Чтение 10–й страницы книги ~Теория невероятности~

пеной кружев. А высокий певец на эстраде все махал руками и пел, пел,
сверкая из-под усов белыми зубами, и хищно изгибался в такт Большому
вальсу.
Мое чувство нетленно. Я в Вену влюблен...

- И горячие женские глаза оглядывались с экрана хмельно
и тревожно. Потом толпа вываливала из дверей кинотеатра на горячий асфальт,
толкаясь и смеясь, и гремел в репродукторах старый гимн веселой Вены, где
еще и слыхом не слыхали о фашистах.

- Мы вышли из толпы на песчаную дорожку, которая вела
туда, где среди зелени деревьев искрился и плавился Измайловский пруд и
колыхались лодки.

- Мы услышали крики издалека.
- Лешка!..- кричали.

- Группа ребят и девочек стояла на дорожке с
велосипедами и махала руками.
- Это наши,- сказал я.- Пойдем к ним. Мы подошли к ребятам.
- Мы твой велосипед пригнали,- сказали они.

- И унеслись по шоссе.

- Мы с Катариной пошли по дорожке. Она погладила
никелированный руль.
- Как покататься хочется! - сказала она.
- На.
- Я не умею.
- Эх, ты!
- У меня никогда не было велосипеда.
- А-а.

- Мы пошли, держа велосипед с двух сторон.
- Знаешь что,- говорю я.- Прости меня, я дурак... Знаешь что, давай я тебя
на раме покатаю, хочешь?

- Катарина радостно кивает головой.

- Я подвожу велосипед к скамейке. Она встает на скамейку
и садится на раму, свесив ноги в одну сторону. Я разгоняю велосипед.
Катарина вцепляется в руль и смотрит вперед. Я вскакиваю в седло и выезжаю
на дорогу.

- Мы не сообразили. Катарина оказалась в моих объятиях.
Рядом с моей щекой - горящая щека девушки.

- Шоссе идет чуть-чуть в гору, и я с усилием кручу
педали. Вероятно, поэтому я начинаю тяжело дышать. Велосипед движется
медленно. Мы едем молча.
- Катарина, я тебя...- говорю я,-...давно хочу спросить.

- Дорога ползет нам навстречу.
- О чем? - спрашивает Катарина.
- Откуда ты знаешь русский язык? - спрашиваю я бодрым голосом и совсем не о
том.
- А-а...- говорит Катарина и переводит дух.- Его мой папа знает с молодости.
- Как с молодости? - Удивляюсь я с облегчением.
- Он в России в плену был. А потом в Интернациональной бригаде.
- Это же в Испании,- говорю я,- Интернациональная бригада.
- Нет. Сначала в России была.
- Я не знал,- говорю я.- Значит, первая?
- Нет,- говорит Катарина.- Первая в Парижскую коммуну была. В ней русские
участвовали.

- Я с трудом верчу педали. Мы поднимаемся в гору.
- Ты все знаешь,- говорю я.- А я ни фига. Учусь-учусь - и все ни фига...
Ну, теперь буду читать только нужное. К черту всякую технику!
- Не смей,- говорит Катарина и поворачивает ко мне лицо.- Если ты меня...
уважаешь, не смей!

- Лицо Катарины очень близко от моего лица, и мне трудно
управлять велосипедом.
- Ты очень много знаешь,- говорит Катарина.- Это я ни... ни фига не знаю...

- Вы бы послушали, как она осваивала новые слова.
Помереть можно, до чего у нее это здорово получалось.
- Тебя даже ученый профессор знает,- говорит она.
- Владимир Дмитриевич? Это он отца знает.
- Ну и что же? Раньше отца, теперь тебя. Он же тебя хвалил, думаешь, я не
знаю? Если б не ты, я бы радисткой не стала... второго класса.
- Радисткой,- говорю я.- Это для детей. Она сразу отворачивается.
- Все где-нибудь участвовали,- говорю я.- Видели стоящую жизнь. Один только
я как пентюх.

- Я перестаю вертеть педали, гора окончилась, и
начинается спуск.

- Велосипед набирает ход.
- Знаешь, как я тебе завидую...- говорит Катарина.- Эх, ты!
- Прости меня,- говорю я привычно.- Я дурак.

- Мы мчимся под гору по ровному Измайловскому шоссе,
которое, вообще-то говоря, называется шоссе Энтузиастов. Деревья и зеленые
заборы дач проносятся мимо, сливаясь в мутную полосу.
- Я тебя люблю,- говорю я.- А ты? Шоссе летит на нас серой лентой.
- А ты?..- говорю я.

- Волосы Катарины отдувает ветром мне в лицо, и я плохо
вижу.

- Она слышит над ухом мое тяжелое дыхание и делает
движение соскочить с велосипеда. Но она сидит в кольце моих рук, лежащих на
руле. Руль начинает вихлять, и объятие становится сильнее. Впереди
показываются ребята и девочки, стоящие у дороги.
- А ты...- говорю я,- скорей...

- Катарина дрожит и нащупывает носком туфельки переднюю
вилку.

- "Дзинь" - вылетают четыре спицы. Я жму на тормоз.
Велосипед останавливается на самом краю кювета. Я отпускаю руки, и она
соскальзывает на землю. Мы стоим, тяжело дыша и не глядя друг на друга.

- Подбегают ребята.
- С ума сошли! - кричат они.- Чуть не расшиблись!

- Девочки окружают Катарину. Парень наклоняется к колесу.
- Четыре спицы,- говорит он.- Теперь не поездишь. У тебя что, тормоз
отказал?
- Да,- говорю я.

- Постепенно страсти утихают, и мы все движемся по
дорожке, ведя в руках велосипеды.

- Мы с Катариной идем последними. Некоторое время мы
молчим.
- Ты мне ничего не сказала,- наконец говорю я.
- Я тебе потом скажу.
- Когда?
- Приходи сегодня вечером к нам, - говорит Катарина.

- Краус открыл дверь и увидел меня, нарядного и
приглаженного.
- А-а,- сказал он,- это ты...
- Здравствуйте.
- Здравствуй.

- Я протягиваю руку. Краус пожимает ее. Я напряжен,
взволнован и поэтому не замечаю сдержанности Крауса. Я вхожу в комнату и
вглядываюсь.
- А Катарина где?
- У себя,- говорит Краус.- Погоди... Опять раздается звонок в дверь, и
Краус идет открывать.

- Оставшись один, я отворяю дверь в соседнюю комнату и
останавливаюсь на пороге.

- Катарина в новом платье, в туфлях на высоком каблуке
поправляет шелковый чулок на высокой ноге. Она быстро поднимает голову, и
две секунды мы смотрим друг на друга. Потом она резко опускает платье, и я
отступаю назад, прикрывая дверь.

- Плохо соображая, я слышу голоса и поднимаю голову. В
комнату входят Краус и незнакомый светловолосый мужчина лет тридцати. Он
одет в элегантный костюм. Плащ висит у него через руку.

- Встретив мой смятый и настороженный взгляд, он
кланяется. Я нехотя отвечаю.
- Катарина готова? - спрашивает блондин.
- Переодевается,- отвечает Краус. Блондин смотрит на часы.
- Извините меня,- говорит он.- Я чертовски аккуратен. Это моя слабость.

- У него крошечные усики и твердый рот. Он не только
чертовски аккуратен, он чертовски красив. Я чувствую, как у меня от гнева
начинают округляться глаза.

- Прерывая молчание, входит Катарина. Я оборачиваюсь к
ней. Но это не прежняя Катарина. Это красивая, нарядная, немного бледная
молодая женщина. Совсем чужая. Она проходит мимо меня, и блондин,
улыбнувшись, пожимает ее протянутую руку.
- Катарина... - говорю я. Все оборачиваются ко мне. На меня, видимо, тяжело
смотреть.
- Разве ты не сказала ему, что уходишь? - сурово спрашивает Краус.
- Я же не знала,- тихо отвечает Катарина.
- Она не знала,- подтверждает блондин. Никто теперь не смотрит на меня.
- Катарина...- говорю я.- Разве ты забыла?
- Мы опаздываем,- мягко говорит блондин.

- Я оборачиваюсь к нему. Я смотрю на его отвратительные
усики.
- Вы не опоздаете,- говорю я.- Вы всюду успеете. Как пишут в плохих
романах... вы чертовски аккуратны.
- Ну-ну, малыш...- улыбаясь, говорит блондин, но глаза у него холодные. Я