в разговор, он сумел отвлечь хозяина от мучительных мыслей и предотвратить
новый припадок.
самой корме, своего рода мансарду при главной капитанской каюте внизу. Один
ее угол занимали раньше помощники капитана, но с их смертью перегородки
сняли и все помещение превратили в широкий судовой салон; отсутствием
обычной мебели и живописным беспорядком он напоминал просторный холл в доме
какого-то чудаковатого холостяка-помещика, который вешает свою охотничью
куртку и кисет на оленьи рога на стене и ставит в один угол удилище,
каминные щипцы и трость.
пустынные дикие леса сродни пустынному бескрайнему морю.
торчало пять или шесть мушкетов. У переборки, накрепко принайтовленный к
палубе, стоял старинный стол на грифоньих лапах, на нем растрепанный
требник, а вверху, на книце, висело небольшое скромное распятие. Под столом
валялось несколько ржавых топориков, сломанный гарпун и обрывки старых
снастей, подобные вервию, каким подпоясываются нищенствующие монахи. Еще
здесь стояло два плетеных дивана с острыми, почерневшими от времени краями,
с виду неудобные, как дыба инквизитора, и большое бесформенное кресло с
грубым подголовником на спинке, опускающимся с помощью винта, которое тоже
напоминало средневековое орудие пытки. В углу был раскрытый сундук, и в нем
пестрядь вымпелов и флажков, скатанных, полураскатанных, скомканных. А
напротив сундука - громоздкий умывальник из цельного куска черного дерева на
подставке, похожий на купель, и сверху зарешеченная полочка, на которой
лежали гребни, щетки и прочие предметы туалета. По соседству от умывальника
висела койка из цветной соломы, а в ней скомканная постель и наморщенная,
точно человеческий лоб, подушка - как видно, сон того, кто на ней спал, был
некрепок, нарушаемый то тяжкими думами, то мучительными видениями.
отверстия - иллюминаторы или пушечные порты, в зависимости от того, люди или
пушки в них смотрели и с какой целью, мирной или воинственной. Ни людей, ни
пушек возле них в настоящее время не было, но массивные рамы и проржавевшие
железные скобы в деревянной обшивке наводили на мысль о
двадцатичетырехфунтовых орудиях.
кладовая? Да еще часовня, арсенал и ваш личный кабинет в придачу? - заметил
капитан Делано, озираясь.
порядка.
ожидания. Дон Бенито жестом выразил свою готовность, и слуга, усадив его в
цирюльное кресло, а для гостя придвинув один из плетеных диванов, приступил
к процедуре бритья, для начала распустив хозяину галстук и распахнув ворот
его рубахи.
людей. Прирожденным камердинерам и брадобреям, щетка и гребень пристали им
не меньше, чем кастаньеты, и они орудуют ими почти с таким же самозабвенным
удовольствием. При этом они выказывают такую неназойливую ловкость в
обращении, работают так споро, так непринужденно и легко, даже по-своему
грациозно, что одно удовольствие смотреть, тем более самому побывать у них в
руках. А тут еще замечательный дар хорошего настроения. Речь идет не о
каких-то там смешках или ухмылках, они были бы неуместны, но о некой общей
жизнерадостности, гармонично проявляющейся в каждом жесте, каждом взгляде.
Словно господь бог взял и настроил все существо негра на приятный, веселый
мотив.
ограниченного ума и слепую чуткую преданность заведомо низшего высшему, то
можно понять, почему такие ипохондрики, как Байрон и Джонсон, - и дон Бенито
Серено, по-видимому, из их числа, - были так привязаны к своим слугам, перед
всеми представителями белой расы отдавая предпочтение неграм Барберу и
Флетчеру. Но если на негров благодаря этим свойствам не распространяется
неприязнь циников и мизантропов, как же они должны располагать к себе
человека благосклонного? Капитан Делано, когда тому не препятствовали
внешние обстоятельства, был не просто добр, он был еще дружелюбен и
приветлив. У себя на родине он любил в досужую минуту, сидя на пороге,
смотреть, как работают или веселятся по соседству свободные негры. Если же у
него в команде оказывался черный матрос, он обязательно устанавливал с ним
во время плавания шутейные, приятельские отношения. Вообще, как свойственно
людям истинно добродушным, капитан Делано любил негров, и не из
филантропических соображений, а от души, как любят иные больших и добрых
собак.
когда недавние страхи его по разным причинам развеялись и он снова стал
самим собой, здесь, в капитанском "кабинете", при виде чернокожего слуги с
салфеткой на локте, обходительно склонившегося к хозяину в таком простом,
интимном деле, как бритье, прежняя слабость к неграм полностью к нему
возвратилась.
к ярким зрелищам и пестрым краскам, бесцеремонно вытащил из сундука какое-то
цветное полотнище и набросил на плечи хозяину, заправив сверху за воротник,
вместо простыни.
специальный таз, который так и называется бритвенным тазом, с одного края он
особым образом вырезан и при намыливании подставляется к горлу, туда плотно
входит подбородок, намыливают же лицо не помазком, а прямо куском мыла,
которым трут кожу, предварительно обмакнув в таз.
покрывалась только верхняя губа и шея под подбородком, в прочих же местах
росла отпущенная и ухоженная борода.
за приготовлениями и не возобновляя беседы, тем более что и дон Бенито,
по-видимому, не склонен был сейчас разговаривать.
свою твердую лоснящуюся ладонь и замахнулся, собираясь приступить к делу, но
на полдороге его рука с бритвой задержалась в воздухе, пока второй рукой он
умело нащупывал под пышным слоем мыла тощую шею хозяина. При виде
сверкнувшей так близко острой стали дон Бенито нервно вздрогнул, и обычная
его бледность стала еще заметнее среди белой пены, а пена казалась еще
белоснежнее рядом с угольной чернотой руки негра. Что-то в этой картине
задержало взгляд капитана Делано, и на минуту ему представилось, будто
черный перед ним - это палач, а белый - его жертва у плахи. То была одна из
тех случайных диких мыслей, какие неизвестно почему приходят на ум даже
самым уравновешенным людям и, мелькнув, исчезают.
стягивавшее ему плечи, и одним краем свободно легло поверх подлокотника.
Глазам капитана Делано представились черно-сине-желтые поперечные полосы, а
посередине герб в виде расчлененного щита, на нем в верхнем углу на
кроваво-красном поле - замок, а наискось в нижнем - на белом фоне - стоящий
на задних лапах лев.
нашли вы, дон Бенито, испанскому флагу. Хорошо, что это вижу я, а не король
Испании, - с улыбкой добавил он. - Но все неважно, было бы пестро, а? -
обратился он к слуге, и его шутливые слова явно пришлись по вкусу
чернокожему.
мягкой настойчивостью запрокидывая ему голову, - Начнем, хозяин. - И сталь
блеснула у самого его горла.
дрожит, когда я его брею. А ведь хозяин знает, я еще ни разу не обрезал его
до крови, хотя, ей-ей, кончится когда-нибудь и кровью, если хозяин будет так
дрожать. Ну вот, хозяин. А вы, дон Амаза, сделайте любезность, продолжайте
ваш рассказ о штормах и прочем, хозяин будет вас слушать, а время от времени
сможет и отвечать.
думаю о вашем плавании, дон Бенито, тем больше дивлюсь, и не штормам, как
они ни ужасны, а тому бедственному штилю, который за ними последовал. Ведь у
вас, как вы рассказываете, два месяца, да еще и с лишком, ушло на то, чтобы
от мыса Горн добраться сюда, на Святую Марию, - расстояние, которое я покрыл
с попутным ветром всего за несколько дней. Я понимаю, бывают штили, и
затяжные, но штилевать два месяца кряду - это по меньшей мере необычно.
Право, дон Бенито, расскажи мне подобную историю кто другой, я бы не мог не
почувствовать некоторого недоверия.
ли оттого, что он опять вздрогнул, то ли оттого, что корабль вдруг качнуло
на случайной волне, или же виной тому была минутная нетвердость черной руки,
но только в эту минуту бритва порезала ему кожу, и красные капли окрасили
белую пену у него на горле; чернокожий брадобрей поспешил отдернуть лезвие
и, озабоченно склонив лицо к хозяину, а спину обратив к гостю, поднял кверху
свое окровавленное орудие.
вздрогнули, и Бабо впервые пролил кровь.
совершивший убийство на глазах робкого монарха, не произвел на него столь
устрашающего действия, как эта бритва на дона Бенито.