ним?
видимо, на переговоры.
выяснял с тем неизвестным, пытался, должно быть, угомонить его, обращаясь
к нему подчеркнуто вежливо и даже почтительно, однако Соня даже вскрикнула
приглушенно, когда в ответ на какое-то слово этого типа лицо Заболотного
побледнело, глаза сверкнули остро, металлическим блеском, хотя губы и
тогда не переставали улыбаться. Кое-где по салону уже ощутимы были
признаки паники, пожилая дама, кажется скандинавка, летевшая с конгресса
цветоводов, приложила руку ко лбу, и из груди ее вырвался стоп... Из
тревожных перешептываний пассажиров, сидевших невдалеке от того типа, мы
наконец узнали, чем он посеял в салоне такое волнение. Утверждает, что в
багажном отделении вместе с нашими чемоданами путешествует в небе еще один
чемодан, а в ном неуклонно, никому не подвластный, работает небольшой по
размерам механизм: тик-так, тик-так!.. Дама с конгресса и ее старенькая
соседка в ужасе переглянулись: выходит, на бомбе летим? Шантажирует?
Запугивает или чего он хочет, этот садист? Но ведь может же быть, что и
всерьез - теперь столько всякой нечисти на трассах развелось...
миной, и вправду с каким-то садистским смакованием:
взял наглеца за плечи, встряхнул его, так что космы на нем взметнулись, и
после этого властно, как игрушку, усадил в кресло. И, странное дело,
теперь этот герой, злобно понурясь, даже не оказывал сопротивления. Как
будто на нечто подобное и рассчитывал. А Заболотный, обернувшись к
пассажирам, сказал громко, точно извиняясь:
ничего и не случилось, начала разносить воду в чашечках. Во время раздачи
пассажиры следили за выражением ее лица; оно было непроницаемо, фантомаспо
замкнуто, однако внимательный взгляд мог в нем отыскать то, чего и не
хотел бы,- глубоко, как и раньше, затаенную тревогу.
эта и не была предусмотрена.
Мороз здесь прямо кипел, для большинства парижанок, которые отправились в
рейс в одних легоньких плащах и курточках, такой ночной мороз мог бы стать
немалым испытанием, однако и при этих обстоятельствах они не теряли своего
оптимизма, слышались шутки и смех, всех нас забавляло, когда девичьи
ножные руки, нечаянно коснувшись металлической обшивки автобуса,
отдергивались, как от огня, потому что настывший на морозе металл так и
прихватывал. Со смехом и вскриками вскакивали наши попутчики в этот
заледеневший, открытый нам навстречу автобус, который тут же п отправился
от самолета.
сгрудившись на втором этаже, на его застекленных галереях, ждали чаю,
которого буфетчица все не хотела нам отпускать, учитывая позднее время, и
что, смена ее кончается, н что у нас, перелетных, наверное, нет валюты, и
что вообще позволения на этот чай, как нам показалось, надо испрашивать
едва ли не у самого министра,- уже здесь, стоя с Заболотным в полумраке
длинной, чуть освещенной галереи, смотрели мы сквозь ее стеклянную стену
на темный холм нашего лайнера, маячившего недвижимо на краю ночного
аэродромного ноля, и перебрасывались догадками: почему возникла эта не
предусмотренная графиком посадка? Оставленный пассажирами не- - известно
насколько могучий наш лайнер словно ждал чегото. Вскоре сквозь сумрак ночи
в самолет по трапу стали подниматься тени людей со странными удилищами в
руках, фигуры взбегали вверх друг за дружкой^'и хоть двигались на экране
ночи фигуры силуэтные, однако и в своей силуэтпости казались они
решительными и озабоченными,- это в наш опустевший, холодом наполненный
лайнер торопилась команда ребят, вооруженных миноискателями против того
загадочного "тик-так"... Существовал он на самом деле или был только
плодом больного воображения,- как бы там ни было, кому-то надлежит это
проверить,- проверить, рискуя собственной жизнью...
Заболотный неизменен в своем водительском азарте. Вечером на квартире
Заболотных неожиданно возникла идея податься в это путешествие, и Лида, с
отцом присутствовавшая при нашем разговоре, обратилась к Заболотному
буквально с мольбой, в тоне совсем непривычном для со сдержанного
характера:
славянскую Мадонну, о которой здесь сейчас столько разговоров.
отговорить дочку, изображал трудности дальней дороги, обещал взамен другие
соблазнительные зрелища, но девочка заупрямилась: еду и все, если,
конечно, Кирилл Петрович не против.
проявил снисходительность, а София Ивановна даже обрадовалась желанию
девочки, поскольку знала, что юная приятельница ее - человек с характером
и сможет в пути сдерживать Заболотного, если он вздумает, очутившись на
трассе, развивать скорость выше дозволенной.
Заболотная ко мне.- Потому что едва вырвется на трассу, он просто пьянеет,
этот ваш терновщанский ас.
Заболотный.
стоит на своем Соня-сан.- Мой Заболотный как раз пример этого: никак не
перестроится, все думает, что и на земле ему небо. А полотно автострады не
взлетная полоса... У них здесь столько катастроф,- добавляет она тихо,
сдерживая в голосе встревоженность.- Пока он в пути, ближним ни секунды
покоя...
Дударевич.- Да и вообще, зачем вы ему даете добро на это сомнительное
путешествие? Пожертвовать уик-эндом, гнать за сотни миль, чтобы только
взглянуть на какую-то там фальшивую Мадонну...
тоном заявляет Дударевич.- Фальсификация становится промыслом века...
Сколько тех поддельных Ван-Гогов да Сезаннов гуляют по свету?
интуицию.
служебно-жилого дома, можно было по внутреннему ходу попасть
непосредственно в подземный гараж, это удобно, и вот в предрассветную пору
мы уже в железобетонных его катакомбах, где среди автомобилей разных
марок, среди запахов бензина и резины Заболотный, кажется, чувствовал себя
намного лучше, чем там, наверху, в своей служебной комнате с сейфами,
кондиционером и вечно спущенными металлическими жалюзи. И прежде я
замечал: собираясь в поездку, друг мой всегда оживляется, взбадривается,
такое впечатление, точно целую неделю он только и ждал этого момента,
когда, отбросив будничные заботы, свободный наконец от всего суетного и
надоедливого, окажется вот здесь, у своего "бьюика", весело, как коня,
будет его осматривать, паковать в дорогу провизию и другие походные вещи,
а потом еще раз склонится над дорожной картой, чтобы окончательно с
карандашом проштудировать маршрут, еще и тебя зазовет в свидетели
убедиться, что из нескольких возможных вариантов выбран самый удачный.
Одна только перспектива дороги, предчувствие расстояний, которые придется
одолевать, непредвиденные, но вполне вероятные трудности,- все это
наэлектризовывает Заболотпого, заряжает бодростью, душа его вырывается на
просторы дорог, прежде чем невидимый фотоэлемент бесшумно раздвинет
тяжелые стальные двери гаража, чтобы выпустить в серые сумерки еще одну
машину с дипломатическим номером. В Заболотном, несомненно, живет страсть
автомобилиста: гонять по хайвеям, по их нацеленным вдаль гудронам-бстонам
- для него одно удовольствие. Нигде он так не чувствует себя в своей
стихии, как в летящем потоке, в неистовой вот такой гонке, где ветром
скоростей тебя обдает, где человек, запеленатый в металл, одним нажатием
кнопки дает гон всем табунам, сомкнутым в двигателе!
бледная и не на шутку взволнованная, все ходит рядом, трогательно
остерегает да наставляет своего лихача:
Обещай мне!