пришлют, отдам тебе все до копейки.
подарил. Не помирать же ему с голоду. - Голос Никиты набирал громкость. - Я
имею право подарить, я князь!
знаю, где мне взять деньги. Я тебя продам, а батюшке напишу, что ты колдун.
книги. И не выкину больше ни одной банки, как бы мерзко она ни воняла. И
еще...Никита говорил торжественно-дурашливым тоном, но Гаврила стал
внимательно прислушиваться, видимо, имея все основания верить обещаниям
барина.
тополиного пуха, - продолжал Никита, впадая в патетический тон, - а Белов
будет толочь тебе сухих пауков. Будешь, Саш?
окно, с трудом сдерживая смех.
а то Алешку арестуют.
слушать, всю Москву можно посадить доносы писать.
кошельком и толстой тетрадью, в которой долго вычитал и складывал какие-то
цифры, скрипя голосом: "...Теперь это... пять на ум кладем..."
писарем. Горло не хочешь пополоскать, Белов? Очень бодрит! Не хочешь? Тогда
хорошо ему известному.
закончилось субботнее представление. Читатель обратил, наверное, внимание на
мужчину, который в одиночестве боролся с огнем, сбивая пламя с парчового
подола своей соседки?
разъехались по домам, один за другим, забыв смыть грим, ушли актеры. Только
драгуны расхаживали по зале, поднимая опрокинутые кресла, а мужчина все
сидел и с глубокой задумчивостью смотрел на боковую дверь, словно ждал
кого-то.
брось кресла! А где этот, в черном камзоле?
темнота... Нет никого.
кого арестовывать шли?
здесь порядок наводить! И помните, если будут спрашивать, как мы тут
очутились - пришли на крик! А то Лизаков очень пожары не любит. Если
пронюхает, что по нашей вине...
припадая на левую ногу, пошел к боковой двери.
Мужчина поставил свечу на стол, отошел к окну и стал ждать.
головой и пытаясь понять, где он находится. Заметив у окна мужскую фигуру,
он разом все вспомнил, еще раз тряхнул головой, отгоняя дурноту, и вскочил
на ноги.
руки, бросился к окну.
отпрянул назад и неуклюже, весь обмякнув, сел на пол.
на одном дыхании. "Он, он! Неужели он? Что за наваждение такое? Откуда он
здесь взялся?" - Котову показалось что мысли эти пронеслись в голове с
грохотом, словно табун лошадей. Он судорожное хрипом вздохнул.
забудь. Достаточно ты на своем веку людей к дыбе привел.
достоинством, но голос его дрожал и зубы выбивали дробь.
покорно подумал он, придерживая рукой цокающую челюсть и перемещаясь из
сидячего положения на колени.
плут, ты подлец! Благодеяния вашего родителя я не забыл и помнить буду до
смертного часа. А в вашем деле, поверьте, ваше сиятельство, я играл совсем
незначительную роль. Оговорил вас Красный-Милашевич. Это всякий знает. У
любого в Смоленске спросите и каждый скажет: "Котов не виноват".
Но бог с ним, с Красным-Милашевичем. Он ведь только меня с дороги убрать
хотел, а смоленская шляхта ему была не нужна. Веденского кто под розыск
подвел? Тоже Милашевич? А Зотов зачем тебе понадобился? Он-то совсем ни при
чем. Он только в шахматы ко мне играть ездил.
поднялся и последовал за ним.
спустились по лестнице. У подъезда стояла запряженная цугом карета.
Высоченный гайдук с нагайкой в руке отворил перед князем дверцу.
забившись в угол кареты.
государыне служил. Попугает, кулаками помашет и отпустит. Одно плохо -
негодяя Алешку отпустил".
способом. Заготовь бумагу, но не отсылай по инстанции, чтобы волокиты не
было и человек не скрылся, предупрежденный доброжелателями. Крикни "слово и
дело" полицейскому отряду, а когда арестованный под замком, заготовленную
бумагу и представь.
драгун пойти в театральный флигель. Пришли, а что толку? Видели ведь, что
спугнул злодея, так нет, пожар, растяпы, стали тушить. Еще Черкасского
откуда-то черт принес. Десять лет не виделись, и вот тебе, - Котов поежился,
- однако куда он меня везет?"
отодвинул занавеску.
попрощайся? - хотел крикнуть Котов и не посмел. За окнами было черно.
Фонарь, подвешенный к коньку кареты, освещал только жирно блестевшую на
дороге грязь. Лошади повернули, и на Котова надвинулось что-то темное,
непонятное, скрипучее. Мельница, - догадался он. - Мельница на Неглинке.
То-то под колесами чавкает. Здесь всегда топь. А на взгорке светятся окна
Спаса в Кулешах. Так вечерняя литургия идет. Эх, все дела, дела... Плюнуть
бы на службу да пойти в храм. Стоял бы сейчас со свечой в руке. Хор поет,
тепло, боголепие..."
арку. Он поднял глаза и, словно увидев сквозь потолок кареты лик Богородицы
Боголюбской, страстно зашептал молитву.
"Как есть хочется, - подумал Котов и вспомнил пироги с рубцом, которыми
закусывал нынче утром в питейном погребе. - Рядом он, погреб, за углом на
Ильинке. Там, поди, и сейчас пьют едят". И как нарочно, дверь ближайшей
харчевни отворилась и выплеснула наружу скоморошью музыку, веселые бражные
голоса и сытый мясной дух. "Все дела, все заботы постылые...-думал Котов.
Сидел бы сейчас в харчевне, мясо бы ел с гречневой кашей..."
Видно, он переходил дорогу и чуть не угодил под колеса кареты. Кучер щелкнул
кнутом, пьяное мужичье лицо оскалилось и прямо в глаза Котову заорало: "У,
ирод! Людей давить? Проклят будь!" Из-за спины мужика высунулась голова
юродивого. Он открыл черный, беззубый рот и мелко, дребезжаще засмеялся.
Котов отпрянул от окна, прижался спиной к подушке.