не может иметь той противоречивой отрицательной сущности которую имеют эти
последние, и должно заключать в себе некоторую положительную природу.
(не патологическая) интуиция есть непременно группа высказанных, усмотренных
или иным путем в мысли осуществленных суждений о том "нечто", которое всем
предстоит, о том X, в котором все находятся, о той неизвестной
"действительности", которая прямо или косвенно является субъектом всех
возможных суждений, ибо все суждения состоят или в предицировании этого X
как субъекта, или в предицировании других субъектов, всегда обусловленных
своей подчиненностью, своим внутренним тождеством с этим X. Но мы только что
установили, что всякое суждение по существу утвердительно, что не может быть
суждения всецело отрицательного. В таком случае не может существовать и
группы суждений, в которой бы отрицания было бы больше, чем утверждения.
Другими словами, всякая точка зрения, всякий тип миросозерцания или
мирочувствия в силу природы самой мысли неизбежно и необходимо что-нибудь
утверждает об X, т.е. о том "нечто", о той неизвестной действительности,
которая, как сказано, прямо или косвенно предицируется в каждом суждении.
Нет двух типов мировоззрений, из которых одно утверждает, другое отрицает.
Это благочестивая выдумка - pia fraus , пущенная в оборот скептиками и с
удовольствием поддерживаемая так называемым критицизмом. Возможен только
один тип мировоззрения - утвердительный. Все сначала что-нибудь об X
утверждают, и только что-нибудь утвердивши, получают возможность строить
дальше системы мнимого отрицания истинного знания (скептицизма) или системы
мнимофатального ограничения знания (феноменализм). Конечно, эти
первоначальные доскептические (а также послескептические и докритические), а
также послекритические утверждения так тщательно и заботливо скрываются от
посторонних глаз, что сами auctor'ы их о них забывают и с полной невинностью
неведения сознают себя истинными скептиками и истинно трансцендентальными
философами. Но это после всего вышесказанного не помешает нам понять
коренную неосуществимость всех попыток путем некоторых скрытых утверждений
уничтожать самую идею положительного знания.
если всякое мировоззрение, состоящее необходимо из группы суждений, прежде
чем начать отрицать или ограничивать, уже нечто об X утверждает, тогда
существенная разница между положительными системами воззрений и
отрицательными, с точки зрения будто бы большей критичности последних -
совершенно исчезает. Тогда вся разница между ними сведется лишь к одной
внутренней содержательности.
утверждения необходимо является то X, то неизвестное, тот загадочный мир,
который и скептиков, и догматиков, и трансцендентальных философов окружает
одинаково загадочным, одинаково безусловным и непостижимым образом. Всякое
утверждение прямо или косвенно, но всегда всецело относится именно к этому
X, и суждение, которое чего-нибудь об этом Х не утверждало - прямо
немыслимо, невозможно - есть ens rationis, ens imaginationis .
судящей мысли. Всякое утверждение, для смертных неизбежное, есть та или иная
разгадка этого X; что бы ни утверждал философ, мало ли, много ли, хорошо или
плохо, возвышенно или низменно, глубоко или поверхностно, наконец, явно или
скрыто - задания у всех одинаковы.
может превысить величины самой задачи, необъятности самого факта наличности
Сфинкса перед сознанием человека, неизбежной данности X'а.
в чем находится мысль, чего мысль не может создать уже потому, что сама
мысль есть один из моментов этой загадки. Но если так, тогда всякое
утверждение (неизбежно утверждение), лежащее в основе какой угодно группы
суждений об этом Х (т.е. какой угодно философии) - есть не что иное, как
разгадка вселенского X, есть не что иное, как притязание быть тем Словом,
тем мудрым постижением, от которого Сфинкс должен свалиться в бездну
небытия. Священные Фивы, около которых залегло чудовище, требуя или
непрерывных человеческих жертв, или разгадки - это не есть случайное
измышление религиозной фантазии греков - это есть основной и первичный факт
человеческого сознания; это есть нечто, безусловно присущее мысли как
таковой; это есть то темное основание, тот таинственный корень, из которых
оно вырастает и в которых оно себя находит в первый же миг своего
зарождения.
были те группы суждений, которые на основе его вырастают - все они,
неизбежно являясь мировой разгадкой - одинаково притязательны, ибо все
притязают быть решением той задачи, размеры которой безусловно даны и
неизменны. Скептики и критицисты пребывают в жестоком самообмане , думая,
что они более скромны и умеренны в своих притязаниях. Дерзновения и
притязания у всех одинаковы. Очевидно, дело не в величине притязаний,
никогда не могущей превысить величину безусловно данной и при всякой мысли
неизбежной задачи, а в том соответствии сил и творческой мощи, которая
существует между величиной задачи, между бесконечным многоразличием
отдельных сторон и видов мировой загадки и теми попытками разрешить задачу,
которые в идее должны всесторонне охватывать и покрывать все ее бесконечные
стороны.
философского сомнения. Его истинная задача не в том, чтобы суживать рамки
философского искания, не в том, чтобы уменьшать размеры и величину задачи,
стоящей перед философом. Истинная природа философского сомнения заключается
в вечно живом искании такой философии, которая соответствовала бы размерам
загадки. Корень такого сомнения в все более глубоком проникании в сущность
загадки, в растущем удивлении перед противоречиями всего данного, а два
ствола такого сомнения - творчество положительных взглядов, созидание все
новых постижений - и идущая рука об руку с этим критика всех существующих
мировоззрений как недостаточно охватывающих мировую загадку, как
недостаточно ею проникнутых, как не вполне адекватных этой загадке. Задача
философского сомнения чисто положительная: в каждом данном вопросе, в каждой
детали проблемы - устранять и разбивать положительные воззрения, свои или
чужие, лишь для того, чтобы заменить их другими, более гибкими, более
обширными, более живыми. К негативу вселенской загадки нужно найти позитив.
Ложность того или другого позитива не в том, что он позитив, а в том, что он
не соответствует негативу, недостаточно с ним считается, искаженно его
воспроизводит. Но сама идея позитива есть та идея, без которой нет
философии, и всякая критика позитива какой-нибудь философской системы есть,
в существе, созидание нового позитива, попытка на почве, расчищенной другими
философами, возвести новое здание, создать новое положительное
мировоззрение. И только созидатели новых положительных мировоззрений суть
истинные философы. И только в их руках и в их творчестве становятся ценными
и годными к употреблению те "сомнения" и те "ограничения", которые имеются в
скептических или критических системах воззрений. В последних эти сомнения не
имеют самостоятельной, безотносительной ценности потому, что испорчены своей
логической зависимостью от тех скверных, скрываемых позитивов, которые
необходимо имеются в философских карманах каждого представителя
архискептической и архикритической системы воззрений.
данной, готовой формы утверждения с тем идеально-полным и совершенным
утверждением, которое требуется размерами и характером вселенской загадки. В
то время как созидается утверждение, сомнение изнутри, музыкально, проникая
его, направляет внимание на оценку, на взвешивание, которые масштабом своим
имеют идеальное утверждение, лятентно содержащееся в мысли как единственной
потенции истины. Вот это-то взвешивание и есть истинное содержание сомнения;
оно носит положительную природу, ибо, необходимо являясь переходным
моментом, оно полно семенами новых утверждений, оно есть зачатие новых,
более совершенных положительных концепций. И в существе своем это
взвешивание, эта оценка есть зарождение нового суждения. В этом отношении
разум совершенно подобен совести, а сомнение раскаянию. Раскаяние полно
положительного содержания. Если осуществленный акт воли не удовлетворяет
совесть, то раскаяние, в котором осуществляется неудовлетворенность совести,
есть не простое отрицание уже совершенного, а некоторое начало нового
действия (хотя бы в идее). "Сомнение" скептиков так же относится к
философскому сомнению, как "отчаяние" к покаянию. И поскольку отчаяние не
есть истинное отрицание совершенного (отречение от него), постольку и
"сомнение" скептиков не есть истинное отрицание не удовлетворяющих высшего
разума утверждений. Как скверное действие истинно отрицается лишь хорошим
действием (т.е. актом воли, хотя бы и чисто внутренним), так и скверное,
недостаточное утверждение истинно отвергается лишь новым актом суждения,
новым, более совершенным и внимательным утверждением. Известную фразу
итальянского ученого - i veri cotinuatori di una dottina sono coloro che la
negano - можно перевернуть обратно: истинно отрицать - скажем общее -
какую-нибудь мысль может лишь тот, кто ее развивает, кто ее продолжает.
корня философского сомнения, его подземного "как"?
каком виде предстанет нам чистая энергия философского сомнения, его
несмешанное, основное качество? его, выражаясь прекрасным стоическим
термином, t?noj ?
обращено в процессе философского испытывания вещей: вперед или назад?
воздержания. Сомнение, обратная сторона увлечения, созидания, веры. Если
творческий порыв мысли, выходя как бы из берегов, подымается в своем
увлечении кверху, то сила сомнения вызывает обратный процесс - понижения,
задержки и остановки. Пока сомнение замедляет, понижает и останавливает, оно
Березин Федор
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей
Андреев Николай