Чтение 10–й страницы книги ~Циники~

Анатоле Франсе. Пожарный, оборвав крючки на ее выцветшем атласном лифе
запускает красную пятерню на блеклое венецианское кружево. После непро-
должительных поисков он вытаскивает худую, длинную, землистую грудь мнет
ее, как салфетку и целует в сморщенный сосок.

15

Метель падает не мягкими хлопьями холодной ваты, не рваными бумажка-
ми, не ледяной крупой, а словно белый проливной ливень. Снег над городом
- седые космы старой бабы, которая ходит пятками по звездам.

Пошатываясь, я пересекаю улицу. В метельной неразберихе натыкаюсь на
снежную память. Сугробище гораздо жестче, чем пуховая перина. Я теряю
равновесие. Рука хватается за что-то волосатое твердое, обледенелое.

Хвост! Лошадиный хвост!

Я вскрикиваю пытаюсь подняться и раздираю до крови вторую руку об ос-
каленные, хохочущие, мертвые лошадиные десны. Вскакиваю. Бегу. Позади
дребезжит свисток.

Метель вздымает меховые полы моей шубы. Я, наверное, похож на глупую,
прикованную к земле птицу с обрезанным хвостом.

Вот и наш переулок. Он узок, ровен и бел. Будто упала в ночь подтаяв-
шая стеариновая свеча. В окне последнего одноэтажного домика загорелся
свет: подожгли фитиль у свечи.

Кто это там живет?

Я долго и безуспешно роюсь в карманах, отыскивая ключ от английского
замка входной двери.

Какая досада! Должно быть, потерял у трупа. Надо непременно завтра
или послезавтра отправиться на то место и поискать. Мертвая лошадь, на
самый худой конец, полежит еще дня три.

Но кто же все-таки благоденствует в одноэтажном домике? Ах! и как это
я мог запамятовать. Под крышей, обрамленной пузатыми амурами, проживает
очаровательная Маргарита Павловна. Я до сих пор не могу забыть ее тело,
белое и гибкое, как итальянская макарона. Не так давно Маргарита Павлов-
на вышла замуж за бравого постового милиционера из 26-го отделения. Я
пробегаю церковную ограду, Каменные конюшни, превращенные в квартиры, и
утыкаюсь в нашу дверь. Звоню...

По коридору шлепают мягкие босые ноги. Мне делается холодно за них.

Б-р-р-р-р!

Щелкает замок. Из-за угла выскакивает метель. Я открываю рот, чтобы
извиниться перед Марфушей, и не извиняюсь...

Метель выхватывает из ее рук дверь, врывается в коридор, срывает с
голых, круглых, как арбузы, плечей зипунишко (кое-как наброшенный спро-
сонья) и вспузыривает над коленными плошечками розовую широкую, влажно-
ватую ночным теплом рубаху.

Слова и благоразумие я потерял одновременно.

16

Ольга почему-то не осталась ночевать у Сергея. Она вернулась домой
часа в два.

Я слышал, с оборвавшимся дыханием, как повернулся ее ключ в замке,
как бесшумно, на цыпочках, миновала она коридор, подняла с пола мою шубу
и прошла в комнаты.

Найдя кровать пустой, она вернулась к Марфуши ному чуланчику и, пос-
тучав в перегородку, сказала:

- Пожалуйста, Владимир, не засыпайте сразу после того, как "осушите
до дна кубок наслаждения"! Я принесла целую кучу новых стихов имажинис-
тов. Вместе повеселимся.

17

Тифозники валяются в больничных коридорах, ожидая очереди на койки.
Вши именуются врагами революции.

18

Из Прикаспия отправлено в Москву верблюжье мясо.

19

В воскресенье в два часа дня в Каретном ряду состоялась торжественная
закладка Дворца Народа. Разрабатывается проект постройки при Дворце те-
атра на пять тысяч человек который по величине будет вторым театром в
Европе.

20

Все семейство в сборе: Ольга сидит на диване, поджав под себя ноги, и
дымит папиросой; Марфуша возится около печки; Сергей собирает шахматы.

Он через несколько дней уезжает на фронт. Несмотря на кавалерийские
штаны и гимнастерку, туго стянутую ремнем, вид у Сергея глубоко штатс-
кий. Он попыхивает уютцем и теплотцой, точно старинная печка с изразча-
тыми прилепами, валиками и шкафными столбиками.

Я выражаю опасение за судьбу родины:

- У тебя все данные воевать по старому русскому образцу.

И рассказываю о кампании 1571 - года, когда хитрый российский полко-
водец, вышедший навстречу к татарам с Двухсоттысячной армией, предпочел
на всякий случай сбиться с пути.

- А точный историк возьми да и запиши для потомства: "Сделал он это,
как полагают, с намерением, не смея вступить в битву".

Сергей спрашивает:

- Хочешь, я дам записку, чтобы тебя взяли обратно в приват-доценты?
Все, что тебе необходимо выболтать за день, - выбалтывай с кафедры.

Я соглашаюсь на условие и получаю пространную записку к Анатолию Ва-
сильевичу.

Сергей очень ловко исполнил Ольгину просьбу. Мне самому не хотелось
тревожить высокопоставленного братца.

Мы приятничаем горячим чаем. Марфуша притащила еще охапку мелко на-
рубленных дров. Она покупает их фунтами на Бронной.

21

Жители Бурничевской и Коробинской волости Козельского уезда объявили
однодневную голодовку, чтобы сбереженный хлеб отправить "красным рабочим
Москвы и Петрограда".

- Мечтатель.

- Кто?

- Мечтатель, говорю.

- Кто?

- Да ты. По ночам, должно быть, не спишь, воображая себя "красным Ми-
ниным и Пожарским".

Ольга мнет бровь:

- Пошленьким оружием сражается Владимир.

- Имею основания предполагать, что, когда разбушевавшаяся речонка
войдет в свои илистые бережочки, весь этот "социальный" бурничевско-ко-
робинский "патриотизм" обернется в разлюбезную гордость жителей уездного
лесковского городка, которые следующим образом восторгались купцом своим
Никоном Родионовичем Масленниковым: "Вот так человек! Что ты хочешь, си-
час он с тобою может сделать; хочешь в острог тебя посадить - посадит;
хочешь плетюганами отшлепать или так, в полипы розгами отодрать - тоже
сичас он тебя отдерет. Два слова городничему повелит или записочку напи-
шет, а ты ее, эту записочку, только представишь - сичас тебя в самом
лучшем виде отделают. Вот какого себе человека имеем".

22
Прибыло два вагона тюленьего жира.

23

За заставы Москвы ежедневно тянутся вереницами ломовые, везущие гро-
бы. Все это покойники, которых родственники везут хоронить в деревню,
так как на городских кладбищах, за отсутствием достаточного числа мо-
гильщиков, нельзя дождаться очереди.

24

Поставленный несколько дней тому назад в Александровском саду памят-
ник Робеспьеру разрушен "неизвестными преступниками".

25

Сергей - в собственном салон-вагоне из бывшего царского поезда - уе-
хал "воевать".

26

Сегодня утром Ольга вспомнила, что Сергей уехал "в обыкновенных нитя-
ных носках".

Я разделил ее беспокойства:

- Если бы у наполеоновских солдат были теплые портянки мы с вами,
Ольга, немножко хуже знали бы географию. Корсиканцу следовало наперед
почитать ростопчинские афиши. Градоправитель не зря болтал, что "карле-
кам да щеголкам... у ворот замерзать, на дворе аколевать, в сенях зазе-
бать, в избе задыхатся, на печи обжигатся".

Ольга сказала:

- Едемте на Сухаревку. Я не желаю, чтобы великая русская революция
угодила на остров Святой Елены.

- Я тоже.

- Тогда одевайтесь.

Я подошел к окну. Мороз разрисовал его причудливейшим серебряным ор-
наментом: Египет, Рим, Византия и Персия. Великолепное и расточительное
смешение стилей, манер, темпераментов и воображений. Нет никакого сомне-