Чтение 10–й страницы книги ~Саша и Шура~

ней: ведь там, в тетрадке, были советы нашей учительницы русского языка,
как лучше мне подготовиться к переэкзаменовке. Я вырвал тетрадку:

- Это не стихи... Это... совсем другое...

- Ой, как же не стихи? Опять обманываешь, да?

- То есть там стихи... Но я еще не могу их показать. Я еще...

- Ой, покажи! Покажи! Прямо любопытно до ужаса!

- Нет-нет, - сказал я, поспешно пряча тетрадь под скатерть. - Сейчас
нельзя... Я еще не обработал как следует. Вот обработаю - и тогда
обязательно прочитаю...

- Новое стихотворение, да?

Я неопределенно пожал плечами.

- Ой, понимаю! Писатели всегда много раз переписывают свои произведения.
Вот Лев Толстой, например, "Войну и мир" семь раз переписывал. Я сама
где-то читала...

Через секунду она пришла в восторг от нового открытия:

- Ой, Шура, а у тебя ведь и имя такое поэтическое - Александр! Как у
Пушкина.

Не знаю, с кем бы еще на радостях сравнила меня Липучка, но тут, к счастью,
появился Саша.

САШИНА ТАЙНА

Он был очень серьезен. И, как всегда в такие минуты, руки заложил за спину,
глядел исподлобья и нетерпеливо покусывал нижнюю губу. А говорил коротко,
отрывисто, вроде бы приказания отдавал:

- Ну-ка, выйди, Липучка. Прогуляйся! Липучка независимо устремила в потолок
свои глаза и нос, усыпанный веснушками:

- А чего ты распоряжаешься в чужой комнате?.. Шура, мне можно остаться?

Я взглянул на Сашу, потом на Липучку, потом на пол и неопределенно пожал
плечами.

- Секреты, да? - насмешливо спросила Липучка. - Говорите, что девчонки
секретничают. А сами? Мы с Сашей молчали.

- Значит, мне уходить, да?

- Вот-вот, прогуляйся, - с беспощадной твердостью произнес Саша.

- Прогуляться? Хорошо, ладно. Я ухожу... Мужчины, называется! Кавалеры!
Рыцари! Мушкетеры!.. Веник бы никогда так не поступил. Потому что он
действительно образованный... И очень интеллигентный. Настоящий москвич!

Это уж был выстрел в мою сторону. Боясь, что промахнулась или слишком легко
ранила меня, Липучка взглянула в упор своими зелеными глазищами:

- А еще поэт! Пушкин!

Она так хлопнула дверью, что легкая деревянная чернильница на столе
подпрыгнула и на скатерти появилось маленькое фиолетовое пятнышко - уже не
первое со времени моего приезда в Белогорск.

- Зачем ты ее так? - спросил я Сашу.

- Дело потому что... важное!

Так как Саша был капитаном нашего корабля, я спросил:

- Задание какое-нибудь? Приказ?

- Нет. Просьба.

- Просьба? Ко мне?

- Да, к тебе. И не перебивай. Тайну мою узнать хочешь? Я, кажется, второй
раз в жизни почувствовал, что у меня, где-то под левым кармашком, есть
сердце и что оно довольно-таки сильно колотится (первый раз я почувствовал
это, когда учительница объявляла фамилии двоечников, получивших
переэкзаменовку). И еще я понял - как это верно говорят: "Он вырос от
гордости!" Мне и правда показалось, что я стал чуть-чуть выше ростом.
Значит, Саша теперь доверяет мне, как самому себе! Доверяет свою тайну,
такую важную, что он из-за нее даже не поехал в туристический поход! Такую
важную, что она привязывает его и наш плот вместе с ним к Белогорску! И он
еще спрашивает, хочу ли я узнать ее!..

- В общем, дело ясное, - сказал Саша. - У меня - переэкзаменовка. Понятно?

Я как-то машинально присел на стул:

- У тебя?.. Переэкзаменовка?..

- Ага. Пишу я плохо. С ошибками. Понимаешь? Вот и схватил двойку. Поможешь,
а?

- Кто? Я? Тебе?

- Да, ты - мне. Ясное дело, не я тебе. Ведь ты же образованный, культурный.
Поэт! Липучка сегодня уши всем прожужжала. Как она мне "Пионерку" показала,
так я сразу решил: попрошу Шурку! И вот... Согласен?..

Я даже не мог неопределенно пожать плечами - так и сидел раскрыв рот,
словно рыба. И молчал тоже как рыба. Мой вид не понравился Саше.

- Смотри, в обморок не кувырнись. Побледнел, как Веник. Не хочешь помогать
- так и скажи. Без тебя обойдусь.

Тут наконец у меня прорезался голос. Правда, чей-то чужой - слабенький,
неуверенный, - но все же прорезался:

- Да что ты, Саша! Я с удовольствием... Только у меня нет... этого... как
его... педагогического опыта...

- И не надо. Ты просто будешь мне диктанты устраивать и проверять ошибки.
Понятно?

- Понятно...

Я буду проверять ошибки! И почему я честно, как вот Саша сейчас, не
рассказал о своей несчастной двойке? Вернее, несчастная была не двойка, а я
сам. Зачем я, как дурак, пожимал плечами? Эти мысли уже не первый раз
приходили мне в голову. Но раскаиваться было поздно. И нужно было не выдать
своего волнения.

- И это вся тайна? - с наигранным спокойствием спросил я.

- Вся.

- А я-то думал!..

- Мало что ты думал.

Да, я действительно думал мало, иначе не попал бы в такое глупое положение.

- И ты из-за такой ерунды не пошел в туристический поход? И наш корабль к
городу привязал? - неестественным голосом удивлялся я.

- Это не ерунда. Я должен сдать экзамен, - очень решительно сказал Саша. -
Понятно? Лопну, а сдам! Осенью отец с матерью из геологической разведки
приедут - я им обещал.

- А-а! Они, значит, осенью приедут? А у тебя, значит, переэкзаменовка?

От растерянности я, кажется, говорил не совсем складно.

- И еще я Нине Петровне обещал. Учительнице нашей. Она не хотела в деревню
уезжать из-за меня. А я уговорил: сам, сказал, подготовлюсь. Понятно?

- Не совсем. Она тебе двойку вкатила, все лето тебе испортила, а ты о ней
заботишься?

- Сам я все испортил!.. В общем, согласен помочь или нет? Я смотрел на Сашу
с таким удивлением, будто он с другой планеты свалился. Защищает
учительницу, которая ему Двойку поставила! И от похода отказался. Странный
он парень! Так мне казалось тогда.

Не дождавшись ответа, Саша твердыми, злыми шагами направился к двери. Что
было делать? Не думая о том, как все повернется дальше, я догнал Сашу:

- Буду помогать тебе! Конечно, буду! Это же очень легко... и просто. Будем
заниматься прямо с утра до вечера. Хочешь?

- Не хочу, а придется, - ответил Саша.

Я СТАНОВЛЮСЬ УЧИТЕЛЕМ

Весь следующий день я с утра до вечера овладевал своей новой профессией -
готовился преподавать. И только тогда я понял, как это трудно - быть
учителем. Правда, настоящим учителям все-таки гораздо легче, чем было мне:
они ведь хорошо знают то, чему обучают других. Я же собирался учить Сашу
грамматике, а сам разбирался в ней не лучше, чем наш Паразит в правилах
уличного движения.

Теперь уж мне не надо было сбрасывать учебники и тетради под стол. Я мог
заниматься совершенно открыто: ведь я старался не для себя, а для другого,
то есть совершал благородное дело.

Дедушка, оказывается, знал о Сашиной переэкзаменовке.

- Молодец! - похвалил он меня. - Видишь, как это приятно - хорошо учиться:
всегда можешь помочь товарищу.

"Сперва приналягу на правила, - решил я. - Все-таки выдолбить и пересказать
правила не так уж трудно. Начну с безударных гласных, чтобы и самому тоже
польза была..."

К полудню все правила о правописании безударных гласных были выучены
назубок. А как быть с диктантами? Диктовать я, конечно, смогу: слава богу,
читать еще не разучился. Но как же я буду проверять то, что написано Сашей,
если сам ничего не знаю? Может быть, каждую фразу сверять с книжкой? Нет,
неудобно. Саша сразу догадается, какой я грамотей. Что же делать?

В конце концов я придумал: вызубрю наизусть какой-нибудь кусочек из Гоголя.
Совсем наизусть! Запомню, как пишется каждое слово и где какой знак стоит.

Я нашел свое любимое местечко из "Повести о том, как поссорился Иван
Иванович с Иваном Никифоровичем" и стал зубрить, начиная со знаменитых слов
Ивана Никифоровича:

"Поцелуйтесь со своею свиньею, а коли не хотите, так с чертом!"

" - О! вас зацепи только! - зубрил я дальше. - Увидите: нашпигуют вам на
том свете язык горячими иголками за такие богомерзкие слова. После
разговору с вами нужно и лицо и руки умыть и самому окуриться.

- Позвольте, Иван Иванович: ружье вещь благородная, самая любопытная
забава, притом и украшение в комнате приятное...

- Вы, Иван Никифорович, разносились так с своим ружьем, как дурень с
писаною торбою, - сказал Иван Иванович с досадою, потому что действительно
начинал уже сердиться.

- А вы, Иван Иванович, настоящий гусак..." - и так далее. Всегда я прямо до
слез хохотал, читая все это. А сейчас я радовался только тому, что в
отрывке было много безударных гласных. "Здорово писал Гоголь! - думал я. -
Сколько безударных наставил! Прямо в каждой фразе. Вот уж попыхтит завтра
Сашенька!"

Я еще повторил отрывок вслух раза три, потом раза три переписал его, потом
начал декламировать. В общем, к вечеру мне казалось, что Гоголь писал вовсе
не так уж весело и что скучнее повести об Иване Ивановиче и Иване