9
облик, который приобрела послеполуденная тропа, золотистая древняя пыль,
запорошившая травы на склонах, гуденье жуков, вздохи ветра в мерцающем танце
над горячими камнями и то, как падали вдруг на тропу тень и прохлада высоких
деревьев, и свет здесь казался глубже. Озеро внизу скоро стало совсем
игрушечным, все так же темнели в нем пятна колодцев, гигантские тени облаков
лежали на воде, и трагическая маленькая дорога, по которой возвращался
бедняга Морли.
что я уже все это видел, от альпийских лугов с кустами люпина до внезапных
водопадов с мостиками-корягами и зеленой глубиной, и как-то невыразимо
щемило сердце, будто я уже раньше жил и ходил по этой тропе, в похожих
обстоятельствах, с другом-бодхисаттвой, но, может быть, это было более
важное путешествие; хотелось прилечь у тропы и вспомнить.
лицо давно умершего родственника, как давний сон, как принесенный волнами
обрывок позабытой песни, и больше всего - как золотые вечности прошедшего
детства или прошлой жизни, всего живущего и умирающего, миллион лет назад
вот так же щемило сердце, и облака, проплывая над головой, подтверждают это
чувство своей одинокой знакомостью. От вспышек внезапного узнавания,
вспоминания я даже ощутил экстаз, и в дремотной испарине потянуло лечь и
заснуть в траве. Вместе с высотой росла усталость, теперь, как настоящие
альпинисты, мы уже не разговаривали, и не надо было разговаривать, и это
было хорошо; после получаса молчания Джефи обернулся и заметил: "Вот это мне
нравится, когда идешь и говорить уже не нужно, как будто мы - животные и
общаемся молча, посредством телепатии". Так мы и шли, погруженные в
собственные мысли, Джефи - своим забавным чаплинским шагом, который я уже
описал, а я тоже нащупал для себя правильный способ ходьбы, медленными
короткими шажками, упорно вверх и вверх, со скоростью одна миля в час, так
что я отставал ярдов на тридцать, и теперь, сочинив хокку, приходилось
выкрикивать их друг другу. Вскоре мы преодолели ту часть тропы, за которой
начинался прелестный мечтательный луг с озерцом, а там уже тропа кончалась и
были камни, одни только камни.
горы.
и есть "утка", ее сложили те, кто ходил тут до нас, может быть, я сам ее
сложил в пятьдесят четвертом, не помню. Сейчас надо скакать с валуна на
валун, не теряя из виду "уток", чтобы не сбиться с курса. Хотя вообще-то
курс ясен, вон тот утес наверху - там как раз и есть наше плато.
альпийское озерцо, не больше этого пруда, потом - финальный рывок на тысячу
футов, почти вертикально вверх, да, братишка, на крышу мира, откуда видна
вся Калифорния и частично Невада, и ветер штаны продувает насквозь.
плато, на самом деле это так, шельф между вершинами.
свежий воздух, золотящиеся облака... - Может, остановимся здесь на ночь, я
никогда еще не видел такой красоты.
можем обнаружить, что кавалькада из трех дюжин школьных учителей жарит
сосиски у нас под носом. А вот дотуда, куда мы идем, фиг кто доберется, а
если доберется, считай меня идиотом. Ну, может быть, один какой-нибудь
альпинист, ну, два от силы. Но в это время года - вряд ли. Знаешь, ведь уже
в любой момент может выпасть снег. Если выпадет сегодня ночью, тогда прощай,
Смит.
восхитимся этим лугом. - Мы устали, но было здорово. Мы растянулись на
траве, передохнули, поменялись рюкзаками и потопали дальше. Почти сразу же
трава кончилась и начались камни; мы забрались на первый, и с этой минуты
надо было постоянно прыгать с камня на камень, пять миль по каменистой
долине, между отвесных утесов-стен, все круче и круче вверх, так что под
конец, казалось, придется карабкаться по камням.
ручьи, где даже днем не тает лед, кое-где лежит снег, гигантские деревья,
есть один валун, огромный, вдвое больше альвиного коттеджа, он нависает,
образуя такую пещеру, там мы остановимся и разведем костер, чтобы жар
отражался от стены. Дальше уже трава и деревья кончаются. Высота примерно
тысяч девять.
вскоре я заметил, как изящно получается это у Джефи, в своих тяжелых бутсах
он так и летал с камня на камень, иногда выделывая прямо танцевальные па,
вправо-влево, вправо-влево; некоторое время я повторял каждый его шаг, но
потом понял, что лучше спонтанно выбирать свои собственные камни и скакать
по ним в собственном угловатом танце.
пляшется. Проще простого, на самом деле проще, чем ходить по ровной земле,
нет монотонности. С каждым шагом возникают забавные маленькие трудности, их
разрешаешь без сомнений, раз - и ты уже на следующем камне, который ты
выбрал просто так, без особых причин. Как дзен. - Так оно и было.
преодолевали эту длинную-длинную долину. Тем временем вечерело, свет стал
янтарным, и зловещие тени упали на долину сухих камней, но это не пугало, а
вновь вызывало давешнее бессмертное чувство. Все "утки" были сложены так,
чтобы их легко было заметить: встанешь на булыжник, посмотришь перед собой и
сразу видишь "утку" (как правило, два плоских камня один на другом, а иногда
еще сверху один круглый, для красоты), указывающую общее направление. "Утки"
были сложены нашими предшественниками, чтобы не плутать лишнюю пару миль по
огромной долине. И все время нас сопровождал тот же гремящий ручей, правда,
теперь поуже и поспокойнее, и видно было, как он, чернея на сером каменном
фоне, сбегал с утеса в миле от нас.
чем кажется: когда войдешь в ритм танца, упасть практически невозможно.
Порой я оглядывался на дальние горизонты гор и удивлялся, насколько мы
высоко забрались. Наш чудесный оазис в конце тропы был словно маленькая
долина в Арденнском лесу. Подъем становился круче, солнце багровело, вскоре
то тут, то там я стал замечать в тени под камнями островки снега.
затанцевал к нему.
утес, где, как ты увидишь, более полого, и найдем эту стоянку. Хочешь,
посиди тут, отдохни, дурака своего поваляй, а я пока прогуляюсь, я люблю
один бродить.
скрестил ноги и полчаса сидел, отдыхал, насвистывал - приятнейшее занятие, -
пока не вернулся Джефи с сообщением, что стоянка нашлась. Я-то думал, это в
двух шагах, а пришлось еще почти целый час скакать по каменистому склону,
кое-где карабкаться, а выбравшись на более или менее ровное плато, поросшее
травой, идти еще ярдов двести до огромного серого валуна, возвышавшегося
среди сосен. Изумительной была здесь земля: тающие островки снега в траве,
клокочущие ручьи, молчаливые громады скал с обеих сторон, ветер, запах
вереска. Мы переправились через ручеек, не глубже горсти, с жемчужно-чистой
прозрачной водой, и оказались возле валуна, где валялись старые обугленные
бревна.
уходящее вправо ущелье, заваленное осыпью, - вон по той лощине, еще пару
миль вверх, и окажемся у подножья.
приготовим ужин какой-никакой и подождем старичка Морлушку.
оттенок, все эти камни, тяжкие глыбы, запорошенные пылью безначального
времени. Вообще-то я ощущал некоторый страх перед этими зубчатыми чудищами,
обступившими нас и нависшими над головой.
терпение, сотни, тысячи лет сидеть тут в полнейшем молчании и как бы
молиться в тиши за всех живых существ, и ждать, когда ж мы наконец прекратим
суетиться, - Джефи достал пакетик чая, китайского, сыпанул в жестяной
чайничек, попутно разводя костер, для начала маленький - солнце еще светило
на нас, - укрепил в камнях длинную палку, подвесил котелок, вскоре вода
закипела, чай был заварен, и мы стали пить его из жестяных кружек. Я сам
набирал воду из источника, холодную и чистую, как снег, как хрустальные веки