верного.
с тобой, за тебя, за себя, за нас. Ничего не получается у нас... Значит,
развод?
бегу, на соседней койке умирал человек. И я ночами не спал, лежа на од-
ном боку, спиной к нему, прислушиваясь к его булькающему дыханию, и об-
реченно погружался в болото мрачного отчаяния, пока не дошел до како-
го-то психологического тупика, в котором само собой рассветно забрезжило
ощущение, что я только гублю сам себя своими переживаниями.
свои вещички и отвез их к родителям. Сделал то, что должен был сделать
года два назад.
видится время от времени. Он связан с одним воспоминанием: мой дед умер
много лет назад, но когда я был еще десятилетним мальчишкой, он как-то
приехал ранним утром из своего Моршанска и, ссутулившись, сидел на фа-
нерном чемодане в перед ней коммунальной квартиры, где мы жили в угловой
комнате. Я увидел его в конце темного коридора, он улыбался и кивал мне,
а я смотрел на него и силился проснуться. А теперь, в своем сне, я -
дед, и я уже умер, как мой дед, но сижу на чемодане в передней, киваю
седой стриженой головой и улыбаюсь, а маленький мальчик, мой внук, его
зовут скорее всего так же как и меня, сын моего Сережки, смотрит испу-
ганно и сонно на меня в конце темного коридора и не узнает, потому что
он меня никогда не видел. И не знал, что я - родной ему по крови. А я не
мог предположить, что сон-то пророческий.
Глава тринадцатая
Глава тринадцатая
Весной после размена мои родители переехали в новую квартиру. От метро до их
пятиэтажного дома надо было идти чуть ли не полем мимо оврага, где летом жгли
разломанную тару и упаковочную стружку из мебельного магазина, а зимой дух
захватывало смотреть, как мальчишки летят с ледяных склонов на санках. Овраг
всегда привлекал внимание своей пусть неопрятной, но естественной неровностью
впадины, окруженной стрижеными газонами и ритмичной аккуратностью рядом
проходящих путей метрополитена. Впрочем, газонов с высаженными березками,
кленами и даже голубыми елями поначалу не было. Была жидкая, непролазная,
казалось, вовеки неистребимая грязь после сдачи объекта в эксплуатацию, пока
не проехал мимо какой-то начальник, видимо, очень большой и толстый и дал
нагоняй другому начальнику, что пониже и потоньше, и тогда нивесть откуда
появились машины и люди и буквально за неделю из грязи сделали парк. Было
приятно после этого сознавать, что есть еще добрая сила над злой силой, хотя и
не часто она проявляется. И уж совсем абстрактно думалось о той неимоверной
доброй силе, которая укротила бы самую большую существующую злую силу.
под родительским кровом потекла спокойно и вольно - дома меня всегда
ждал обед и раскладушка, а временем своим я располагал, как заблагорас-
судится. С Тамарой я виделся после суда и развода только тогда, когда
изредка брал погостить Сережку, с которым больше нянькались мать с от-
цом, чем я.
вым я поостыл к кино. Я понимал, что при настойчивости и терпении в кон-
це концов добьюсь желаемого, но меня вдруг крепко поразила мысль, что
фильмы стареют.
чем не вытащишь. Фильм - не книга, которую можно снять с полки, перечи-
тать и задуматься над раскрытой страницей.
планом и десятками людей, претворяющих сценарий в кинокартину, которые
не станут ждать, если у тебя что-то не складывается, как хотелось бы. И
потом минимум два года уходят на создание фильма, но все это время ре-
жиссер должен жить одной идеей, только тем материалом, который снимает,
единым ощущением как части, так и целого...
дия. Поразлетелись, обзавелись семьями мои одержимые друзья словно уто-
лили свою нетерпеливую молодую жажду у источника искусства и уступили
свое место другим...
меня от ее поиска. Скорее всего то, что она не ответила на мое письмо, в
котором я фактически с ней прощался, когда родился Сережка, а ведь с тех
пор прошел почти год...
я шел. Молчал телефон - я смотрел телевизор. Желтели мои сценарии, за-
дохнувшись в чемодане под кроватью. Можно было уйти и бродить по весен-
ним улицам, прыгая по проплешинам сухого асфальта, но кроме солнца на
земле есть еще тучи и ветер - в конце концов возвращаешься обратно прод-
рогший и усталый. Работа, киностудия, друзья, знакомые были похожи на
спицы одного колеса, осью которого был я. Все крутилось, неподвижен был
лишь я сам.
ни старался прикрыться маской занятости и безразличия. В минуту эту оза-
ряется разом бестолково прожитое прошлое и горек ответ на вечные вопросы
- для чего живешь? Кому радуешься? Чем утешается сердце твое в этой ско-
ротечной жизни? И эти вопросы сверлят душу, несмотря на то, что кого-ко-
го, а себя уж перед самим собой человек всегда оправдает.
сить меня от желанного берега, к которому я когда-то стремился. Как вып-
лыть? Рецепт простой - работа...
А я сегодня выступал...
был зал
И да обрящет разум мой
...я вспоминаю детский кубик,
Молчит презрительно театр.