АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- А ты им еще талончики добывал,- сказал Генка Сапожникову
Последний раз видим солнышко,- сказал Генка, когда самолет пробился через облака и лица пассажиров стали розовые.- А там ночка темная на полгода. Вечная мерзлота. Летом на полметра оттаивает
Летчик прошел по проходу и сказал сердито, по довольно спокойным голосом по сравнению с криком, которым их встретили: - Так нельзя, товарищи. Это все-таки не железная дорога
- Чертова телеграммы,- сказал Генка Сапожникову.- Если бы не она, я бы и бегать не стал, плюнул
- Срочно мы им понадобились,- сказал Виктор
Он совсем задохся. Набегались за это утро. Не инженеры, а кенгуру какие-то, честное слово
- Всегда одна и та же лопушка,- сказал он.- Вернее, приманка..
Блинов знает, что делает
И Сапожников с ним согласился. Блинов ударил без промаха
Сапожникову только неприятно было, что Блинов, может быть, знает, что они тают от доброго слова, и поэтому будет излучать профсоюзную ласку. Но у него это быстро пройдет, когда Сапожников возьмется за конвейер как надо и все увидят, что Сапожников-бог в автоматике, и полуторакилометровая лента потянет уголек из шахты наружу
Глаза 15. ВРЕМЯВОРОТ <Знаменитая заслуженная артистка, иллюзионистка поэзии, красоты, грации, пластики, художества и науки Ля Белла Франкарио, италианка. Артистка, имея великолепное сложение, принимает перед экраном требуемые картиной позы. Пять программ. Исключительно Для взрослых>
Такие объявления сопровождали Сапожникова всю жизнь. Отец вваливался в дом огромный, красивый, с хохотом швырял на стол афиши и читал объявления и анонсы
- Запомни,- сказал отец,- работа должна выглядеть так, как будто ее делали играючи
Сапожников запомни
И Пушкина полюбил, а Достоевского не полюбил. Ну это его частное дело, верно? Каждый имеет право на своего классика и свои причуды, вон ведь и Пастернак мечтал под конец жизни впасть, как в ересь, в неслыханную простоту. И если Сапожников видел, что ученый или артист держится таинственно, как загипнотизированная курица, ему хотелось крикнуть простакам: <Пан Козлевич, берегитесь, вас охмуряют ксендзы!> Простота - это не элементарность. Простота дело таинственное. Помните <Даму с горностаем>? Или <Мадонну Литту>? Или руки Моны Лизы
Леонардо их писал из маленького города Винчи, бастард, незаконный сын нотариуса
- А как ты борешься? - спросил Сапожников отца.- По правде или для цирка
- Не знаю,- сказал отец
- Мне говорили, ты всех кладешь,- сказал Сапожников.- Ты самый сильный
- Под настроение,- ответил отец.- Не люблю чемпионов. Сопят, воняют
- А зачем бороться
- Как зачем?.. Для веселья,- сказал отец
- Я в секцию бокса пойду,- сказал Сапожников
- Можно,- согласился отец.- Можно и бокс, если играючи
Сапожников вспомнил этот разговор, когда увидел Кассиуса Клея и Фрезера. Кассиус делал что хотел, а Фрезер сопел и бил Кассиуса. А потом Фрезер упал
Тренер у Сапожникова был Богаев, худой человек. Первый чемпион- олимпиец. Об этом теперь забыли, а зря. Была в двадцатых годах всемирная рабочая олимпиада. Забыли рабочую олимпиаду. Была она для веселья, а теперь другой раз смотришь - сопят. И еще грудные дети вращаются. На брусьях. С пустышками во рту. Дети с вывернутыми в обратную сторону биографиями, где начинают с триумфа, а потом всю жизнь его вспоминают. А жизнь не состоит из триумфов, дети-то, может, и сильные, да вот, ставши взрослыми, не опростоволосились бы
Богаев Сапожникова взял
- Ты игру понимаешь,- сказал оп
А давным-давно Богаев Маяковского тренировал
...Просто частицы в веществе не изнутри друг к другу притягивает, а снаружи в кучу сгоняет. Как щепки в водовороте, - сказал Сапожников
- Какое странное предположение,- сказал учитель
Сапожников, когда вырос и вернулся с войны, потом много раз в жизни слышал эту фразу. И каждый раз ее произносил думающий человек, а все остальные или разговор переводили, или слюной брызгали
Но не сразу. Примерно сутки дозревали, а потом переставали здороваться. Как будто Сапожников у них трешку спер. Или уверенность
- Ерунда все ото,- сказал учитель.- Земля вращается вместе с воздухом, и если давление снаружи, то воздух или сгустился бы, или отставал бы от вращения
- Я и говорю,- сказал Сапожников.- Велосипедное колесо можно раскручивать за ось, а можно за обод
- Чушь,- сказал учитель.- У тебя выходит, что некая движущаяся материя раскручивает Землю за воздух? Так, что ли
- Ага,- сказал Сапожников.- За ветер. Я узнавал у географички - есть такие ветры. Постоянные - дуют с запада на восток, как раз куда Земля вращается
- Ладно... Хватит,- сказал учитель.- Так мы с тобой до новой космогонии договоримся
- А космогония - это что? - спросил Сапожников и добавил: - И никакого притяжения нет. Есть давление. Оно тем слабее, чем больше расстояние
- Ты только не ори, не ори,- сказал учитель
- Я не ору,- ответил Сапожников
- Ладно,- сказал учитель.- Все хорошо в меру. Пошли спать
Завтра у тебя последний экзамен. Физика. Не вздумай там фокусничать в ответах. Спрашивать буду не я, а комиссия
С тех пор Сапожников и не встретил больше такого собеседника, который выслушал бы все, а возражал бы только в главном, не цепляясь самолюбиво к подробностям и стилю изложения. А не встречал потому, что после экзаменов за десятый класс началась война и учитель был убит во время второй бомбежки, как раз когда Сапожников присягу принимал на асфальтовом кругу в Сокольниках
- Вот и свет,- сказал Сапожников.- Свет - это сотрясение материи, которая на все давит и все вращает за обод
- Ну что? Эфир, значит
- Пусть эфир,- сказал Сапожников.- Только я не слыхал, чтобы эфир двигался. А потом, зачем другое название давать, если одно уже есть
- Какое? - спросил учитель.- Какое название уже есть
- Время,- сказал Сапожников
Но это он уже потом сказал, несколько лет спустя и несколько эпох спустя, после войны, когда записывал свои конкретно-дефективные соображения в тетрадку под названием <Каламазоо> и продолжал мысленный разговор со своим убитым на войне учителем, красным артиллеристом. Он и потом многие годы вел с ним мысленный разговор, как и со всеми людьми, которых уже нет на свете, но которых Сапожников любил и потому они были для него живые
А тогда реальный разговор кончился тем, что сошлись на ошибочном слове <эфир>, справедливо отброшенном, хотя и не по тем причинам, что у Сапожникова. И это понятно, потому что <эфир> отбросили до расцвета ядерной физики, а Сапожников додумался до энергии материи - Времени как раз перед тем, как физику начали захлестывать факты противоречивые и парадоксальные и возникла необходимость в теории, которая, как сказал один американец на симпозиуме в Киеве в семидесятые годы, была бы понятна ребенку. Потому что и высказана была фактически ребенком. Была ли она правильна - вот вопрос. Но в семидесятые годы Сапожникова это уже мало интересовало
Глава 16. ИЗ ШАХТЫ НАРУЖУ - Братцы,- сказал Виктор,- когда к нам в Ереван приезжал сценарист из Москвы, меня пригласили консультантом на киностудию по технике... И я присутствовал на худсоветах. Знаете, за что больше всего ругали автора? За то, что у него отрицательный герой получался неживым и стандартным
- Уймись,- сказал Гонка
Сапожников только плюнул
Но Виктор не унялся
- Чего только не делали на киностудии, чтобы его оживить! И личную жизнь ему придумывали, и сложные мотивы его сволочизма, и характерные словечки, делали его не грубияном, а ласковым человеком, а все получался стандарт... И никто не догадался, что они и в жизни такие..
Вот, скажем, как описать Блинова, если он не живой?.
- Очень даже живой,- сказал Генка
- Не живой,- сказал Сапожников.- Он ожив ленный
- И все было неточно. У них слов не хватало, но все понимали, что к чему. Просто когда Блинов ушел, они остались в гостинице, оплеванные его лаской, а за окном была ночь, которая должна продлиться еще пол года. Ну, это уж чересчур? Надо было как можно быстрей закончить свои дела и сматывать удочки. Но именно это и стояло под ударом
- Если мы всё так здорово понимаем,-сказал Виктор,- почему же мы тогда будем делать то, что он велит
- Потому что Блинов прекрасно знает наше положение,- сказал Сапожников.- Мы все равно будем работать. Мы же не можем плюнуть и вернуться ни с чем. Стало быть, мы будем работать всю ночь
Это был тот случай, когда все стало ясно с первого разговора, но ничего не могло изменить
В нем, Блинове, было что-то детское. И голос его, слегка вибрирующий, казался почти сентиментальным. И все в нем было бы симпатичным, если бы от него не исходило тягостное ощущение бездарности. Ему надо было объяснять самые простые вещи, и он их выслушивал с восхищением. Но радости это восхищение не доставляло. Потому что все время видно было, как работают в нем какие-то быстрые механизмы, и стучат молоточки, и морзянка тук-тук отстукивает на лепте разговора - ну хорошо... ты прав..
и я восхищаюсь тобой... а что это мне даст
И он даже не скрывал этого. Зачем? Все равно все работали как чумовые независимо от его качеств, потому что по самым разным причинам все были заинтересованы в этом проклятом конвейере больше, чем сам Блинов. Сам он был увлечен только великим стимулом той уходящей вдаль эпохи - материальным фактором. И не обязательно деньгами. Как раз с деньгами он не спешил и мог подождать, пока упрочится его положение. А тогда уж деньги сами примагнитятся. И на быстрой его физиономии было написано: <Зачем тебя только мама родила, если ты ничего не можешь мне дать?> Плохи были дела троих приезжих. Они поняли, что судьба столкнула их с законченной сознательной дрянью. Блинов сделал простую вещь. Он выслушал их благодарность за телеграмму, а потом, гладя им руки и обнимая за плечи, заглядывая в глаза, снова внимательно наклоняясь вперед и записывая все их предложения в импортную книжечку на <молнии>, дал им понять, чтобы они не слишком старались перед приездом приемочной комиссии и что вообще-то лучше бы им не приезжать, но если уж так вышло, то давайте жить мирно, а для него этот разговор мучительный, и они еще не знают условий Севера. А потом он ушел, обещая непременно встретиться и посидеть за бутылкой вина, как люди, и поговорить по душам. Как люди
Они ничего не поняли сначала, потому что в ушах у них стоял гул от их собственных речей, полных энтузиазма и клятв положить жизнь, если понадобится, за этот конвейер и за хорошего человека Блинова
А потом, когда поняли, какими идиотами они выглядели в его глазах, стали плеваться. Что это с ними? Не мальчики уже и всякое видали, а вот сели на голый крючок без приманки. Не поняли, что главное для Блинова было произвести в Москве впечатление руководителя, рвущегося в бой за новые технические высоты, главное было отчитаться в своем энтузиазме, чтобы в министерстве нужным людям и академику Филидорову было от этого приятно, и это ему, Блинову, многое могло дать
Когда они приехали в эту гостиницу, к ним стали входить гости, хорошие люди, инженеры, и техники, и рабочие, и мастера - все, кто делал этот конвейер и был заинтересован в приезде трех москвичей, мастеров- спасателей из главной аварийной электрической конторы,- душа отдыхала, глядя на них, и каждый вытаскивал из карманов полушубка по две бутылки, как будто гранаты
Ну, познакомились, подняли тосты - с приездом, потом за знакомство, потом за конвейер, тьфу, тьфу, тьфу, нора бы ему уже и работать
- Да... кстати,- сказал Сапожников.- Уладим одно дело
И вытащил ящики - <Телевизор <Темп-3> и прочее
- Ну, мужики, говорят, вам витамины нужны. Генка подсказал
Вот вас десять человек. Здесь двадцать килограммов помидоров и двести штук яиц...- сказал Сапожников
Веселье прекратилось
Все стали деловитые и разочарованные
Ну что ж. Жизнь есть жизнь
- Помидоры сорок копеек килограмм. Яйца по рубль тридцать, диетические. За битые яйца и мятые помидоры не отвечаю. Все,- сказал Сапожников.- Цена магазинная
Генка смотрел на него напряженно. Лица прояснились. А что особенного? Все боятся разочарования
- А провоз? - сипло спросил механик Толстых
- Ну-ну... Мы не нищие,- сказал Виктор.- Не обижай
- Что касается сигарет,- сказал Сапожников,- это уже перед отъездом. Что останется - отдадим
- Дай закурить,- сказал механик Толстых
Потом еще посидели, договорились о деталях, потом открылась дверь и парень спросил: - Есть здесь кто с Игарки
А когда узнал, что нет, вошел и сказал: - Ну все равно
А потом все попрощались и разошлись
- Ты что? - спросил Виктор у Генки.- Действительно хотел заработать на помидорах и яйцах? Я только теперь понял
-Не хотел я...- хмуро сказал Генка.- Все так делают. Здесь так принято
- Твое счастье, что я не догадался об этом в Москве,- сказал Виктор.- Сапожников догадался
- Я опытный,- сказал Сапожников
На самом деле он догадался, только когда помидоры раздавал и увидел глаза Генки. А пора уже быть опытным
После этого все разошлись по своим номерам готовиться в город
Потому что Блинов встретил их прекрасно, обо всем позаботился и добыл каждому по одиночному номеру
Сапожников гостиниц не любил
То есть он любил приезжать в гостиницу. Особенно если это было утром, а номер заказан и никаких хлопот. Тогда он поднимался по лестнице или в лифте, брал у дежурной ключ, разглядывал в коридоре неразборчивые подписи на картинах, изготовленных при помощи разноцветных масляных красок, входил в номер, вешал в шкаф одежду, ставил чемодан, отдергивал занавеску, разглядывал улицу, еще незнакомую, и понимал, что лучше этого номера он в жизни не видел
Потому что в нем есть все для хорошей жизни - стол с ящиками, кровать, лампа на столе, кресло, иногда телефон. Запереться, положить на стол бумагу, подумать о жизни или накупить журналов, улечься на кровать, пепельницу на пол - и так жить. Правда, надо еще и есть иногда и, говорят, работать тоже надо, и причем каждый день,- и Сапожников откладывал встречу с номером до вечера, но весь первый день его грела мысль об этом номере, который дожидается его веселый и прибранный
Но потом он возвращался вечером в гостиницу, полную запахов еды, разговоров, коридорных прохожих и музыки из репродукторов, входил в номер и понимал, что его сюда заперли
Как Сапожников лежал на кровати, отвернувшись к стене, разве может он это забыть
- Идите вы все...- сказал Сапожников
Все у него дрожало внутри
Лампа освещала его затылок, и тень от носа на стене наискосок перерубала пятно масляной краски, так похожее на лицо Нефертити, опухшее от недоедания
Все у него дрожало внутри, и уже через несколько секунд он не мог понять, воображает ли он себе кое- какие вещи или это ему снится. Лопнула перегородка между сном и воображением - и уже воображение плясало бесконтрольно, а сон подчинялся хотениям
А еще из жизни шла чужая воля и оклики, и тогда действительность, воображение и сон толклись на одном пятачке, переплетаясь и пиная друг друга, возились в жуткой тесноте, и возникали руки, ноги, лица, детали толстых и худых предметов, и уже нельзя было определить, к какому ведомству они относятся - дню, сну или фантазии
А где был он сам в этой пляске деталей? А ведь вся эта каша кипела и металась у него в мозгу, который все старался понять себя самого и вывести на простую дорогу его сопротивляющееся смерти тело
Тут Сапожников открыл глаза и увидел, что на пачке с сигаретами, которые оставили гости, было написано <Ирина>. <Латынь,- подумал Сапожников.- Почему у сигарет латинское название?> Перевернул пачку, как рыбу, и на белом ее брюшке прочел название <Дукат>. Послышался звон золотых монет и невнятный крики дуэлянтов. Фантастические сигареты
Он закурил фантастическую сигарету и не почувствовал дыма. Сигарета все время гасла
Он погасил лампу и заснул. А потом проснулся и вышел в коридор
Глава 17. ТИХИЕ ЧУДЕСА Упала бомба. Взорвалась. Осколки вверх пошли. А когда взрывается мина, от нее осколки по земле стелются
Бобров сказал: - Поэтому когда ранение в ягодицу - это человек не спиной повернулся, это он голову успел зарыть, а тут ему бугор и срезало. Значит, человек был не трус, а, наоборот, смелый. Атаковал. Его в бою в чистом поле ранило
Бобров Сапожникова к себе взял, потому что любил образованных, а Сапожников и на мотоциклетке ездил, и на лошади катался, и мины вслепую собирал и разбирал, и бокс умел - его Маяковский боксу учил
- Не Маяковский, Богаев. Он и Маяковского учил,- поправлял Сапожников.- Тренер Богаев
- А ты помолчи,- говорил Бобров,- когда старшие по званию рассказывают. Маяковский - лучший поэт нашей эпохи, так
- Так
- Ну вот, а ты споришь. Не люблю я этого, не люблю
И еще Сапожников читал книгу <Гаргантюа и Пантагрюэль> и мог рассказывать. Бобров это любил. И еще Сапожников был неплохим сапером. Так всю войну иI провел сапером в группе Боброва. <Рамона,- пела пластинка.- Я вижу блеск твоих очей...> Ну конечно, у Сапожникова опять появились завиральные идеи, и он их не скрывал. А в палате лежал военный инженер второго ранга с челюстным ранением, и потому лица его Сапожников толком не видел, от голоса только бульканье. Но тот, однако, сапожниковские байки слушал, особенно насчет надувного моста для тихих ночных переправ - его бы привозили свернутым в рулон, а потом он разворачивался бы н тот берег, как игрушка тещин язык. Инженера второго ранга быстро увезли, а потом, в конце месяца, когда Сапожникову выписываться, из Москвы бумага пришла, и Сапожников поехал
Его в Москве расспросили и сказали: - Малореально. Но попробуем. Хотите в конструкторское бюро
- После войны хочу,- сказал Сапожников
- А в отпуск хотите? - спросили у него.- Дней на пять
- Очень,- сказал Сапожников
Ему дали на десять
В их квартире теперь никто не жил. Комендант с пустым рукавом дал ему ключи от комнаты. Сапожников посидел один в холодной полутьме, потом пригляделся и увидел записку, которая была прижата стаканом, как будто мама на минутку к соседям вышла, а не идет страшная война и города дыбом. Сапожников взял записку, а под ней чистый квадрат без пыли. Два года лежит записка, и никто ее с места не сдвигал. Маме всегда удавались такие странные чудеса, теплые и мирные, не совпадающие с громкими обстоятельствами. Сапожников прочел: <Мальчик мой, я знаю, что ты останешься жив. Мама. Если вернешься раньше меня - у Нюры для тебя письмо>
Сапожников поцеловал записку, спрятал в карман на груди, запер комнату, а из соседней вышел комендант
- Я из вашей комнаты клещи взял,- сказал он.- Мне позарез
- Конечно, - сказал Сапожников
- Мама твоя квартплату присылает. Комнату сохраним,- сказал комендант
Сапожников покивал и пошел к Дунаевым
Сапожников как уткнулся носом в теплое Нюрино плечо, так и стоял не двигаясь, а она держала его одной рукой за шею, а другой вытирала слезы со щек - у себя и у него
- Это как же ты? - говорила она.- Как же ты, а
- А ничего,- говорил Сапожников,- ничего..
И была ему Нюра теперь как весь Калязин, а значит, и вся родина
Потом чай пили с сахарином, и Сапожников показал Нюре записку от матери
- Значит, будешь живой, мама знает,- сказала Нюра.- Сейчас принесу
И принесла пакет, склеенный из газеты. И в том пакете толстая тетрадь и письмо от учителя к сапожниковской матери
- Его в бомбежку убило,- сказала Нюра.- в октябре
Учитель просил передать пакет Сапожникову, когда он вернется с войны. Все одно к одному. И этот верил, что Сапожников вернется, и в конструкторском бюро сказали: возвращайтесь к нам
- Я Лиду видела, библиотекаршу,- сказала Нюра.- На торфе познакомились. Помнишь ее? Она тебя хвалила, что ты у нее все книжки прочел. И маму твою знает, они вместе петь ходили к учительнице
- А-а...- сказал Сапожников.- Трубы, мачты, за кормою пенится вода..
Он читал письмо и перелистывал толстую тетрадь, где учитель записал все свои разговоры с Сапожниковым о том о сем, о велосипедном насосе, о притяжении и отталкивании и что свет - это сотрясение материи, неизвестной пока
<Передайте ему тетрадь, если останется жив,- писал учитель.- Я считаю, он не должен бросать думать обо всем этом. Никто не знает, кому дано сказать для жизни главное слово, но каждый должен пытаться его выговорить. Пусть пытается>
- Она говорила, что ты был хороший мальчик, но дефективный,- сказала Нюра
- Кто говорил
- Лида, библиотекарша. Она и сейчас в хоре поет. На фабрике. Ты уже с женщиной был
- Как был
- В постели был с женщиной
- Сколько раз,- сказал Сапожников.- А что
- Ну, значит, не был,- сказала Нюра.- Мне завтра в ночную, а ты приходи сюда. Я Лиде скажу, придет тебя покормит
- Нюра, а Нюра?.. Обалдела? - спросил Сапожников
- Ну что? - сказала Нюра.- Мне-то что врать? Али я тебе не своя
А то убьют, не дай бог, и не узнаешь ничего
Проста была Нюра
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ 10 ] 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
|
|