городского управления культуры, подсобные помещения, фотоателье.
коллективов.
ЛЕЙТЕНАНТ ГУЛИН И ЕГО КОМАНДА
его обходили, наградами тоже, и единственное, чем его без всякой скупости
одаряли, были взыскания: их у него постоянно имелось с полдюжины, НЗ, как
посмеивался Гулин.
-- сверстники в капитанах, майорах ходили, -- неудачником он себя вовсе не
считал. Это был тот счастливый характер, от которого невзгоды отлетали
рикошетом. "Не повезло сегодня, повезет завтра, -- беспечно говорил он. --
Светила бы звезда на небе, а погоны в бане не видны!"
фольклор. Начались они с того, что молодой, только что выстреленный из
училища начальник караула выехал на свой первый пожар: задымилась мансарда
на даче известнейшего в городе лица -- главного режиссера драматического
театра.
что Савицкий с Кожуховым на руках носить будут. Выхожу, кидаю орлиный взгляд
на мансарду, а вокруг меня режиссер в пижаме бегает, на премьеру приглашает,
на Гамлета смотреть. Приду, говорю, папаша, не беспокойтесь. И в бой,
братва! Лафетный ствол поставил, поднял давление до двенадцати атмосфер --
режиссеру класс хотел показать! Мы эту мансарду разнесли вдребезги! А потом
выяснилось, что горела корзинка с бумагами, ведром воды можно было залить.
спасибо не сказал.
стоять на голой стене, на уровне пятого этажа. Стоять неуютно, не циркач
все-таки, стал кричать вниз: "Лестницу давайте!" Куда там, никто не слышит,
идет атака на огонь. Видит -- внизу штаб, все вокруг бегают, по телефону
звонят, никому до него дела нет. Ну, раз так -- ствол на штаб, освежил
хорошенько, вскочили, увидели, подали лестницу. Кожухов, облитый с головы до
ног, похвалил за смекалку, а "за хулиганство" все же навесил выговор.
другой пожар никаких накладок, одно сплошное геройство, так на вопрос
председателя исполкома, трудно ли было, ответил: "А мы все время боремся с
трудностями, до обеда -- с голодом, после обеда -- со сном". За
скоморошничество -- строгач.
пожарной охраны, если бы Кожухов в душе не испытывал к нему слабости -- сам
в молодости был не из тихих. И люди в карауле подобрались под стать
начальнику, дерзкие, веселые и вроде бы беспечные, но только до выезда на
пожар: на пожаре Гулин был зверем. И тот, кто боялся огня, норовил
пропустить товарища вперед, у Гулина надолго не задерживался: уходи, друг,
куда-нибудь, у нас тебе не ужиться.
техника всегда в порядке, но либо полы не подметены, либо бойцы одеты с
нарушением формы, либо, того хуже, сам лейтенант докладывает подмигивая
(есть медицинская справка -- непроизвольно подергивается правое веко), от
чего начальство приходит в ярость.
-- эти сорвиголовы везде пройдут.
Ивановна не раз его выручала и отказать в ее просьбе, хотя такое дело
считалось для пожарного оскорбительным, никак не мог: поехал снимать кошку.
Спасаясь от злющей дворняги, забралась она на вековой дуб, и пришлось
задействовать тридцатиметровку -- под восторженное улюлюканье окрестных
мальчишек. За кошкой полез Володя Никулькин по прозвищу Уленшпигель, бывший
монтажник-верхолаз, маленький и ловкий, как обезьяна. Пока он под свист
мальчишек стаскивал кошку с ветвей, старушка, ее владелица, крестила
чудо-лестницу и угощала пожарных теплыми пирожками, а Володьку, как он ни
увертывался, расцеловала в обе щеки -- награда, которую он охотно уступил бы
любому другому. Старушкины поцелуи были главным предметом шуток на обратном
пути, и Володька, чтобы сохранить репутацию, поклялся сегодня же взять
реванш -- по-новому разыграть свою постоянную жертву, Ивана Ивановича
Потапенко по прозвищу Нефертити.
нрав и надежность в деле, а побаивались за острый, как бритва, язык и
необыкновенную изобретательность в розыгрышах. С того времени, как три года
назад он пришел в караул, не проходило дня, чтобы Уленшпигель из кого-нибудь
не сделал всеобщее посмешище. Сначала особенно доставалось старослужащим,
людям семейным и положительным: им Володька клеил на каски переводные
картинки из "Ну, погоди!", на спины фотографии кинозвезд в бикини, преступно
сочинял поддельные приказы о награждении их персональным ломом, а
Нестерова-старшего однажды "наградил" именными часами с городского вокзала.
После того как Володька на капустнике приклеил ему прозвище Карьерист,
Нестеров-старший нашел поразительно простой способ борьбы с Уленшпигелем: в
ответ на каждую проделку хватал его в медвежьи объятья и с головой окунал в
бочку с водой; пришлось Карьериста оставить в покое и всю свою
изобретательность перенести на Потапенко. Легендарно грузный, могучий, как
слон, но добродушный водитель Потапенко был превосходной мишенью: его можно
было от имени начальника УПО награждать подставкой для живота, списанными за
ненадобностью именными штанами, годными для подростка, и поощрять за хорошую
работу внеочередным двухнедельным отпуском, в который обрадованный Потапенко
чуть было не ушел. А Нефертити его прозвали потому, что, как он бдительно ни
следил, у него на сапогах, на одежде, в кабинете ежедневно появлялся
нарисованный мелом профиль красавицы египтянки, а однажды сей профиль,
сделанный фломастером во время сна, Потапенко весь день проносил на пухлой
щеке -- пока не догадался заглянуть в зеркало.
как и все семейные старослужащие, после суточного дежурства с разрешения
начальства подрабатывали на стороне -- были отменными столярами,
восстанавливали любую мебель. Для себя же Потапенко в комнате отдыха
поставил самолично сработанное гигантское кресло, в которое и помещал в часы
затишья свою семипудовую тушу. И когда после обеда, вычистив до блеска
машину, он улучил минутку и вздремнул, Володька подкрался к нему, как мышь,
аккуратно примотал шпагатом его ноги к ножкам кресла и диким голосом заорал:
"Здравия желаю, товарищ полковник!" Потапенко вскочил, вернее, попытался
вскочить, упал, опрокинув на себя кресло, взвыл спросонья -- словом, хорошо
разогрел публику; освободившись, он решил, что с Уленшпигелем пора кончать,
разыскал его и по примеру друга Карьериста потащил обидчика к бочке, но тут
Гулин объявил построение и долго отчитывал совершенно сбитого с толку
Потапенко за пренебрежительное отношение к форме. Видя, что и начальник, и
все остальные давятся от смеха, Потапенко рванулся к зеркалу: на одном
погоне у него красовалась вырезанная из жести Нефертити, а на другом -- мопс
с разинутой пастью.
резкий сигнал тревоги в мгновенье концентрирует все мысли и чувства
пожарного: как можно быстрее привести себя в порядок и занять свое место в
машине. Все, что было до сигнала тревоги, -- суета сует; тревога -- точка
отсчета, с которой пожарный начинает борьбу за секунды: не секунды
спринтера, приносящие ему лавровый венок, а мгновенья, каждое из которых
оценивается в человеческую жизнь. Чья она, эта жизнь -- неизвестно: может,
безымянного человека, которого пожарный вынесет из огня, а может -- самого
пожарного.
возвращения с пожара, улыбок больше не будет -- если, конечно, тревога не
учебная...
делать. Кто стоял ближе к люку, скользнул по шесту вниз, другие затопали со
второго этажа по лестнице. Раз -- каска на голове, два -- боевка надета, три
-- пояс с карабином вокруг талии -- и по машинам. Распахнулись створки
ворот, машины выползли во двор и рванулись одна за другой на улицу.
отметил Гулин. Его рекорд был тридцать пять, но и сорок четыре тоже совсем
не плохо. Жаль, что люди, которые острят и анекдоты сочиняют, не видят, как
пожарные выезжают по тревоге... Через три, три с половиной минуты будем на
месте, и за эти минуты нужно привести себя в боевую готовность.
расчшценной от снега главной магистрали города, ревом сирен предупреждая
водителей всех видов транспорта и пешеходов: "Будьте осторожны! Дайте
дорогу!" Впереди автоцистерна (две с половиной тонны воды), в кабине --
водитель, Гулин, связной Гриша Локтев и в задней кабине четверо; за
цистерной автонасос, насосно-рукавный автомобиль, и в нем девять человек;