опершись кулаками о барьер оркестровой ямы. Ответ получил, кивнул, сел - и
вся свита села.
повергнут один из подлых врагов нарождавшейся империи, когда германский
народ пережил долгожданное счастье победы, когда триумф нации достиг,
казалось, точки величайшего экстаза, - знали ли наши отцы тогда, сколь
несравним тот душевный подъем с колоссальным воодушевлением, что охватывал
Германию в дни побед, дарованных нам гением Вождя!
солдатском одеянии, вогнал четыре пальца левой руки под ремень, стоя на фоне
чего-то победно-героического. Сапоги начищены до блеска, на груди - Железный
крест.
сложившись в локте, выпрямилась, сжатый кулачок отлетал, подчеркивая мысль,
ставя вопросительные, восклицательные знаки и кавычки, особо заметные, когда
в зале погасла половина ламп громадной люстры, потухли стенные бра, зато
свет оркестровой ямы выхватил Вислени из полутьмы сцены, а затем на нем
скрестились лучи прожекторов сверху и подкрашенные синим и зеленым цветом
софиты чуть ниже боковых лож. По странному закону торжеств световой эффект
преобразовался в звуковой: голос Вислени запел фанфарно. И можно было
отчетливо рассмотреть его лицо - костистое, умное, способное выражать
иронию, умевшее расползаться в отеческом добродушии, - светящееся лицо, это
от него расходились лучи вниз, вверх и во все стороны.
им и знал, чем пронять толпу. Постепенно сойдя с торжественного тона, он - в
залихватской манере старого боевого товарища - сообщил, что долго
распространяться не намерен, дел у него куча, да и сидящие в зале, упившись
добрым немецким пивом, больше думают о победе над своим мочевым пузырем,
чем...
посматривал в зал. Он служил, он воевал, и уж ему-то не знать, что
наипервейшие армейские остроты - о мочеиспускании и каловыделении,
офицерско-солдатские байки посвящались частям тела, испускавшим и
выделявшим; любимейшим ругательством стало: "Ходячий бачок с дерьмом",
Шиллер вложил в мозги мужчин Германии образ поцелуя в ягодицы, а эпоха
Бисмарка дополнила поэта звучным проклятием: "Поцелуйте меня в зад -
крест-накрест и по одному!"
мочи к Сталинграду. Голос его завибрировал:
нет! Путь к победе прям! Победа в нас, в наших сердцах, преданных Вождю, а
павшие герои Сталинграда взывают к нам: "Победите! Любой ценой!.." Павшие
герои...
голосовые связки выразить святую мысль.
солдат с облитой кровью сумкой. В ней, продырявленной пулями, лежали письма
тех, кто до конца выполнил долг перед Вождем и отчизной. Эти письма с
трепетом будут читать потомки. Эти письма... - Вислени выжидал, растягивая
паузу и смотря куда-то в даль зала... - Эти письма...
поворачивать головы к центральному проходу. Два офицера - под лучами
вспыхнувших прожекторов - шли, направляясь к трибуне, шли не парадным, но и
не строевым шагом, шли словно по минному полю, замедленно и строго один за
другим. Первый на вытянутых руках нес неопределенного цвета сумку, держа ее
бережно, как на похоронах подушечку с высшим государственным знаком отличия.
У оркестровой ямы офицеры разделились, поднялись на сцену справа и слева, а
затем сошлись у трибуны.
всматриваясь, вытащил что-то, оказавшееся конвертом.
получишь это письмо, меня уже не будет в живых, потому что немцы в плен не
сдаются, а я - немец... Треклятый ветер! Он задувает свечку. Карандаш
выпадает из моих стынущих пальцев, близится час русской атаки. Я сказал
командиру батальона, - ты знаешь его, это Эбергардт Риттенберг, тот самый,
ну, помнишь, он первым ворвался в Киев... Я сказал ему, что русские здесь не
пройдут, и - клянусь тебе! - они не пройдут..."
туалетной бумаге, которую почему-то не доставили самолетом), Вислени извлек
из сумки коробку, обляпанную чем-то ржавым, и наградил пятерых офицеров
Железными крестами, теми, которые предназначались воинам окруженной армии
Паулюса и воинами же были отправлены обратно, чтоб командование вручило их
более достойным. Затем трибуна и сцена погрузились во мрак, а
торжественно-безмолвный зал осветился.
властвовала в полуподвале, шлепала официанток по пышным задам и глушила
пиво, ничуть не хуже того, что в буфете для офицеров двумя этажами выше, где
официантки - с задами менее пышными - пересчитывали тарелки, ножи, вилки,
протирали их и укладывали в ящик, негромко переговариваясь. "Подумать только
- посылки не принимают!" - "А что толку?.. Все равно будут лежать на складе,
бандиты каждый день мосты рвут... Управы на них нет".
хлеба!
ринулись наверх. Их ожидала проникновенная речь Вислени, прочтение им с
трибуны сталинградских писем и награждение кое-кого (по утвержденному и
согласованному списку) Железными крестами. До проноса боевых реликвий -
тридцать минут, не меньше, и в офицерский буфет вошли ассистенты Вислени,
хранители сумки, видневшейся в глубине комнаты, отведенной им для отдыха.
Обоим лет по двадцать пять, оба в самом распространенном офицерском чине -
старшие лейтенанты, то есть по службе не продвинулись, что не могло в зале
не вызывать к ним симпатий. Тот, кому доверили пронесение сумки, - с черной
повязкой на левой глазнице, у его сотоварища правый рукав кителя был пуст и
подколот. Многочисленные кресты и значки на кителях (полевых, а не
парадных!) напоминали об участии ассистентов во всех кампаниях - от Франции
до Сталинграда, где они бились в рукопашных боях, выдерживали артиллерийские
атаки, стоически мерзли в окопах, подбивали танки, захватывали плацдармы и
штурмовали, штурмовали, штурмовали... (Кое-кто в зале знал, что один из
ассистентов был награжден редкостным - в форме восьмиконечной звезды -
орденом Немецкого креста 1-го класса, но не носил его по настоянию Вислени,
который здраво рассудил: на кителе - по уставу - можно разместить шесть
наград, для Немецкого креста 1-го класса место есть, но эффект от него будет
отрицательным: передний край, всегда во всех армиях обделяемый, не поверит в
героизм и мужество ассистентов, решит, что кресты - от близости к штабам.)
виду, офицеры скромно выпили по рюмочке коньяка и пожевали бутерброды,
готовые в любой момент подняться и уйти, чтоб не вляпаться в нередкие для
них происшествия. Как ни просеян состав зрителей, за всеми не углядишь, пиво
и водка развязывают языки, и не раз к ним цеплялись пьяницы и психи,
язвительно спрашивая о количестве мешков с крестами, о том, подлинные ли
письма зачитываются, и более чем прозрачно намекали, оскорбляя буфетных дам,
на то, что ордена дают тем, кто спит со штабными машинистками. Приставали к
ним и лейтенанты без единой медальки, в окопах не одну награду выстрадавшие,
но так ничего и не получившие, а однажды непрестанно дергавшийся капитан сам
попытался наградить ассистентов медалью за подбитый танк, поскольку - мрачно
оповестил капитан - танка он не подбивал, танк этот утюжил его окоп так, что
пришлось потом пригоршнями доставать изо рта землю. "Я объелся русской
землей!" - взвизгнул этот недолеченный, и ассистентов спас
офицер-распорядитель, позвавший патруль.
неосторожности уронив на пол корзинку с ножами и вилками, ассистенты же,
глянув на часы, поднялись, пошли к своей сумке.
10
приглашение в театр: форма одежды полевая, без оружия. Места не указаны,
Скарута выбрал балкон, чтобы сверху увидеть рассадку охраны.
удивительно, так оно и должно быть, форма одежды-то - полевая, но как только
раздалось "Внимание!" и все повернули головы к сцене, как только
обозначились ряды и проходы, сразу же выделились те, кто охранял и надзирал.
На приставных стульях, вполоборота к рядам, в обычной форме Вооруженных сил
сидели хорошо натасканные люди из тайной полиции: с равнодушной зоркостью
хищников, уверенных в досягаемости добычи, прощупывали они глазами
приглашенных. Как псы, они были тренированы на каждое движение, и офицеры,
по которым проезжали их глаза, уже не решались лезть в карманы за платком.
На сцене - только Вислени, хозяева города, Белорутении и всего Остлянда
заняли первый ряд партера, руководство всех полиций там же, что наводит на
любопытные предположения. Известно ведь, что одно лишь наличие охраны уже
провоцирует умысел на покушение, и в Минске все полицейское руководство
предстало в полном составе, показывая будущему убийце: так просто до Вислени
не добраться, ты пораскинь мозгами, прорываясь к намеченной цели. Вильгельм
Кубе занял крайнее правое место ряда, слева от него и далее офицеры и
генералы госбезопасности и охраны тыла, среди них начальник СС и полиции
Гальтерман, шеф СД оберштурмбаннфюрер Штраух, рослый молодой красавец Герф,
начальник полиции порядка Белорутении, человек, не пожелавший расстаться с
черной работой усмирителя, когда ему предложили высокую должность в тихой