Чтение 10–й страницы книги ~Поздний ребенок~

день рано утром вместе с Людмилой отправиться на вокзал.

Два чемодана стояли возле стены, прижавшись друг к другу: один --
огромный, перепоясанный ремнями и чуть-чуть покорябанный, а другой --
аккуратный, без единой царапинки и даже попахивающий духами (я почувствовал
это, когда ставил его к стене).

Мне казалось, что кто-то ввинтил в люстру новые лампочки, более сильные:
так сверкали на столе рюмки, бокалы, тарелки. Я не видел раньше этой
посуды. В последнее время мама доставала из шкафа все, что берегла для
какого-то особенного, торжественного события.

В центре стола был любимый отцовский графин, в котором плавали желтые
корки. Иван поставил рядом с ним бутылку шампанского и коньяк.

Мама отозвала меня в сторону, попросила сбегать в магазин за фруктовой
водой.

-- Для отца, -- шепнула она. -- Я не хочу, чтобы он сегодня пил это...
Очень волнуется!

Когда я возвращался с тремя бутылками лимонада, меня встретил на
лестнице дядя Леня. Мне казалось, он только и делает, что ходит по
лестнице, отпирает и запирает дверь: очень уж часто я встречал его.

-- У кого-нибудь день рождения? -- спросил дядя Леня. -- Утром мама
несла бутылки. Теперь ты...

-- Да, день рождения!

-- Кто же родился?..

"Если сказать, что Людмила или кто-нибудь другой из нашей семьи, он
побежит за подарком", -- решил я.

-- У кого же сегодня праздник? -- повторил дядя Леня.

-- У маминого племянника. Он одинок. И вот мы устроили... Для него!

-- Это понятно, -- сказал дядя Леня.

И, как всегда после моего ответа, полез ключом в замочную скважину.

Дома все ждали меня. Мама вытерла бутылки лимонада и поставила их на
стол.

-- Твой напиток, -- тихо сказала она отцу.

-- Куда ты, удаль прежняя, девалась?.. -- пропел отец из "Царской
невесты". И добавил обыкновенно, по-человечески: -- Да никуда не девалась!
Вот она, здесь...

Отец взял два чемодана, стоявшие у стены, и вскинул их вверх, как
спортсмен, поднимающий гири.

-- Иван и Людмила! -- воскликнул он, потрясая в воздухе чемоданами.

-- Есть еще порох в пороховницах! -- восхитился Иван.

-- Есть! -- ответил отец.

Чемоданы рухнули на пол... Отец застыл с поднятыми руками.

-- Что такое? -- тихо спросила мама.

Отец открыл рот, но не смог ничего ответить. Он шевелил губами, словно
вспоминал про себя какую-то арию или песню...

Иван подошел к отцу. Я не понимаю, как это получилось, но через
какую-нибудь минуту отец уже лежал на диване. Как Иван перенес его? Взвалил
ли себе на плечи? Или взял на руки, как ребенка? Я просто не видел.

Отец был выше Ивана, шире в плечах, тяжелее, и я не представляю себе,
как Иван смог его дотащить. Так быстро, так осторожно... И мы застыли на
месте, будто состояние отца передалось нам, и даже не помогли.

Потом все трое, как по команде, мы ожили и очутились возле дивана.

-- Кол... -- прошептал отец. -- Кол... загнали сюда... -- И положил руку
на сердце.

-- Не шевелись! -- приказала Людмила. И побежала в другую комнату.

Мама стала водить тряпкой по спинке дивана, тихо, бессмысленно.

-- Это бывает... -- Иван тяжело дышал, но улыбался. -- Пройдет!

Он сказал так уверенно, будто с ним это случалось уже не раз.

-- Что же делать? -- спросила мама.

Людмила вошла в комнату с пузырьком и кусочком сахара. По всему куску
расползлась желтая капля. Отец взял сахар в рот, под язык.

-- Сейчас сбегаю! За врачом... -- сказал я. И бросился в коридор, потом
вниз по лестнице. Только бы он был дома!.. В этот миг дядя Леня казался мне
самым нужным, самым важным, самым значительным человеком на свете. Мне
казалось, что все, все в мире зависит сейчас от него!

Должно быть, он понял это, потому что не стал задавать вопросов: хочет
ли Людмила, чтоб он пришел, или не хочет? Он взял коричневую пластмассовую
коробку, потом блестящую, металлическую, еще что-то засунул в карман и
побежал за мной прямо в чем был -- в ковбойке с распахнутым воротом и
засученными рукавами, в пижамных штанах и тапочках.

Когда он вошел к нам, то чуть-чуть зажмурился от яркого света. Все было
праздничным и нарядным: рюмки, тарелки, бутылки, графин с желтыми корками,
шампанское и коньяк, Людмилино и мамино платья, модный костюм Ивана. Даже
отец лежал на диване в каком-то парадном виде: мама гладила сегодня пиджак
и брюки, дала ему новую нейлоновую рубашку.

Людмила сидела рядом на стуле и держала в своей руке руку отца. Мама
присела на край дивана и по-прежнему водила тряпкой по его деревянной
спинке.

Иван уже отдышался, но стоял все на том же месте. Когда мы вошли, он
сказал:

-- Вот сейчас врач подтвердит: это спазм. Простая история! Спазм
проходит. Вообще нет безвыходных положений. А тут -- простая история...

Я верил Ивану. Мне казалось, в его присутствии не может случиться ничего
страшного, непоправимого.

Людмила выпрямилась, поднялась, указала на стул дяде Лене.

Дядя Леня измерил отцу давление. Аппарат был в той самой коричневой
коробке. Потом расстегнул отцу нейлоновую рубашку, снял галстук, засунул
себе в уши концы резиновых трубок и стал слушать сердце.

Наконец он поднялся и спросил у отца:

-- Что вы чувствуете?

-- Кол... -- прошептал отец. -- Будто загнали кол...

-- Так... Понятно. Вы не волнуйтесь. Племянник правильно говорит: это
спазм. Просто спазм... Сейчас сделаю вам укол. И все сразу пройдет! Но
вставать нельзя. И нельзя шевелиться. В первое время...

Никто даже не удивился, что он назвал Ивана племянником. Только я это
заметил.

После укола отцу стало легче. Он улыбнулся -- так, еле-еле...

Тогда дядя Леня увидел чемоданы, валявшиеся посреди комнаты, будто
кто-то их расшвырял. Он удивленно посмотрел на один чемодан, потом на
другой, потом на меня... А потом заметил свои пижамные брюки и сразу
заторопился:

-- Я больше не нужен.

-- Спасибо тебе, -- сказала Людмила.

Они были на "ты". Еще с детства.

Мы с Людмилой пошли провожать дядю Леню. В коридоре он засунул дужки
очков в рот, словно нарочно, чтобы было не очень ясно слышно то, что он
скажет:

-- По-моему, это инфаркт... Надо бы "неотложку".

-- Уже позвонили, -- сказала Людмила, -- Значит, ты думаешь?..

Войдя в комнату, сестра улыбнулась отцу:

-- Вот видишь: все не так страшно. Первый раз в жизни она сказала
неправду. А я опять пошел в коридор. Я там ждал "неотложку", чтобы она при
отце подтвердила слова Людмилы: "Все не так страшно..."

10

Иван уехал один. После того, как отцу разрешили повернуться набок.

Отец так и лежал на диване, куда принес его на руках Иван.

Приходили врачи, один раз мы с Иваном привезли профессора на такси. Нам
советовали отправить отца в больницу:

-- Теперь мы транспортируем инфарктников. Новый метод!

После врачей мы бежали за дядей Леней,

-- Видите ли, -- говорил он, -- новые методы не хочется проверять на
близких. Лучше уж дома обеспечить уход... Я буду к вам заходить.

Он заходил каждый день. По вечерам, когда дома была Людмила. У себя, на
втором этаже, он все время теперь был в таком виде, будто собирался на
концерт или в театр: а вдруг мы за ним прибежим?

Дядя Леня был всего лишь зубным врачом, но мы делали то, что советовал
он.

-- Да-а... Транспортировка инфарктников? -- рассуждал он, засунув в рот
пластмассовые дужки очков. -- Это слишком серьезно. Нельзя рисковать.

-- Если б у вас было что-то серьезное, -- объяснял потом отцу Иван, --
вас бы сразу же отвезли в больницу. Все познается в сравнении! Знаете ли вы
хоть одного инфарктника, которого бы не отвезли? Я говорю о последнем
времени, когда победил новый метод.

-- Убедительно, -- говорил отец. И напевал из "Сомнения" Глинки: --
Усни, беспокойное сердце!..

-- Правильно, -- соглашался Иван. -- Повернитесь на правый бок и усните.
Благо вам теперь можно ворочаться. Сон -- лекарство номер один!

Профессор советовал:

-- Надо сказать ему, что это инфаркт. Тогда мобилизуются нервы, он
устремит себя на борьбу!

Профессор был стар, но отстаивал новые методы.

-- Видите ли... -- рассуждал дядя Леня, когда профессор ушел. --
Человеку свойственно верить в лучшее. И надеяться... Есть точка зрения, что
и о самых ужасных недугах следует сообщать. Но ведь даже врачи забывают о
симптомах страшной болезни, когда сами ею заболевают. Мы всегда оставляем
место надежде. Не хочется верить в худшее. Так зачем сообщать7.. Нужны
положительные эмоции!

-- Все познается в сравнении! -- объяснял позже отцу Иван. -- Хоть от
кого-нибудь из ваших знакомых-инфарктников разве скрывали диагноз? Нет, не
скрывали? Вот видите. Новые методы побеждают! И для вас бы не сделали