день.
дальнейшем знакомстве он продолжал в равной мере интересовать, забавлять
и очаровывать меня. Говорить о его недостатках я не хочу, и не только
потому, что благодарность запечатывает мои уста, но и потому, что недос-
татки эти порождались воспитанием, которое он получил, и, как нетрудно
заметить, он взлелеял и развивал их, считая добродетелями. Однако не мо-
гу отрицать, что он был для меня весьма беспокойным другом, и беспо-
койства эти начались очень скоро.
Милейший Пинкертон, как обнаружилось, посылал корреспонденции в одну из
газет Дальнего Запада и очередную статью посвятил описанию моей особы. Я
указал ему, что он не имел на это права, не попросив предварительно мое-
го разрешения.
в чем дело, да только не верилось: слишком уж это была бы большая удача.
друзья, а я затеял все, только чтобы услужить вам, мне казалось, что
можно обойтись и без этого. Я хотел, по возможности, устроить вам сюрп-
риз; я хотел, чтобы вы, как лорд Байрон, в один прекрасный день просну-
лись и узнали, что вами полны все газеты. Признайте, что такая мысль бы-
ла вполне естественной. А ведь никто не любит заранее хвастать еще не
оказанной услугой.
ликнул я.
зал он. - Все ясно. Уж лучше бы я отрубил себе руку! Я остановил бы
статью, да только поздно. Она, наверное, уже в наборе. А я-то еще писал
ее с такой гордостью и удовольствием!
приятное, и, уж наверное, статья написана с большим вкусом и тактом.
та! Первокласснейшая - "Санди Геральд" города Сент-Джозеф. А эту серию
корреспонденции придумал я сам: явился к редактору, изложил ему мою
мысль, он был покорен ее свежестью, и я вышел из его кабинета с догово-
ром в кармане. Свою первую парижскую корреспонденцию я написал в тот же
вечер, не покидая Сент-Джо. Редактор только глянул на заголовок и ска-
зал: "Вас-то нам и нужно!"
вать, отнюдь меня не успокоило, но я промолчал и терпеливо ждал, пока
однажды мне не была доставлена газета, помеченная: "С приветом от Д. П.
". Я не без страха развернул ее и между отчетом о боксерском состязании
и юмористической статьей о выведении мозолей - ну что можно найти смеш-
ного в выведении мозолей! - обнаружил полтора столбца, посвященных мне и
моей несчастной скульптуре. Я, как и редактор, взявший в руки первую
корреспонденцию, только скользнул взглядом по заголовку и был более чем
удовлетворен.
де: "несколько мясистая фигура", "ясная интеллектуальная улыбка", "ге-
ния, не сознающий собственной гениальности". "Скажите, мистер Додд, -
продолжал репортер, - что вы думаете о сугубо американском скульптурном
стиле?" Да, этот вопрос был мне задан, и - увы! - я действительно на не-
го ответил, и дальше следовал мой ответ, или, вернее, какое-то крошево
из моего ответа, напечатанное равнодушным шрифтом для всеобщего обозре-
ния. Я горячо поблагодарил бога, что студенты-французы не знают английс-
кого языка, но тут же вспомнил об англичанах: например, о Майнере, о
братьях Стеннис... Я готов был избить Пинкертона.
ня беды, я обратился к письму моего отца, которое пришло с той же поч-
той. В конверт была вложена газетная вырезка, и мой взгляд снова упал на
слова: "сын миллионера Додда", "несколько мясистая фигура", а дальше
следовала вся остальная позорящая меня чепуха. "Что подумал об этом мой
отец?" - спросил я себя и начал читать письмо:
статью из весьма почтенной газеты, издающейся в Сент-Джозефе. Наконец-то
ты начинаешь выбиваться в первые ряды, и я не могу не испытывать востор-
га и не благодарить бога при мысли, что не многим юношам твоего возраста
доводилось занять почти два газетных столбца. О, если бы твоя мать стоя-
ла сейчас рядом со мной, читая статью через мое плечо! Но будем наде-
яться, что она разделяет мою радость на небесах. Разумеется, я послал
экземпляр газеты твоим дедушке и дяде в Эдинбург, так что эту вырезку
можешь сохранить себе на память. Этот Джим Пинкертон, очевидно, очень
полезный знакомый, и, во всяком случае, он обладает огромным талантом, а
быть в хороших отношениях с прессой всегда выгодно".
тельные в своей наивности слова, я перестал сердиться на Пинкертона и
почувствовал к нему глубочайшую благодарность. За всю мою жизнь, не счи-
тая, пожалуй, только факта моего рождения, я ничем не доставлял отцу
большей радости, чем та, которую он испытывал, когда читал статью в
"Санди Геральд". Как же глупо с моей стороны было огорчаться! Ведь мне
впервые удалось ценой нескольких неприятных минут хоть чем-то возместить
мой неоплатный долг отцу. Поэтому, встретившись вслед за этим с Пинкер-
тоном, я был очень мягок. Мой отец весьма доволен и считает, что коррес-
понденция написана очень талантливо, сказал я ему; что же касается меня,
то я предпочитаю не привлекать внимания публики к моей особе, так как
убежден, что ее должен интересовать не художник, а только его произведе-
ния; поэтому, хотя статья написана с большим тактом, я прошу его как об
одолжении впредь этого никогда больше не делать.
ня, Лауден. У меня нет деликатности, и это непоправимо.
бавил он.
дующий раз, когда вы захотите оказать мне услугу, пишите о моем твор-
честве, а мою персону оставьте в стороне и не записывайте моих бессмыс-
ленных высказываний. А главное, - добавил я, задрожав, - не сообщайте,
как я все это говорил! Вот, например: "С гордой, радостной улыбкой". Ко-
му интересно, улыбался я или нет?
нравится читателям, в этом-то и заключается достоинство статьи, ее лите-
ратурная ценность. Таким образом я воссоздаю перед ними всю сцену, даю
возможность самому скромному из наших сограждан получить от нашего раз-
говора такое же удовольствие, какое получил я сам. Подумайте, что значи-
ло бы для меня, когда я был бродячим фотографом, прочесть полтора столб-
ца подлинного культурного разговора, - узнать, как художник в своей заг-
раничной мастерской рассуждает об искусстве, узнать, как он при этом
выглядит, и как выглядит его мастерская, и что у него было на завтрак; а
потом, поедая консервированные бобы на берегу ручья, сказать себе: "Если
все пойдет хорошо, рано или поздно того же самого сумею добиться и я".
Да я бы словно в рай заглянул, Лауден!
радавшим не следует жаловаться. Только пусть теперь читателей радует
кто-нибудь Другой.
настоящая дружба. Если я чтонибудь понимаю в человеческой натуре (и "ес-
ли" здесь не простая фигура речи, а означает искреннее сомнение), то мо-
гу смело утверждать, что никакие взаимные услуги, никакие совместно пе-
режитые опасности не укрепили бы ее так, как эта ссора, которой удалось
избежать, ибо тем самым мы нашли общий язык, несмотря на открывшуюся нам
разницу в наших вкусах и понятиях.
банкротств в коммерческой академии или сказывались качества, унаследо-
ванные от старика Лаудена, эдинбургского каменщика, но я, вне всяких
сомнений, был очень бережлив. Беспристрастно разбирая свой характер, я
прихожу к заключению, что это единственная добродетель, которой я могу
похвалиться. В течение первых двух лет пребывания в Париже я не только
никогда не тратил больше того, что высылал мне отец, а, наоборот, успел
накопить в банке порядочную сумму. Вы скажете, что вряд ли это было осо-
бенно трудно, поскольку я разыгрывал из себя бедняка-студента, однако
гораздо легче было бы тратить все до последнего гроша. Просто чудо, что
я не пошел по этой дорожке; а на третьем году моей жизни в Париже, то
есть вскоре после того, как я познакомился с Пинкертоном, выяснилось,
что это не только чудо, но и счастье. В очередной срок деньги от отца не
пришли. Я послал ему обиженное письмо с напоминанием и впервые не полу-