарья Михайловна говорила такому-то известному
сановнику, какое она имела влияние на такого-то знаменитого поэта. Судя
по рассказам Дарьи Михайловны, можно было подумать, что все замеча-
тельные люди последнего двадцатипятилетия только о том и мечтали, как бы
повидаться с ней, как бы заслужить ее расположение. Она говорила о них
просто, без особенных восторгов и похвал, как о своих, называя иных чу-
даками. Она говорила о них, и, как богатая оправа вокруг драгоценного
камня, имена их ложились блестящей каймой вокруг главного имени - вокруг
Дарьи Михайловны... ----
речь разболтавшейся барыни небольшие замечания. Он умел и любил гово-
рить; вести разговор было не по нем, но он умел также слушать. Всякий,
кого он только не запугивал сначала, доверчиво распускался в его при-
сутствии: так охотно и одобрительно следил он за нитью чужого рассказа.
В нем было много добродушия, - того особенного добродушия, которым ис-
полнены люди, привыкшие чувствовать себя выше других. В спорах он редко
давал высказываться своему противнику и подавлял его своей стремительной
и страстной диалектикой.
языка, хотя галлицизмы, французские словечки попадались у ней частенько.
Она с намерением употребляла простые народные обороты, но не всегда
удачно. Ухо Рудина не оскорблялось странной пестротою речи в устах Дарьи
Михайловны, да и вряд ли имел он на это ухо.
душке кресел, устремила глаза на Рудина и умолкла.
чему вы каждое лето приезжаете в деревню. Вам этот отдых необходим; де-
ревенская тишина, после столичной жизни, освежает и укрепляет вас. Я
уверен, что вы должны глубоко сочувствовать красотам природы.
Дмитрий Николаич, и в деревне нельзя без людей. А здесь почти никого
нет. Пигасов самый умный человек здесь.
не знаю, согласитесь ли вы со мною, Дарья Михайловна, но в отрицании - в
отрицании полном и всеобщем - нет благодати. Отрицайте все, и вы легко
можете прослыть за умницу: это уловка известная. Добродушные люди сейчас
готовы заключить, что вы стоите выше того, что отрицаете. А это часто
неправда. Во-первых, во всем можно сыскать пятна, а во-вторых, если даже
вы и дело говорите, вам же хуже: ваш ум, направленный на одно отрицание,
беднеет, сохнет. Удовлетворяя ваше самолюбие, вы лишитесь истинных нас-
лаждений созерцания; жизнь - сущность жизни - ускользает от вашего мел-
кого и желчного наблюдения, и вы кончите тем, что будете лаяться и сме-
шить. Порицать, бранить имеет право только тот, кто любит.
Какой вы мастер определять человека! Впрочем, Пигасов, вероятно, и не
понял бы вас. А любит он только собственную свою особу. ----
Рудин.
что вы думаете о бароне?
Семенова Мария
Маккефри Энн
Каргалов Вадим
Скальци Джон
Корнев Павел
Корнев Павел