сна, когда в ночную тишину врывался крик Пантюхова ("Вешать их, гадов!"),
надрывные старческие вопли Тулупова ("Во-он! Вон из партии, провокатор!").
вошел с кроем в кармане, отлынивал от работы заснувший в обед электромонтер.
Увидев Дезнекина, он юркнул в свой шкафчик и усмотрел оттуда, как
квалифицированно открыл Дезнекин шкафчик Пантюхова и что-то положил в него.
Электромонтер сразу же побежал к бригадиру, а Пантюхов предупредил парторга
и директора.
ответственным за все проделки подчиненных. Из партии его не выгнали: пожалел
Тулупов начальника охраны.
Следовала статья и пункт. Что означали они -- Шелагин не знал. Зато знала
Катя. Она расплакалась и сказала, что теперь им будет плохо, очень плохо.
отправлялся на поиски работы, но отделы кадров, сговорившись дружно,
отклоняли все его предложения; Степан Сергеич не пытался утаивать, ровно и
сухо рассказывал все начистоту. Многоопытные кадровики выслушивали его и
прикидывали, насколько врет этот пропившийся в дым ("Пальто-то на толкучке
продал!") демобилизованный офицер. Рекомендовали зайти через шесть месяцев.
Такие же ищущие работу неудачники объяснили Шелагину, что полгода -- тот
самый срок, за который человек должен полностью осознать свои ошибки. Почему
отдел кадров установил полугодовой регламент для внутреннего перерождения
личности, никто не знал. Спрашивали, по какой статье уволили его, Шелагина.
Степан Сергеич не решался показывать неудачникам трудовую книжку, да он и
сам не знал, что скрывается за цифрами и буквами статьи Кодекса законов о
труде. Кодекс (КЗОТ) в магазине не купишь, в библиотеке не найдешь.
будки не заходил. Деньги, что давала ему Катя на дорожные расходы,
откладывал в потайной карманчик. Безотказные ноги носили его из конца в
конец Москвы. Голод и усталость пригоняли вечером к дому. Он разрешал себе
короткий десятиминутный отдых в скверике у стадиона "Динамо" и, придав лицу
бодрость, шел домой.
Игумнова. Генеральский сынок удивился еще больше, ошалело смотрел на
промерзшего гражданина в потертой шинели. Мигом сорвал перчатку с руки и
возбужденно заговорил. Недоедание, грипп и усталость сломили гордость
Шелагина. Нервы его дрогнули, он произнес гневную речь о судьбе, которая так
бессовестно распорядилась жизнью человека, всеми помыслами своими
направленного на честное служение обществу. Жалкость речи дополнял вид
Степана Сергеича. Игумнов отчаянно замотал головой, пылко заверил, что все
будет хорошо, он убежден в этом, и падать духом не надо, и это прекрасно,
что он встретил своего комбата, Катя (привет ей и Коле) по ошибке отдала ему
слишком много денег, он давно хотел возвратить их, вообще ему не нужны
деньги, потому что... Здесь Игумнов поплел совсем уж непонятное Степану
Сергеичу, осекся, стремительно выхватил из кармана деньги, комком сунул их
Шелагину в руки и убежал, нырнул в метро.
обожравшегося барчука, его подачкой. Катя всплакнула. К своему стыду, она
никак не могла понять, зачем ей завтра идти к Игумнову и отдавать деньги.
Станет когда-нибудь Степа на ноги, вернет их. Но не сейчас, когда денег нет!
Степан вспылил, раскричался. Катя нехотя согласилась, обещала отнести деньги
завтра. Степан Сергеич перестал браниться.
эти дни она много думала о муже, припоминала, сколько раз попадал он в беду.
Так не лучше ли не надеяться на него, а самой устраивать жизнь. В волжском
городе она кончила вечернюю десятилетку и часто теперь доставала из чемодана
аттестат с круглыми четверками. Врачей на заочном не готовят, а сидеть пять
лет на стипендии смешно и ненадежно. Одна дорога -- в торговый техникум. Она
заикнулась мужу о своем желании. Степан Сергеич яростно воспротивился;
торговля связывалась у него с обмерами, обвесами и ревизиями. Так и не
договорились. В свободное время Катя готовилась к экзаменам почитывала
учебники. Учиться, конечно, не легко, Степан не помощник ей, вся надежда на
знакомых из академии Жуковского. Люди они грамотные, тянутся к культуре, не
раз приглашали Катю в клуб на новые фильмы, зазывали к себе, повели однажды
в ресторан, и там Катя увидела себя в зеркале во всю стену, испугалась н
призадумалась, поняв, что ничуть не хуже других женщин.
райком партии. Товарищ, к которому он обратился, сам начал устраивать жизнь
демобилизованному капитану, предлагал его всем подвластным организациям. Шел
капитан плохо, все, к кому ни обращался товарищ, находили тысячи объективных
причин, чтоб отказаться.
можно купить Коле на сэкономленные транспортные деньги. Мимо сновали люди --
с портфелями, с папками, без папок, без портфелей, все деловитые, все
озабоченные, все поглощенные работой, работой, работой... Вдруг к Шелагину
подошел совершенно незнакомый мужчина и отчетливо произнес уверенным
баритоном:
ко мне. Я беру вас на работу. Будете моим помощником.
удалось поймать скрытый мощными окулярами взгляд -- он был невыразителен до
оскорбления.
мне найти вас?
двери выведено: "Замдиректора НИИ по кадрам") он прочел Шелагину краткую и
необычайно содержательную лекцию:
институт имеет небольшой опытный завод в соседнем корпусе... НИИ и завод
будут расширяться, нам, следовательно, нужны люди, много людей. Принимать,
конечно, не всякого надо. Инженеры и старшие техники пойдут через меня,
прочими займетесь вы. Пьяниц и прогульщиков не брать. Ангелов тоже. Нам они,
ангелы, сразу говорю, не нужны. Работа на заводе нервная, в конце месяца
штурмуем. Без предварительного медицинского обследования в нашей поликлинике
никого не принимать и ни с кем не разговаривать. Предпочитать людей с
заводов, список которых я вам дам. От вас требуется внимание к каждому
человеку, вы обязаны знать о нем все... Вы меня понимаете?.. Чудесно...
голос.
ее на работу. Конечно, закон обязывает нас принять ее. Подумаем: для кого
написан закон? Для тех, кто честно трудится. Льготы рассчитаны именно на
них, а не на тех, кто смотрит на государство по-иждивенчески. Почему,
спрашивается, женщина не работала ранее, почему желание трудиться возникло у
нее в тот период, когда она менее всего пригодна для работы? Ответ ясен:
чтобы получить оплаченный декретный отпуск. Вам понятно, что надлежит делать
в подобном случае?
все новенькое, на столе -- два телефона. Вот и ропщи на жизнь Вчера еще с
трепетом заходил в отделы кадров, а сейчас сам решаешь, кто достоин быть
принятым на работу, а кому можно сказать вежливо и сухо: "К сожалению, вы не
устраиваете нас".
его, расшифровать таинственные буквы и цифры, но передумал. Зачем?
директора бегал по институту и заводу, все замечал, все узнавал первым.
Когда надо -- найти его оказывалось просто. Секретарша обзванивала вахтеров,
и Виктор Антонович прибегал, мгновенно разбирался: этого -- во второй отдел,
эту -- в проблемную лабораторию. Степана Сергеича Баянников хвалил,
подписывал не читая сочиненные инспектором приказы об увольнении и принятии.
следил за потребностями цехов, составил (для себя) график, всегда знал, кто
нужен заводу, а кто нет, не хуже строевого устава выдолбил КЗОТ с его
противоречивыми поправками, интересовался, чем занят каждый человек в его
империи, читал на досуге технические книги. Подумал, посовещался с Катей,
сам себе выписал справку и отнес документы в заочный политехнический.
внимательный взгляд распознал бы в нем кадрового офицера -- по особой
почтительности в обращении со старшими, по выправке, по пунктуальности.
Виталию. Степан Сергеич побрюзжал и написал заявление в кассу взаимопомощи.
Деньги отправил переводом. Адрес давно известен: безвременно погибший
генерал переписывался когда-то с комбатом. Много раз проходил Шелагин мимо
игумновского дома и гадал, чем занимается сейчас его бывший воспитанник.
не считая, в карман, вылетел из подъезда. Он влюбился. Его любимая смотрела