Чтение 10–й страницы книги ~Пальцы для Керолайн~

забрался в самое глухое место, где не было ни одного строения, где были
только крутые скалы и вопящие чайки. Он поставил палатку и стал жить в ней ё
сосредоточившись на своем больном организме.

Мао дал слово, что откусит себе палец в случае выздоровления, а если
понадобится, отгрызет и всю руку.

Когда кончились привезенные продукты, он залезал в еще холодное море,
обдирал с ближайших скал мидий и пожирал их сырыми, не обращая внимания на
их попискивания, круша свои зубы недоразвитым жемчугом...

Прошло два месяца, но главная мышца в теле по-прежнему молчала. Остальные
же мышцы наливались силой, и Мао стал похож на слона - медлительный, с
мощными ляжками, с маленькими глазками...

Не желая, чтобы отчаяние вновь завладело всем его существом, он решил
обратиться к Богу. Но к какому?.. Рожденный от китаянки и еврея, живший всю
жизнь на территории православия, он мог выбирать из трех богов по своему
усмотрению... И тут Мао неожиданно вспомнил своего отца, о котором не думал
уже с десяток лет., и кровь его немного потеплела...

На следующий день, когда солнце зависло в зените, Мао, сидя на краю
скалы, ощущая под собой море, сделал себе обрезание. Бритвой он срезал свою
крайнюю плоть и кольцом надел ее на палец. Затем залез по пояс в соленое
море и стоял в нем, сжав зубы в пока не остановилось кровотечение...

Таким образом он дал обет Богу всех евреев, Богу своего отца...

Начинался купальный сезон, и отдыхающие осваивали новые пляжи, подбираясь
к стоянке Мао. Как-то он заснул на скале, а проснувшись, увидел под ней
маленький нудистский пляж.

Несколько женщин и мужчин подставили свои обнаженные тела под солнечные
лучи и молча, слушая накатывающиеся волны, дремали...

Мао неожиданно для себя залюбовался этой картиной, успокоился, а когда
вдруг посмотрел на низ своего живота и увидел возрожденную жизнь, то издал
победный вопль, до смерти напугав нудистов... Он зашел в свою палатку и
повязал бантом красную ленточку на оживший орган, отмечая тем самым
праздник. Затем сунул в рот палец и изо всей силы сомкнул на нем острые
зубы, выплюнул его, откушенный, в море и, окровавленный, с украшенным
половым органом, появился на нудистском пляже. Загорающие, пришедшие в
панический ужас от открывшейся им картины, похватали свои вещи и побежали с
пляжа, оставив торжествующего Мао одного. Китаец громогласно расхохотался и
стал сворачивать свой лагерь, готовясь к обратной дороге.

Мао вернулся в столицу, возрожденный, с еще более обезображенной рукой, с
кольцом крайней плоти на одном из уцелевших пальцев и вдруг позабывший о
своей любви, с приходом здоровья покинувшей его душу.

Подходя к своей квартире, он увидел воткнутый в щель бланк
поздравительной телеграммы, в которой было написано: "Поздравляю днем
рождения зпт желаю счастья эпт здоровья зпт любви тчк твой отец Иосиф".

КЕРОЛАЙН

Я попытался рассказать о своих братьях и о том, как они потеряли пальцы.

Теперь же мне предстоит поведать немного о себе. Я постараюсь уложиться
коротко, к тому же и рассказывать особенно нечего.

После того как отец подкинул Мао бабушке, он вновь исчез. На сей раз
Иосиф не пытался форсировать границы отечества, а отправился в глубинку
России, где и познакомился с моей матерью - тихой русской женщиной. Отец,
еще молодой, но с абсолютно седой головой и глубокими морщинами на лице,
влюбился мальчишеской любовью в сибирскую красавицу, оплодотворил ее своим
живучим семенем, и вследствие этого через девять месяцев родился я.

Я был совершенно обычным ребенком, не отличался ни красотой, ни особым
умом, а тем более не выказывал каких-нибудь неординарных способностей. Я
рос, как тысячи моих сверстников, довольный своим детством, любящий своих
родителеи...

До пяти лет я не знал о существовании братьев, живущих в столице, да если
бы и узнал, мне было бы совершенно наплевать. Ребенка интересует только то,
что находится рядом, то, что можно пощупать руками, или на худой конец
отправить в рот, чтобы, пережевав, проглотить.

Лишь по достижении пятилетнего возраста, после того как моя мать умерла
от какой-то непонятной болезни, я узнал, что являюсь младшим братом двух
отпрысков с совершенно нерусскими чертами лица.

После похорон матери отец провыл в открытое окно три дня, собрал меня в
дорогу, и мы поездом отправились знакомиться с родней.

Бабушка, совсем старенькая, потерявшая способность удивляться, узнав о
существовании третьего внука, лишь пожала плечами и пошла собирать на стол
праздничное угощение.

Дедушка распил с отцом бутылочку водки, поговорил с ним о том о сем. а я
тем временем знакомился со старшим браток Шивой. Ему было уже одиннадцать
лет, все лицо его было в синяках, но он встретил меня ласково, улыбаясь во
весь рот.

Даже предложил поиграть в его игрушки. И конечно же, я полюбил своего
старшего брата, хоть он и не был похож меня лицом, к тому же и без пальца на
правой руке...

Отец, погостив в родном доме неделю, как все того и ожидали, вновь исчез,
укатив на своих кривых ногах в неизвестные земли. Я остался воспитываться
бабушкой и дедушкой, и если мое непослушание выводило их из себя то они
грозились отправить меня жить к Мао, среднему брату, отпрыску Сатаны...

Мао я видел всего лишь пару раз - когда в детском саду морили тараканов и
когда он сбежал из интерната в волчьих капканов. Помню, что его лицо,
выражение монголоидных глаз, внешность дауна оставили в моей душе
неизгладимое впечатление. Весь облик среднего брата пугал меня, но
одновременно и чем-то притягивал. Я часто видел Мао во сне, думал о нем
наяву. Его личность возбуждала во мне какой-то нездоровый интерес, некое
трепетание и волновала меня куда больше, нежели мой старший брат Шива.

Меня отдали в обычный детский сад, а когда пришло время, я пошел учиться
в нормальную среднюю школу, где ничем и ни от кого не отличался. Все мое
существование проходило без особых эмоциональных всплесков, что очень
радовало бабушку с дедушкой. Уже казалось, что вся моя жизнь пойдет ровной
дорогой, что на ней не будет особо сильных падений, да и взлетов тоже... Но.
как обычно случается, какое-нибудь незначащее событие, на которое другой бы
человек и внимания не обратил, может направить твою жизнь совсем в другое
русло. Так произошло и с меей жизнью.

К концу школы, подчиняясь могучему волеизъявлению природы, в начале весны
я испытал чувство влюбленности к девочке из соседней школы. Сейчас я не
помню даже ее лица, а имени как будто и вовсе не знал.

Я тоже, уж не знаю чем, понравился ей, и мы стали встречаться. В наших
отношениях, пожалуй, не было ничего романтического, так как мне не пришлось
прикладывать особых усилий, чтобы добиться взаимности. Все шло как-то само
собой.

Теперь уже, по прошествии многих лет, я понимаю, что первое чувство
должно быть бурным, с муками неразделенной любви, с ревностью, со слезами
отчаяния в бессонные часы...

На третий день нашего знакомства мы уже целовались под ветками
зацветающих деревьев и от неумения прикусывали до крови губы друг другу. А
на пятый день, когда родители моей подруги отправились на дачу копать под
картофель грядки, я оказался у нее дома. Она недолго размышляла, видимо, уже
давно решившись отдать свою девственность при первом удобном случае, и
вскоре мы лежали на ее узенькой кровати совсем голые. Я впервые рассматривал
обнаженное женское тало с такого близкого расстояния, зная, что и девочка
меня разглядывает, и от этого испытывал какое-то странное ощущение. Во мне
не было ничего от сексуального возбуждения, я забыл о нем напрочь, и когда
девочка влажными руками стала притягивать меня к своему телу, я оказался не
готов к мужской миссии и от осознания своей неготовности весь размяк и
заскучал на мгновение.

Потом скука стала страхом, а страх был рожден мыслью о позоре...

Так ничем закончилась моя первая близость с женщиной.

Всю ту ночь я пролежал без сна в своей кровати, пытаясь анализировать
происшедшее. В мозгу зародилась мысль, что организм мой ущербен, что я один
из тех многих несчастливцев, которым не дано испытать наслаждения от
обладания женщиной, что мне суждено лишь мечтать об обладании, а в конце
этих мечтаний лишь муки одни.

Конечно же, я больше не встречался с той девочкой, от одной мысли о ней
испытывая лишь звериный страх.

С того дня я стал непрерывно думать о природе своей неудачи, постепенно
привыкал к мысли об ущербности моей психики, и со временем муки стали носить
оттенок сладости, так что иногда я даже специально вызывал их в себе.

Я стал интересоваться специальной литературой на тему сексуальных
расстройств, проглатывая тома научных трудов. Я изучил Фрейда, Юнга и
современных психоаналитиков. Из их трудов мне стало ясно, что я ничем не
болен, что психика моя пострадала в силу моего же невежества. Оказывается, я
сам родил в себе комплекс неполноценности, к тому же культивируя его
жалостью к своей особе...

К моменту осознания своих комплексов я уже выбрал будущую профессию. По
окончании школы я решил поступить на психологический факультет университета
и по получении диплома специализироваться на лечении сексуальных расстройств
как мужчин, так и женщин.

С этим решением ко мне пришла и другая мысль. Избавившись от своего
комплекса, я не смогу так глубоко проникнуть в природу чужой болезни, ибо
только свои страдания можно отождествить с чужими. С юношеским
самопожертвованием я решил развивать в себе сексуальный комплекс, тем самым
став врачом-экспериментатором, ставящим опыт на себе. Как и мой средний брат
Мао., я отказался навсегда от близости с женщиной, только природа монашества
была различной...

Я с блеском закончил психфак. При распределении мне был сделан ряд очень
лестных предложений, начиная от Института психиатрии до места психолога в
больнице им. Кащенко. Стремясь работать индивидуально, я отказался от этих