Чтение 10–й страницы книги ~Обманщики~

- Н-нет. Пожалуй, я не могу быть уверен. Никто не может.

- Не может.

- А ты сама способна уверенно распознать своих?

- Ты имеешь в виду всякие там таинственные приметы вроде секретных
масонских знаков? Нет, но...

- Но что?

- Но мы можем узнать друг друга, если начнем говорить на своем языке.

- А как звучит титанианский? Я его слышал когда-нибудь?

- Возможно. Тут не так все просто. Понимаешь, титанианцы общаются
совсем иначе, чем остальные.

- Иначе?

- Не звуками и не жестами.

- А как же? Телепатия?

- Нет, мы говорим химически.

- Что?

- У нас химический язык - запахи, вкусовые ощущения, ощущения на
поверхности кожи и в глубине тела.

- Что-то ты мне плетешь.

- Ни в коем случае. Это - очень исхищренный язык, где все выражается
вариациями интенсивности и сочетаниями.

- Знаешь, я что-то даже не верю.

- Тебе это чуждо, вот и не веришь. Сейчас я буду говорить химически.
Готов воспринимать?

- Давай.

- Так что? - спросила Деми после нескольких секунд полного молчания.

- Ничего.

- Чувствуешь какой-нибудь запах? вкус? Вообще что-нибудь?

- Ничего.

- Вообще никаких ощущений?

- Только растущее убеждение, что все это просто жульническая уловка,
смысл которой... Нет. Подожди. Надо по-честному. На какой-то момент мне
показалось, что я вижу нечто вроде солнечного диска, вроде этих моих
шрамов,

- Ну вот! - широко улыбнулась Деми. - Ты все-таки слышал меня, однако
все это настолько чуждо тебе и незнакомо, что мозгу приходится переводить
принимаемый сигнал на язык привычных символов.

- Ты действительно сказала мне нечто, чему соответствует зрительный
образ солнечного диска?

Деми кивнула.

- Так что ты там говорила на своем химическом?

- Что ты - психованный, в конец запутавшийся маорийский мужчина, и я
люблю тебя, люблю всего, вплоть до этих самых шрамов.

- И ты все это сказала?

- Не только сказала, но так и думаю, особенно насчет шрамов. А ты,
дурачок, чего-то стесняешься...

- Кончай сострадание, я ненавижу такие штуки, - прорычал Уинтер. -
Так что же, - добавил он, - вы, титанианцы, так вот и вещаете все время на
своем химическом языке?

- Нет.

- А много вас среди людей?

- Не знаю, да, собственно, и не очень интересуюсь. Я интересуюсь
только тобой... и ты, Роуг, меня пугаешь.

- Не понимаю, чем.

- Стать таким холодным и аналитичным сразу же после... ну ты
понимаешь, после чего.

- Прости, пожалуйста, - несколько принужденно улыбнулся Уинтер. - Я
пытаюсь во всем этом разобраться.

- Зря я тебе сказала.

- А не надо было и говорить, ты показала. Необыкновенно и потрясающе,
я никогда и подумать бы не мог... А как ты попала сюда, на Землю?

- Я и родилась здесь. Я - вроде как подкидыш, а уж если точнее -
подменыш.

- Как это?

- Настоящая моя мать дружила с семейством Жеру, она была их врачом.
Не хочется вдаваться в ее историю, проговоришь до вечера.

- Ладно.

- Мне был всего месяц, когда умер первый ребенок Жеру, примерно
такого же возраста, как и я. Мать заменила мертвого младенца мной.

- Почему? Зачем?

- Ей нравилась эта семья, и она знала, что утрата первого ребенка
сломит их. Я не была у нее первой... ведь из нас дети сыплются легко и
быстро, как горошины из стручка.

- А твой отец - земной человек?

- Нет, мы можем рожать только от титанианцев. Нашим яйцеклеткам
чем-то не нравятся ваши сперматозоиды, а может - наоборот. Как бы там ни
было, мать решила, что мне будет полезно вырасти земной девочкой из
хорошей семьи. И ей ничто не мешает за мной приглядывать. Вот, собственно,
и все.

- Так значит, вы _с_п_о_с_о_б_н_ы_ любить?

- Мог бы и сам понять, Роуг.

- А вот я не понимаю, - беспомощно развел руками Уинтер. - Например,
эти разговорчики насчет краски для волос и стреляния глазками и прочем -
ведь все это просто камуфляж, титанианские фокусы, верно?

- Да. Я чувствую твои желания и стараюсь к ним приспособиться, но моя
любовь - не камуфляж.

- И ты можешь изменяться, как хочешь?

- Да.

- А какая ты в действительности?

- Как ты сам думаешь - на что похож титанианец в действительности?

- Не знаю, хоть убей. - Он смотрел на Деми озабоченно и даже
боязливо. - Ну, какой-нибудь там ослепительный сгусток энергии, или
бесформенная амеба, а может, вспышка молнии?

- Неудивительно, что ты места себе не находишь, - расхохоталась
девушка. - Поцелуй с напряжением в тысячу вольт - кто же не испугается! Но
ты скажи, на что похож в действительности ты сам?

- Ты же видишь и - в отличие от меня - можешь вполне доверять своим
глазам.

- Au contraire, m'sier [как раз наоборот, мсье (фр.)]. Я не увижу,
каков ты в действительности, до самой твоей смерти.

- Но это же чушь, какая-то нелепица.

- Да не совсем, - посерьезнела Деми. - Что такое настоящий ты, ты,
которого я люблю? Твой гений по части структур? Твои блестящие способности
журналиста - синэргика? Твой юмор? Твое обаяние? Твой изощренный,
аналитический ум? Нет. Настоящий ты в том, какое ты находишь
у_п_о_т_р_е_б_л_е_н_и_е_ всем этим великолепным качествам, что ты
создаешь, что оставляешь после себя - а кто же может определить это с
уверенностью, пока ты жив?

- Пожалуй верно, - неохотно согласился Уинтер.

- То же самое относится и к нам. Да, я способна изменяться,
приспосабливаться к ситуации или человеку - но совсем не к _л_ю_б_о_й
ситуации и не к _л_ю_б_о_м_у_ человеку. Настоящая я - это то, что я делаю
по собственной своей воле. А после смерти я приму ту форму, которую всегда
предпочитало мое глубинное, внутреннее "я". Вот это и буду настоящая я.

- А не заносит ли тебя в мистику?

- Ни в коем случае. - Жестом школьной учительницы, привлекающей
внимание класса к наглядному пособию, Деми постучала по кофейному столику.
Столик у Роуга был редкостный - из поперечного среза тюльпанного дерева с
Сатурна-шестого. - Посмотри на эти кольца. Каждое из них свидетельствует
об изменении, об адаптации, согласен?

Уинтер послушно кивнул.

- Однако при всех этих изменениях тюльпанное дерево оставалось
тюльпанным деревом?

- Да.

- Оно начиналось нежным, бессильным бутоном, из которого могло
вырасти что угодно, но Космический Дух сказал: "_Т_ы_ - тюльпанное дерево.
Расти и меняйся, как тебе вздумается, но и в жизни, и в смерти ты
останешься тюльпанным деревом". То же самое и с нами: мы меняемся, мы
адаптируемся - в пределах внутреннего своего естества.

Уинтер потряс головой, на его лице читалось удивление, смешанное с
недоверием.

- Да, мы полиморфны, - продолжала девушка, - но мы живем,
адаптируемся, боремся за существование, влюбляемся...

- И разыгрываете с нами такие вот веселенькие любовные игры, -
прервал ее Уинтер.

- А что тут такого, - обожгла его взглядом Деми. - Разве любовь - не
веселье? Да ты, Уинтер, часом не сдурел? Никак ты считаешь, что любовь
должна быть мрачной, глухой, отчаянной, безнадежной, вроде как в старинных
русских пьесах? Вот уж не подозревала в тебе такой инфантильности.

Несколько секунд Роуг ошарашенно молчал, а потом затрясся от смеха.

- Ну, Деми, черти бы тебя драли! Ведь ты снова изменилась, только
каким местом сумела ты понять, что мне нужен строгий учитель?

- Не знаю, милый. - Теперь она тоже смеялась. - Возможно - левым
глазом. Обычно я только смутно ощущаю, что именно сейчас нужно. В конце
концов я только наполовину человек, а влюбилась и вообще впервые, так что
нельзя с меня много спрашивать.

- Никогда, никогда не меняйся, - улыбнулся Роуг. - Только что это за
хрень я несу?

- Ты хотел сказать, что я должна изменяться только для тебя. - Деми
взяла его за руку. - Пошли, суперлюбовник.