Чтение 10–й страницы книги ~Пора, мой друг, пора~

грудь, я упал на колени, когда чьи-то пальцы сжали мне горло. Мне каза-
лось, что глаза у меня лопнут, и тут я увидел Кянукука, который прыгал
неподалеку, что-то умоляюще кричал и сжимал руки на груди. Потом кто-то
сел на меня, и удары по темени прекратились.

- Можно было бы и вниз сбросить этого подонка, - донесся до меня за-
пыхавшийся голос.

- Дорогой мой, надо чтить уголовный кодекс, - со смехом произнес дру-
гой.

- Ну, пошли, - сказал третий.

На секунду я потерял сознание от боли в таком месте, о котором не
принято говорить. Когда сознание вернулось, я увидел, что они удаляются
медленно, в метре друг от друга, подняв плечи, и грубая вязка их свите-
ров отчетливо обозначена светом луны.

Я сел и прислонился спиной к стене дома. Голова через секунду начала
гудеть, как сорок сороков, вернее, как один огромный колокол. Вытащил
носовой платок и утер кровь с лица, высморкался. Рядом лежала затоптан-
ная, с переломленным козырьком моя кепка- фаэрмэнка. Я взял ее, сбил
пыль, потер рукавом и надвинул на голову. Напротив на каменной тумбе си-
дел Кянукук. Он, вытянув шею, смотрел на меня и будто глотал что-то, ка-
дык ходил по его горлу, словно поршень.

- Послушай, ты, жалкая личность, у тебя найдется где переночевать? -
еле ворочая языком, спросил я.

Он закивал, стал глотать еще чаще, потом встал и протянул мне руку.
Мы пошли с ним, он вел меня, как водят раненых на войне, но я, кажется,
ступал твердо и только не понимал, где мы идем, куда мы идем, что меня
сюда занесло, и что такое земной шар, и что такое человечество, и что
такое мое тело, моя душа, и его душа, и души всех людей, нарушились все
связи, я стал каким-то светлячком, хаотически носящимся в море темного
планктона.

7. Перед глазами у меня дрожал на стене солнечный квадрат, расчерчен-
ный в косую клеточку. Под ним - баскетбольный щит с оборванной сеткой.
Выше - лозунг на эстонском и русском языках: "Слава советским спортсме-
нам!" Справа и ближе висели гимнастические кольца. Еще ближе и слева
виднелись параллельные брусья. Виски ломило от холода. Я согнул одну но-
гу, потом другую, поднял руки и пощупал лицо. Оно было обложено мокрыми
и холодными полотенцами. Я сорвал их и сел. Оказалось, я сижу на гимнас-
тических матах. Наконец дошло, что ночевал я в спортзале. Недосягаемый и
чистый, как больница, потолок был в вышине, дымный солнечный свет прони-
кал сквозь большие окна, взятые в металлическую сетку. Рядом лежал Кяну-
кук и смотрел на меня.

- Привет орлам-физкультурникам! - сказал я. - Как мы сюда попали?

- А я здесь живу, старик, - ответил Кянукук. - Вернее, ночую. Сторо-
жиха мне сочувствует.

- Знаешь, ты так на сочувствии карьеру можешь сделать. Тебе не кажет-
ся?

- Старик, - захохотал он. - Земля еще не успеет совершить оборот вок-
руг солнца, как я стану корреспондентом радио. Радиокитом, так сказать.

- У тебя есть зеркало? - спросил я.

Он пошарил под матами и протянул мне круглое зеркальце.

Странно, лицо не очень испугало меня. Верхняя губа была, правда, рас-
сечена и запеклась, нос несколько распух, под глазами были небольшие
кровоподтеки, но в общем те трое добрых молодцев разочаровались бы, уви-
дев сейчас мое лицо, недоработали они вчера. Впрочем, должно быть, эти
примочки, заботливые руки Кянукука сделали свое дело.

- Ты моя Мария, - сказал я ему. - Ты сестра милосердия, подруга уни-
женных и оскорбленных.

- Знаешь, Валя, - тихо сказал он, как-то странно глядя на меня, - я
сегодня всю ночь читал журнал. Прочел твои рассказы.

- Ты моя первая читательница, - сказал я. - Будь же моей первой кри-
тикессой.

- Знаешь, здорово! Ты настоящий писатель! А ведь никто не знал, поду-
мать только!

Я вытащил пачку сигарет. Все они были переломаны, но все же я нашел
более или менее крупный обломок и закурил. Голова закружилась.

"Есть выход - повеситься, - подумал я. - Тихомирно покачиваться в ка-
кой-нибудь дубовой роще, так сказать, красиво вписаться в пейзаж".

Кянукук помолчал и добавил:

- Если бы мальчики знали, они не стали бы...

- Какие мальчики? - заорал я.

- Те, вчерашние, - пролепетал он.

Мальчики! Я прямо задохнулся от ненависти. Какое слово - "мальчики"
для этих штурмовиков, для этой "зондеркоманды", для невинных младенцев
весом по центнеру!

- Ты не знаешь, моя милая, - сказал я, - сколько в тебе от проститут-
ки. Я думал, что ты сестра милосердия, а ты самая обыкновенная сердо-
больная проститутка. Пошли завтракать.

- Если ты считаешь меня жалкой личностью, зачем же ты общаешься со
мной?

- Жалкая личность лучше, чем сильная личность, - ответил я, встал и
подтянул штаны.

Потом бодро прыгнул на кольца и сорвался с них. Невзирая на первую
неудачу, я подтянулся на брусьях и стал махать ногами.

- Пойдем, Валя, - сказал Кянукук, - а то сейчас уже придут сюда
эти... физкультурники.

Мы позавтракали в молочной столовой и распростились с Кянукуком до
вечера. Я поехал на базу. Там никого не было, все использовали день от-
гула и разбрелись кто куда. Я умылся, побрился, нашел кусочек пластыря и
заклеил ссадину на виске. Потом, вспомнив на секунду Кянукука, надел
свежую рубашку, галстук, выходной костюм, английские ботинки и вышел на
шоссе. Странной была моя прогулка по шоссе - я чувствовал бодрость,
странную бодрость побежденного накануне боксера. Пешком я прошел через
весь лес, вышел к пляжу и по телефону- автомату позвонил в гостиницу Та-
не.

- Таня, - сказал я, - я тебя снова люблю.

- Ну и что? - спросила она равнодушно, но именно так, как я и ожидал.

- Таня, - сказал я, - я хочу зайти к тебе.

Она помолчала, потом кашлянула.

- Можно зайти? - спросил я. - Поговорить нужно.

- Только ближе к вечеру, - сказала она. - Я сейчас еду на пляж. Куда
ты делся вчера?

- На какой пляж? - спросил я, разумеется сообразив, что ее будут соп-
ровождать те трое да еще разные там физики и Кянукук увяжется - в общем
целый шлейф.

- На Высу-ранд.

Я находиля на Хаапсала-ранде.

- Хорошо, в шесть вечера, - сказал я и повесил трубку.

Весь день я купался, лежал на солнце, лежал в лесу, рассматривал пе-
сок, травинки, муравьев, шишки; подобно японцам, я старался искать гар-
монию в природе и находил ее - мне было хорошо.

Ровно в шесть часов я вошел в вестибюль гостиницы и здесь столкнулся
с автором нашего сценария. Он уже успел познакомиться с замечательной
эстонкой и стоял сейчас с ней, положив руку ей на плечо, одетый на сей
раз весьма аккуратно, даже изысканно. Он, видимо, сообразил, что здесь
его стиль пижона навыворот не проходит: эстонки любят респектабельных
мужчин.

- Это ваши рассказы в журнале? - спросил он.

- Да, мои, - ответил я и немного заволновался.

- Старик, неплохо! Завтра поболтаем на съемке, идет?

- Так оно и будет, - сказал я.

В это время кто-то вошел в лифт, я крикнул "Подождите!", пожал автору
руку и побежал к лифту.

В лифте стоял один из троих. Это был лучший из них, красивый молодой
человек с прекрасной мускулистой шеей, с тонким лицом. Он посмотрел на
меня и спросил очень серьезно:

- Вам какой этаж?

- Шестой, - сказал я. - А вам?

- Тоже шестой, - ответил он.

- Совпадение, - пробормотал я.

Он нажал кнопку. Промелькнул первый этаж и второй. Я старался смот-
реть на него объективно, как на красивого молодого человека с тонким ли-
цом, отмечая с полной объективностью безукоризненность его костюма и
прелесть затылка, отражающегося в зеркале. Не он ли причинил мне вчера
ту боль, от которой я на секунду потерял сознание? "Ну хорошо, - думал
я, - ничего не изменится, ведь я дал себе зарок отказаться от кулачных
боев и забыть о том великолепном чувстве, которое зовется ненавистью,
биологической ненавистью, святой ненавистью, как бы оно ни называлось".

Проехали третий этаж. Еле заметно он склонил голову сначала влево,
потом вправо - осмотрел мое лицо с некоторым даже сочувствием.

...Я ударяю его в нос. Он стукается головой о стенку лифта, но тут же
отвечает мне замечательным апперкотом в живот. Между четвертым и пятым
мы опять обмениваемся ударами и до шестого уже деремся без остановки.

На шестом этаже я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы открыть дверь,
он ударяет сзади ребром ладони мне по шее. Я открываю дверь и пропускаю
его вперед.

- Прошу вас.

Он храбро шагает вперед, и я ударяю его ногой в зад так, что он выле-
тает из лифта и смешно пробегает несколько шагов по коридору...

Мы спокойно доехали до шестого этажа и вместе вышли из лифта. Не об-
ращая на него внимания, я направился к Таниному номеру. Он пошел вслед,
четко стуча ботинками. Стучали мои ботинки, а чуть сзади стучали его. Мы