хранились неисчерпаемые запасы виски, настаивал на том, чтобы мы перед
каждой трапезой собирались у него выпить стаканчик. Но затем погода
испортилась, и на другое утро Годфри и Питер предпочли не покидать свои
койки. Впрочем, мне было не до их передряг, ибо хватало своих. За завтраком
к моему столу подошел тот аристократического вида помощник капитана, чтобы
поделиться неприятной новостью -- за ночь мой багаж сместился, и теперь трюм
завален по колено изданиями Треста. Не могу ли я что-нибудь сделать? Мысль о
том, чтобы заново упаковать сотни годовых отчетов и несметное количество
листовок, повергла меня в ужас, но Марго пришла на выручку. Она мобилизовала
своих детей, и вчетвером мы спустились в трюм, вооружившись любезно
предоставленными нам помощником бумагой и веревками. Обозрев поле боя, мы
пришли к выводу, что слова "по колено" -- явное преуменьшение... Целый день
упорного труда ушел на то, чтобы навести порядок; наконец была завернута и
перевязана последняя пачка.
Ну и работенка.
с тремя Рокфеллерами, которые увязывали мой багаж.
поверит, что Рокфеллеры способны на такую глупость.
потребить несколько бутылок шампанского, припасенных им, чтобы отметить
благополучное завершение плавания. Под влиянием изысканной влаги Питер
предался воспоминаниям о днях своей юности, когда он в Вене учился в
хореографическом училище.
хлопком ладони и глядя на потолок,-- дисциплина... Вы не представляете себе.
До того строгая, но такая необходимая.
кит на отмели.-- Нельзя было промочить глотку?
станка, пока тебе не начинало казаться, что ноги вот-вот отвалятся.
Изматывающая работа.
Полная самоотдача. А я вот не мыслю, как можно танцевать без выпивки.
заставляли танцевать на маленьком ящике. Забыл его название, а суть в том,
что под ногами у тебя была совсем маленькая площадка, ступишь мимо --
упадешь.
показал на круглый столик, входящий в обстановку каюты.
потанцуешь.
наполняя наши бокалы.
что-то объясняло.
столе,-- заключил Годфри и сделал добрый глоток шампанского.
покачивался с боку на бок, но мы приписывали наши ощущения бодрящему
воздействию шампанского, а не коварству погоды.
сомнению его мастерство.-- Сейчас покажу вам, какие упражнения мы делали.
воззрился на него.
трусов.
Годфри.-- Носятся всюду в чем мать родила.
столик и поднял руки над головой, изящно изогнув кисти. Привстал на цыпочках
и лукаво посмотрел на нас.
"Щелкунчика". Питер закрыл глаза в экстазе, исполнил несколько пируэтов и
приседаний, снова поднялся на цыпочках, готовясь исполнить еще один пируэт,
однако тут в борт лайнера ударила особенно сильная волна. Бедный наш
Нижинский издал пронзительный крик и упал со столика, размахивая руками и
ногами -- ни дать ни взять птенец, который на краю родного гнезда пытался
взлететь и, потеряв равновесие, кувырнулся куда-то в неведомый мир.
Приземлившись на полу, Питер, белый как простыня, схватился за бедро.
лемуриху.-- О-о! Моя нога! Я сломал ногу!
Нью-Йорк, а моего секретаря угораздило сломать ногу.
побелевшими губами и заверили его, что священника еще рано вызывать, а
главное -- что нога вовсе не сломана. Он основательно растянул бедренные
мышцы, но кости не пострадали. Тем не менее ему следовало посетить больницу,
получить рентгеновский снимок и подлечиться. А потому, когда мы пришли в
Нью-Йорк, моего доблестного Дживза увезла "скорая помощь", и я должен был в
одиночку противостоять опасностям Нового Света.
Нью-Йорке или достаточно близко от него, так что я мог сам справиться с
делами, пока Питер томился в больнице, откуда поступали счета на такие
астрономические суммы, что оставалось лишь надеяться на нашу страховку.
Медицина в Америке -- такой прибыльный рэкет, что я удивляюсь, как это мафия
не прибрала ее к рукам.
всячески расхваливала мне некоего доктора Томаса Лавджоя. Дескать, на него
всегда и во всем можно положиться; было видно, что она от него без ума. Моя
опекунша жаловалась, что ей никак не удается устроить мне встречу с ним, на
него такой спрос, что он неуловим, как блуждающий огонек. Но вот однажды
утром, когда мы вышли из универсама, где мне понадобилось что-то купить, она
вдруг радостно взвизгнула.
неуловимости, и увидел приближающегося к нам танцующей походкой худощавого
молодого мужчину с взъерошенной темной шевелюрой, веселыми карими глазами и
подкупающей улыбкой на привлекательном лице. Я тотчас понял, почему сердце
девушки бьется сильнее при виде его, и сам проникся к нему симпатией. Мне
показалось, что это чувство взаимное, и, развивая нечаянный успех, я затащил
сего уникума в ближайший ресторанчик, где принялся накачивать его пивом,
сопровождая это занятие рассказом о том, для чего я приехал в Америку. Он
внимательно слушал и дал мне несколько ценных советов. Моя симпатия к нему
возросла -- особенно когда я понял, что он из тех немногих ученых, которые,
серьезно относясь к своему предмету, способны в то же время посмеяться над
собой и над другими. Именно его острое чувство юмора сблизило нас. Если ты,
трудясь на поприще охраны дикой природы, не способен смеяться, остается
только рыдать, а слезы ведут к отчаянию. Том пообещал встретиться со мной,
когда я завершу турне, чтобы мы могли обсудить, каким образом учредить
отделение Треста в США.
марафонскому бегу по штатам.
мое посещение было много памятных событий. В Нью-Йорк мы попали как раз в
период сильной жары; с таким зноем и с такой влажностью воздуха я
сталкивался только в Западной Африке. Бурый смог плыл, будто кучевые облака,
между небоскребами, и в свете солнца они возвышались, словно чистые сахарные
головы, над мрачным месивом. Невероятное зрелище, чем-то напоминающее
марсианские города Рэя Брэдбери. Вообще-то равнодушный к городам, я полюбил
Нью-Йорк. Когда мы прибыли в Чикаго (он оказался мне не по нраву, хотя на
мою лекцию пришло две тысячи человек), Питер, стремясь загладить впечатление
от его балетной промашки, хлопотал с усердием наседки, опекающей цыпленка.
Однако, увлекаясь мелочами, он порой забывал о более существенных вещах.
Так, явившись в битком набитый волнующимися слушателями зал, мы обнаружили,
что половина нашего фильма о Тресте осталась лежать в гостинице. Я всегда
нервничаю, выступая перед публикой, и это обстоятельство только прибавило
мне нервозности. На этом чикагские злоключения не кончились. Во время
приема, любезно устроенного нашими друзьями для тех слушателей моей лекции,
от кого можно было ждать крупных взносов, я остановился около дивана, на
котором сидел худой мужчина с землистым лицом. Внезапно ко мне подошла
грозного вида женщина с голубыми волосами, с лицом, подобным томагавку, и
голосом, способным дробить камни в каменоломне.
это мой супруг.
локтя. Мы обменялись приветственными кивками.
изрядное путешествие, двести пятьдесят миль, чтобы прослушать сегодня вашу
Сертаков Виталий
Маккефри Энн
Махров Алексей
Елманов Валерий
Белогорский Евгений