роль в жизни и истории неконформистского общества. В 1957 году
книгохранилище библиотеки внезапно стало более или менее доступно для
читателей. Книги, которые раньше немыслимо было достать, теперь можно было
прочесть в читальных залах библиотеки; особенно явно были сняты оковы с
мистической и оккультной литературы. В 1959 году этот период кончился, но до
этого времени много книг было переснято, прочитано и т. д.; и кроме того,
возникла традиция встреч в кулуарах обширных читальных залов, да и смягчения
некоторые в смысле выдачи книг остались. Поэтому посещения продолжались.
Вокруг читальни создались целые легенды; много людей, подпольных
интеллектуалов, мистиков, поэтов, художников, писателей и всяких ищущих
встречались, знакомились здесь, проводили время, читали ранее недоступную
литературу, старые журналы, в перерыве - курили, обсуждали, и не только
книги, но и события жизни, и саму жизнь.
особым знакам. Читальня переросла свое назначение; отсюда уходили на
вечеринки, чтения на квартирах; здесь можно было встретить людей из разных
кругов. Появились завсегдатаи читальни, бродяги-интеллектуалы. Многие
приходили сюда уже не читать, а встречаться. Здесь обсуждалось все: от
христианства до дзен-буддизма.
невероятно, откуда-то появились частные библиотеки с редкими книгами, по
рукам стали ходить книги, переводы, перепечатки... И никакие читальни Москвы
уже не могли вместить ищущих: все расползлись по квартирам, кружкам,
дачам...
метафизика, оккультизм и т. д.
невероятно сложен и богат, с различными направлениями интересов... Здесь
было все: и глубинное погружение в русскую классику 19-го века, и открытие
скрытых имен русского искусства 20-го века; новаторские искания нового
времени, и уход в принципы древнего искусства. Философские имена, задевающие
за живое, естественно, не оставались без внимания... В сфере чистого духа
также было много исканий, главным образом в русле Православия и восточной
метафизики. И кроме того, некоторые пытались создать свое: и возникали то
глубоко оригинальные, невероятные идеи и течения, то попытки таинственного,
озаренного синтеза. Не особенно отставала и практика.
некоторых уровнях, "подпольным" неконформистский мир: его гуманитарные
интересы стала разделять и часть официальной интеллигенции. Все достаточно
усложнилось и перемешалось: на одном и том же вечере или чтении встречались
и профессора, ученые, представители обычной интеллигенции, самые отчаянные
поэты и художники, неконформисты, работающие ночными сторожами.
неконформизма, никогда не забывалась полностью.
книги, получили их и углубились в чтение в пустынном утреннем зале. Одинокие
девушки, в нежном свете, льющемся из окон, проходили иногда мимо них и
рассаживались по своим местам. Одна, севшая рядом с Берковым, даже глубоко
вздохнула, когда бросила взгляд на заглавие книги, которую он читал.
библиотеки они встретились с Андреем Крупаевым, который считался в
московском подполье немного загадочной личностью. Это был человек лет 36,
худой, с взъерошенными волосами и горящими глазами, которые иногда вдруг
тускнели и как бы уходили в небытие.
покорностью судьбе. Отец его, профессор биологии, отсидел свое при Сталине,
потом вернулся, больной и измученный, и поселился в Рязани. Мать Андрея во
времена Сталина отказалась от отца, скрылась на Севере. И Андрей рос полным
сиротой. Он, однако, окончил консерваторию и в юности вел беспорядочную и
пьяную жизнь; но потом вдруг все бросил - и зажил отшельником и анахоретом.
В чем лежали его подлинные интересы - никто не знал, но постепенно он вышел
из тьмы и стал приобретать в неофициальной Москве известность как библиофил.
У него была одна из лучших богословских библиотек в Москве - и неизвестно
было, как он все это умудрился приобрести. Говорили, что помогали дальние
родственники. И кроме того, у Андрея были самые невероятные связи на черном
книжном рынке, некоторые книги в его библиотеке были настолько редкими и
ценными, что к нему частенько заглядывали профессора богословия из Духовной
академии. Но у него были и другие книги: тоже редкие и ценные, но уже по
колдовству, древней русской магии и что-то из глубин веков. Часто у него
появлялись какие-то совсем непонятные типы, и всю ночь горел свет в окнах
его квартиры в деревянном домике на Плющихе. Его жена, Зина, совершенно
тихое, молчаливое существо, во всем подчинялось ему. Часто он ездил к отцу в
Рязань, тот женился там и жил благополучно.
бывает у вас: и всякое неприятное...
виделись хорошо знакомые лица: не говоря о Муромцеве, который сумрачно стоял
в стороне, здесь оказались Владимир Омаров, солидный художник-неконформист
лет 40, который держал у себя дома настоящий художественный салон, и еще
двое ребят из Института мировой литературы. Последние, несмотря на большое
официальное положение, отличались широтой взглядов и свободным посещением
подпольных чтений и выставок.
спокойный. Потом, когда подсоединился Валя Муромцев, беседа приняла более
волнующий оборот.
которая творится только в подполье, в самиздате, и нигде не публикуется?
представители...
продолжал он уже горячо, - потому что даже в самых лучших условиях всегда
было давление:
свободны, до конца, до последней бездны души! Другое: никакая публикация или
официальное выступление не сравнится с подпольным чтением лицом к лицу...
Здесь такая невероятная отдача, слияние, духовный запой! Меня знают, меня
любят - чего ж еще?! Пусть относительно немногие, важен уровень людей, а не
количество. В Древней Греции все передавалось устно или через рукописи - как
и у нас сейчас. И какая была поэзия!
думаю, все будет издано, и в этом странном будущем прекрасные русские люди
будут читать наши книги, и переживать... и поражаться, какими были их...
Олегом, - улыбнулся Солнцев, - насколько я слышал...
меня главная сила публикации в том, что после нее ты уже уверен, что все
сохранится, все запечатлится. Вот, пожалуй, в чем главный вопрос. Хотя Боря
уверяет, что рукописи не горят, но были случаи...
отбор по качеству... Послушайте, самый лучший подход: творить так, как будто
никакой бюрократии не существует... Если вы будете злиться, мучаться,
думать, реагировать, - то вовлечетесь во внутреннюю полемику, и искусство
этим снизится.
угодно, но когда происходит подобное в природе, вы не реагируете на это
сильно душой, вы просто стараетесь выжить и знаете, что здесь лбом стену не
прошибешь: это происходит и все. Глупо негодовать на землетрясение.
социальное явление. Здесь можно изменить, убедить, например, эту самую
бюрократию...
другая сторона медали, - возразил Берков. - Но я говорю о позиции художника,
когда он творит в такой ситуации. Когда он пишет, он должен быть свободен и
писать так, как будто никакой бюрократии не существует вообще. Не
фиксироваться на этом. Не быть рабом негативных чувств. Не всякий, конечно,
рожден перенесть...
Особенно про покойников. Впрочем, я шучу: бывают сказки поглубже и
пострашней жизни, особенно если они выражают кое-что существующее, но
скрытое.
люди.
важное положение, - говорил Солнцев, - и он убежден, что верхам самим
выгодней изменить свое отношение к творческой интеллигенции и контролировать
культуру более тонкими методами. Он ругается, там, наверху, что иначе они
уморят всех наших гениев. Но ему отвечают, что еще не пришло время для таких
изменений.
время чуть-чуть скорбное молчание (при Сталине он отсидел свое в лагере, но
сохранил, однако, необычную уравновешенность), - что-то вы нас с Аллой
Николаевной совсем забыли, приходите к нам на чтение... Мы уточним когда.
Влодавец Леонид
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Апраксина Татьяна