внимания.
как-то. Я чувствую, как хорошо и покойно в этом доме. Я, кажется, никогда в
жизни не отдыхал душой так, как сейчас; и все-таки я твердо знаю, что не мог
бы здесь жить. Вероятно, домашний уют вообще не по мне. Но это очень хорошо;
в этом есть что-то почти святое. (С минуту сидит в раздумье, потом вдруг
тихо смеется.)
кто-нибудь чужой, он принял бы нас за мужа и жену.
больше подходите, чем мой муж?
мысляхничего подобного не было! (Снова впадая в язвительной тон.)
Оказывается, домашние радости имеют свою оборотную сторону.
любовь помогает ему быть хорошим человеком; точно так же, как ваша ненависть
помогает мне быть плохим.
оскорбления и думает о том, как бы спасти вас. Неужели же вы не можете
простить ему, что он гораздо лучше вас? Как вы смеете его унижать, ставя
себя на его место?
нас приняли бы за мужа и... (Смолкает в испуге.)
мной!
который берет чашку и самым прозаическим образом принимается пить чай как
раз в ту минуту, когда на двери, резко звякнув, взлетает щеколда и в комнату
входит английский сержант в сопровождении двух рядовых, которые
останавливаются у порога. Сержант быстрым шагом подходит к столу.
Андерсон, именем короля Георга вы арестованы как мятежник.
закрывает
безмолвном ужасе глядя на все, что перед ней происходит.
куртке, но тут же спохватывается и, стоя спиной к сержанту, не поворачивая
головы, медленно обводит глазами комнату, пока не замечает черный сюртук
Андерсона, висящий на шкафу. С полным спокойствием подходит к шкафу, снимает
сюртук и облачается в него. При мысли о том, что он выступает в роли
пастора, ему становится смешно; он смотрит на свою руку в черном рукаве и
лукавоулыбается Джудит, но ее побелевшее лицо говорит ему, что она
мучительно старается осознать не юмор положения, а весь его ужас. Он
поворачивается к сержанту, который в это время подошел к нему, пряча за
спиной пару наручников, и говорит почти весело.) Вам когда-нибудь уже
приходилось арестовывать человека в таком платье, сержант?
отчасти к безупречному тону и поведению Ричарда.) Да пожалуй что нет, сэр.
Разве только армейского капеллана. (Показывает наручники.) Прошу извинить,
сэр, но служба...
Благодарю за вашу деликатность. (Протягивает руки.)
понимает,сэр. Не хотите ли сказать перед уходом словечко вашей хозяйке?
(Он
Даме не о чем беспокоиться. Но все-таки... (Понизив голос так, чтобы слышал
только Ричард.) Другого случая не будет, сэр.
переводит дух и поворачивается к Джудит.
может, хочет подойти ближе, но не решается выпустить из рук край стола, за
который ухватилась, ища опоры.
проститься.
слушаешь?
был здесь. Ты понимаешь?
свете не рассказывай ему о том, что меня ждет; а если он все-таки узнает,
скажи, что он не может меня спасти: они повесят его, но не помилуют и меня.
И скажи ему, что я верен своей религии, как он верен своей, и что он может
положиться на меня до конца. (Поворачивается и хочет идти, но встречает
взгляд сержанта, в котором как будто мелькнуло подозрение. Секунду он
соображает, потом поворачивается снова к Джудит, и тень проказливой улыбки
появляется на его сосредоточенном, серьезном лице.) А теперь, моя радость,
боюсь, сержант не поверит, что ты в самом деле добрая и любящая жена, если
объятия. Она отпускает стол и почти валится к Ричарду на грудь.)
Бедная девочка!
выскользнув из его объятий, падает на пол в глубоком обмороке, как будто
поцелуй убил ее.
пока она неочнулась. Давайте наручники. (Протягивает руки.)
Вы настоящий человек. Вам бы солдатом быть, сэр. В середину, прошу вас.
распахивает дверь.
дом! Приглушим барабаны и - вперед!
выходят из комнаты.
находит комнату как будто пустой и погруженной почти в полную темноту, если
не считать отсветов от очага, - одна свеча догорела, а другая вот-вот
догорит.
(Прислушивается - ответа нет.) Гм! (Идет к шкафу, достает из ящика свечу,
зажигает ее от едва теплящегося огонька той, что стоит на столе, и при свете
ее с удивлением оглядывает нетронутую еду. Потом вставляет свечу в
подсвечник, снимает шляпу и озадаченно почесывает затылок. Этот жест