Слишком храбрый, чтобы быть осторожным, он спустился в Сан-Августин, и
кто-то его предал.
обвиняют в разбое. Сантиссима! - воскликнула она, нервно топча ножками
веер. - Пусть клеветники поостерегутся! Он им отомстит, когда его
оправдают, ведь правда всегда выходит наружу. Сметь подозревать Руперто в
разбое!..
При этом выяснилось, что взгляд на положение вещей был у них совершенно
различный. Одна знала, что возлюбленный ее в тюрьме, и приходила от этого
в отчаяние. Другая надеялась, что и ее милый попал туда же, но уверенность
в этом доставила бы ей отраду.
Флорансе. Вы полагали, что он среди пленных, которые только что прибыли.
Неправда ли?
военнопленные, их не могли подвергнуть такому унижению!
произвело на Луизу сильное впечатление. Она то краснела, то бледнела при
воспоминании о ненависти, существовавшей между Сантандером и Кернеем.
Страшно встревоженная, она почти не слышала графиню, продолжавшую свои
расспросы.
дорогая, он не более как слуга, и в Такубае ему будет трудно получить
нужные сведения. Снабдили ли вы его деньгами?
откроет двери тюрьмы дона Флоранса, если только он там.
человеку, не знающему обстоятельств дела.
его. Может быть, пока мы разговаривали, он уже возвратился.
возвращения моего посланца, которому поручила узнать об участи Руперто. И
раз уж такова судьба, будем вместе ждать вестей, каковы бы они ни были...
Что я вижу! - воскликнула она, поднимая с полу пригласительный билет,
брошенный Луизой. - Приглашение с предложением кареты и любезной припиской
его светлости! Вы собираетесь поехать?
пожелает.
посланные, случайно возвращавшиеся одновременно. Девушки поспешно вышли им
навстречу. Слуги стояли, обнажив головы, один - перед графиней, другой -
перед Луизой. Так что ответы их были слышны обеим. Впрочем, они и не
собирались ничего скрывать друг от друга.
мне узнать, нет в Такубае.
себя. - Вы видели дона Флоранса?! Но где же, говорите скорее!
графиня, которая узнала, что ее возлюбленный находится в той же тюрьме.
прикован к техасскому пленнику.
прикован к вору.
высшего общества. В Мехико это улица Платерос, улица Ювелиров, названная
так по большому количеству ювелирных магазинчиков. По этой улице
прогуливается золотая молодежь столицы Мексики, юноши в лакированных
сапогах, желтых перчатках, со стеками в руках, с моноклями. Сюда приезжают
богатые сеньоры и сеньориты выбирать себе украшения. По улице Платерос
идут в Аламеду, парк с красивыми аллеями, террасами, цветами и фонтанами,
осененными тенью громадных густых деревьев: под знойным небом юга все ищут
тени.
фонтана, любуясь хрустальной струей воды, но следя в то же время за
сеньоритами, которые с удивительным искусством владеют веерами: колебания
этих хрупких игрушек предназначены не только для прохлады, некоторые их
движения выражают признания, более чарующие, чем слова. Одним лишь
мановением веера здесь завязывают роман, объясняются в любви, залечивают
сердечные раны или наносят их.
далее, но уже под другим названием, теперь это фешенебельный проспект
Сан-Франциско, не менее популярный у мексиканской знати. Ежедневно в
известный час он полон пешеходов, запружен всадниками и экипажами. В
экипажи впряжены мулы или маленькие лошадки, известные здесь под названием
"фрисонов". Сеньоры и сеньориты, сидящие в экипажах, очень нарядны, в
открытых платьях с короткими рукавами, без шляп, их волосы украшены
драгоценностями и живым жасмином или ярко-красными цветами гранатов.
Блестящие всадники восседают на фыркающих лошадках. Глядя на них,
подумаешь, что они едва сдерживают коней, которых на самом деле все время
пришпоривают, заставляют горячиться.
общество переходит на другой конец города, эта блестящая процессия тянется
вдоль улиц Платерос и Сан-Франциско.
Посредине улицы проходит сточная труба, не закрытая сплошь, как в
европейских странах, а только прикрытая легко снимающимися плитами. Это
скорее грязная клоака, чем сточная труба. Нет ни малейшего уклона, который
бы способствовал стоку нечистот, и они скапливаются в канавах, наполняя их
доверху. Если бы время от времени их не очищали, то весь город был бы
затоплен грязью. Иногда доходит до того, что черная жидкость просасывается
сквозь плиты, распространяя зловоние. А чего только не приходится выносить
зрению и обонянию, когда наступает время очистки! Снятые плиты кладут по
одну сторону, а вонючую грязь - по другую, оставляя ее в таком виде, пока
она не засохнет, чтобы было удобнее ее вывезти. Это не мешает, однако,
аристократическому катанию. Дамы отворачивают свои хорошенькие носики:
будь зловоние во сто раз сильнее, они и тогда не отказались бы от
привычной прогулки. Для них, как и для посетительниц лондонского
Гайд-парка, дневное катание дороже всего, даже еды и питья. Очистка стоков
- тяжелая работа, для которой людей найти трудно. Даже нищие избегают ее,
и решается на нее лишь последний бедняк, мучимый голодом. Она не только
отвратительна, но унизительна, почему и предоставляется большей частью
обитателям тюрем, осужденным на долгое заключение, да еще в счет наказания
за проступок, совершенный уже в тюрьме. Их пугает не столько грязь и вонь,
сколько тяжелый труд под палящим солнцем.
из предосторожности с их ног не снимают колодок. Они озлоблены против
всего человечества. Их глаза то мечут искры, то опущены с отчаянием.
Некоторые задевают прохожих своими насмешками и ругательствами.
прислушивался к разговору Сантандера с начальником тюрьмы.
вашем здоровье, полковник желает, чтобы вы совершили прогулку. Это особая
милость, которая доставит вам и пользу, и удовольствие.
изобретать насмешки. На этот раз, однако, его ирония потеряла смысл.
Карлик не удержался, чтобы не ответить.
хотите сказать, под улицей! Я ведь знаю, дон Педро!