Чтение 10–й страницы книги ~Кадилак Долана~

прекратите. Уже слышался шум мотора. Долан. Старики. Дама за рулем.
Тигр. Долан. Ста...

- Элизабет, помоги мне! - простонал я.

Милый, у него никогда, на протяжении всей жизни, не было зеленого
"кадиллака", прозвучал словно по заказу ее голос. И никогда не будет.
Это не он.

Головная боль прошла. Я заставил себя встать, вытянуть руку с
поднятым вверх большим пальцем.

В "кадиллаке" не было стариков, не было там и Додана. В машину
втиснулось с дюжину хористок из Лас-Вегаса и преклонных лет плейбой в
самой большой ковбойской шляпе и Сеемых темных очках, которые я
когда-либо видел. Одна из хористок окинула меня равнодушным взглядом,
и "кадиллак", хрустнув шинами по гравию, свернул на объездную дорогу.

Медленно, чувствуя себя до предела измученным, я снова поднял
бинокль. И увидел его.

Невозможно было ошибиться в "кадиллаке", показавшемся на дальнем
конце прямого трехмильного отрезка, - он был серебристо-серым, как
небо над головой, но выделялся с поразительной четкостью на фоне
темно-коричневых холмов на востоке.

Это был он - Долан. В одно мгновение исчезли сомнения и
нерешительность. Теперь они казались далекими и глупыми. Это был
Долан, и мне не нужно было видеть серебристо-серый "кадиллак", чтобы
понять это.

Я не знал, доходит ли до него мой запах, но его запах я
чувствовал.

***

Теперь, когда я знал, что он приближается, мне стало легче
передвигать усталые ноги.

Я вернулся к огромному знаку "Объезд" и опрокинул его в кювет
надписью вниз, накрыл брезентом песочного цвета и засыпал пригоршнями
песка круг, на который он опирался. Общее впечатление не было столь
идеальным, как поддельная полоса шоссе, но мне казалось, сойдет и так.

Теперь я подбежал к следующей возвышенности, на которой оставил
фургон, представлявший сейчас собой еще одну декорацию - машина,
временно брошенная владельцем, который ушел то ли за новой покрышкой,
то ли отремонтировать старую.

Я забрался в кабину фургона и улегся на сиденье, чувствуя, как
колотится сердце.

И снова потянулось время. Я лежал, прислушиваясь к шуму
приближающегося автомобиля, а его все не было, и не было, и не было.

Они свернули. Долан в последний момент почуял ловушку.., или
что-то показалось подозрительным ему или кому-то из его людей.., и они
свернули.

Я лежал на сиденье, спина моя горела от нестерпимой боли, глаза
крепко зажмурены, словно это позволяло мне лучше слышать. Это звук
мотора?

Нет - всего лишь ветер, задувавший теперь с такой силой, что
горсти песка летели в борт фургона. Нет, не приедут. Свернули в объезд
или поехали обратно. Всего лишь ветер. Свернули в объезд или...

Нет, это не просто ветер, это был шум мотора. Его звук нарастал, и
через несколько секунд автомобиль - один-единственный автомобиль -
промчался мимо меня.

Я сел и схватился руками за руль - мне нужно было держаться за
что-то - и глядел вперед через ветровое стекло выпученными глазами,
прикусив язык.

Серебристо-серый "кадиллак" плавно скользил по склону, приближаясь
к ровной поверхности шоссе со скоростью пятьдесят миль в час или чуть
быстрее. У "кадиллака" даже не вспыхнули тормозные огни. Они не
почуяли ловушки. У них не возникло ни малейшего сомнения до самого
конца.

Произошло следующее: внезапно "кадиллак" поехал не по поверхности
шоссе, а углубляясь в него. Иллюзия асфальтового покрытия была
настолько убедительна, что у меня закружилась голова, хотя я сам
создал эту иллюзию. Сначала "кадиллак" Додана погрузился до середины
колес, затем до уровня дверей. Мне пришла в голову причудливая мысль:
если "Дженерал моторе" захочет выпускать роскошные подводные лодки,
при погружении они будут выглядеть именно так.

До меня доносился хруст ломающихся деревянных реек, поддерживающих
брезент. И я услышал треск рвущегося брезента.

Все это длилось меньше трех секунд, но эти три секунды я запомню
на всю жизнь.

У меня создалось впечатление, что от "кадиллака" над поверхностью
шоссе остались только крыша и пара дюймов поляризованных стекол. Затем
послышался громкий тупой удар - звук бьющегося стекла и сминаемого
металла. В воздух поднялось облако пыли, которое порывом ветра унесло
вдаль.

Мне хотелось скорее пойти к этому месту, но сначала нужно было
привести в порядок знаки, указывающие на объезд. Мне не хотелось,
чтобы нас прерывали.

Я вышел из фургона, достал снятое колесо, поставил его на прежнее
место и вручную затянул все шесть гаек. Я затяну их туже потом; пока
мне нужно было всего лишь подъехать к тому месту, где начинается
объезд.

Трясущимися руками я выдернул домкрат и рысцой подбежал к задним
дверям фургона. Остановился и прислушался, наклонив голову. Я слышал
вой ветра.

А из длинной продолговатой ямы на дороге доносились крики.., или,
может быть, стоны.

Я быстро вывел фургон на дорогу. Снова вылез, открыл задние дверцы
и достал яркие дорожные конусы. И постоянно прислушивался, не
приближается ли какая еще машина, но ветер был слишком силен. К тому
моменту, когда я услышу приближающийся автомобиль, он будет уже рядом.

Я соскользнул в кювет, проехал вниз на заднице и остановился на
самом дне. Здесь я сдернул кусок брезента с большого знака "Объезд", с
трудом выволок его на дорогу и установил на место. Потом подошел к
фургону и захлопнул дверцы. Устанавливать на место стрелку и
подключать ее к аккумулятору у меня не было ни малейшего желания.

Далее я переехал на противоположную сторону возвышенности,
остановился вне пределов видимости объезда и как следует закрепил
гайки на колесе. Отдельные крики теперь прекратились, зато
неумолкающие вопли стали гораздо громче.

Я не спешил, затягивая гайки. Меня ничуть не беспокоило, что они
могут выбраться из "кадиллака" и напасть на меня или просто убежать в
пустыню, потому что выбраться из автомобиля они не могли. Ловушка
сработала идеально. "Кадиллак" стоял сейчас на колесах в дальней части
траншеи, причем дверцы с каждой стороны упирались в стены вырытой
могилы. Трое мужчин, не сходящихся внутри, не могли открыть их даже
для того, чтобы высунуть ногу. Не могли они опустить и стекла в окнах,
потому что стекла опускались с помощью электрических
стеклоподъемников, а аккумуляторная батарея превратилась в кучу
металла и пластика, смоченную кислотой, где-то рядом с расплющенным
двигателем.

Водитель и телохранитель, сидящий с ним рядом, на переднем
сиденье, тоже, по-видимому, оказались раздавлены силой удара, но это
меня не касалось. Я знал, что кто-то все еще жив в машине, равно как
мне было известно, что Долан всегда ездил на заднем сиденье и
аккуратно пристегивал ремень, как и полагается добропорядочному
гражданину.

Надежно затянув гайки на колесе, я направил фургон к широкой
мелкой части траншеи и вышел из кабины.

Деревянные планки большей частью сломались, остальные торчали из
асфальта. Брезентовая "дорога" комом лежала на дне траншеи - смятая,
разорванная и спутанная, похожая на сброшенную змеиную кожу.

Я подошел к глубокому концу траншеи и увидел "кадиллак" Додана.

Капот его был полностью смят. Он превратился в гармошку и вдавился
в салон. Беспорядочная куча металла, резины, шлангов - все это было
покрыто песком и глиной, осыпавшимися сверху в момент удара. Слышался
шипящий звук, стекала и капала какая-то жидкость. В воздухе ощущался
ледяной алкогольный запах антифриза.

Меня беспокоило ветровое стекло. Нельзя было исключить вероятность
того, что оно разобьется и Долан получит возможность выбраться из
машины. Впрочем, шанс был невелик. Я уже говорил, что автомобили
Делана строились в соответствии с требованиями диктаторов и военных
деспотов, поэтому ветровое стекло не должно было разбиться, и оно не
разбилось.

Заднее стекло "кадиллака" было еще прочнее, поскольку его площадь
меньше. Долан не мог разбить его - по крайней мере не за то время,
которое я намеревался ему дать, -и он не решится стрелять в стекло.
Стрельба в пуленепробиваемое стекло является вариантом русской
рулетки. Пуля оставляет на стекле всего лишь маленькую белую царапину
и отлетает рикошетом внутрь машины.

Я не сомневался, что он сумел бы выбраться из "кадиллака", окажись
в его распоряжении достаточно времени, но я находился рядом и не
собирался предоставить ему эту возможность.

Я поддал кучу грунта ногой, и на крышу автомобиля посыпался
песчаный дождь. Реакция была немедленной.