немых и живут теперь в их Хижинах, на Озере. А немые ушли навстречу
Слепящему и напали на тех, кто живет у Горькой Воды. Люди Звенящих Камней
долго еще будут сыты... - Странный подавился горьким смешком, вздохнул. -
Идите к Озеру, Хромой. Настоящим Людям нужно опять стать сильными, нужны
воины, нужно много детей...
потереться лицом о руку Странного, но он знал - не получится. - Это луки и
копьеца, которым ты научил, прогнали немых. Иначе немые убили бы всех
Настоящих Людей - их больше.
глаза. Встал.
оглянулся. - Живите долго. Растите детей.
сумерках, в монотонном бормотании дождевых капель.
онемевшие пальцы о его теплые камни. Дух Странного, приходивший во сне,
сказал: "Племя ушло". Значит, опять путь. Длинный, опасный путь по
холодной зимней равнине. Нужна еда, много, много еды. Для себя и для
Кошки. Надо вставать.
долго, такие дожди. До самой весны.
проверил, на месте ли челнок. Постоял на сыром песке, поджимая пальцы
озябших ног, ругая себя за то, что сжег свою острогу и не поискал в пещере
острогу Странного: зимой убить большого утонувшего легко, а даже самого
маленького рогатого - трудно. И вдруг вздрогнул, будто наступил на жгучую
траву: очаг!
совсем недолго. И огонь был маленький. Кошка хотела больше огня, но Хромой
не позволил - хвороста было мало. Очаг не мог сохранить тепло до утра. Но
был теплым. Или Хромому показалось? Или Духи Умерших умеют греться у
настоящих костров?
полыхал огромный костер, а Кошка сидела на ложе и занималась вчерашним
горшком: возила внутри рукой, а потом старательно облизывала ладошку.
Хромой перевел дыхание:
разочарованно вздохнула. - Иди поймай кого-нибудь, есть хочу!
Хрупкая, маленькая женщина. Девочка, да и только. И голосок у нее чистый,
звонкий, детский:
пришлось повторить. - Нет. Друг.
родственникам.
двери с траурно черной табличкой, извещающей о пребывании за этой самой
дверью какого-то медицинского светила. Несколько секунд Виктор слушал
звонкое щелканье каблучков по скользкому кафелю, потом догнал их
обладательницу и бесцеремонно схватил за рукав:
меня его родственником. Я жених его сестры.
убедительным. - Вы ведь, вопреки вашему заявлению о близких родственниках,
даже матери его так ничего и не сказали.
доверительно взяла Виктора под руку. - Только помните: я вам ничего не
говорила. У него... Как вам объяснить? Это полный распад личности.
Необратимый, стремительно прогрессирующий. Неизлечимый. И тяжелейшее
нервное истощение вдобавок. Ему осталось жить несколько дней, не больше.
Эдуард Львович, - почтительный кивок в сторону двери, - Эдуард Львович
предполагает, что это наследственное. Так что, я бы посоветовала вам
воздержаться от этого брака.
двери. Виктор сильно потер ладонями лицо, приходя в себя. Наверное, так
чувствует себя человек, которому плюнули в глаза из проезжающего
автомобиля. Поняла. Посочувствовала. Посоветовала. Дрянь...
троллейбусной остановке не работали: кто-то аккуратно повывинчивал из
трубок микрофоны. Виктор внятно и длинно высказался в адрес этого кого-то
(благо, рядом никого не было), а потом подумал, что зря он так, что по
сути дела следовало бы поблагодарить его, на некоторое время отсрочившего
разговор с Наташей. Разговор... Господи, что же он ей скажет, как он
сможет ей это сказать?! Он представил себе Наташу, как она отводит
ладошкой свисающую на лоб пушистую русую прядь, как смотрит - пристально,
снизу вверх смотрит в глаза; представил лицо ее, побледневшее так, что
веснушки кажутся черными... Представил, как никнут под тяжестью
услышанного ее крепкие мальчишеские плечи, представил дрожащие губы,
заплывающую слезами синеву глаз... Господи, господи, что же придумать, что
же ей такое соврать?!
правду, и чем правдоподобнее будет вранье сейчас, тем страшнее обрушится
на нее правда потом - обрушится, сломает, раздавит...
дружище? Наследственное... Дура ты, ветеринар, а не психиатр! Что ты
можешь знать о его наследственности?! А я - я знаю Ксению Владиславовну, и
Дмитрия Сергеевича я знал, а ты мне - наследственное! Ум, интеллигентность
- вот что передают своим детям такие родители по наследству!
стараясь отогнать кошмар воспоминаний. Не удалось. Телефонный звонок
поднял его с постели, и он мчался, не разбирая дороги, по черным гулким
улицам ночного города, спешил, спешил, понимая: только по-настоящему
страшное могло превратить голос Наташи в то, что он слышал. А потом Наташа
теребила его, кричала, умоляла сделать хоть что-нибудь, а он стоял, не в
силах отвести взгляд от бьющегося в судорогах, корчащегося на полу тела,
от мутных стекляшек пустых глаз, от черного, запрокинутого в идиотском
хохоте рта. Глеб. Тонкий, насмешливо остроумный Глеб, умница, друг, -
слюнявый кретин без капли мысли и чувства в глазах. В одну ночь. Да как же
это, господи!...
занят. Виктор раз за разом набирал знакомый номер, и, услышав в трубке
злорадно-торопливые гудки, яростно грохал трубкой по рычагу. Нашел-таки
себе врага... А потом - далекий, искаженный плохой мембраной голос Наташи:
"Витя? Наконец-то... Приезжай", - и снова гудки. Некоторое время Виктор
стоял, привалившись затылком к прохладной и жесткой стене телефонной будки
- не решался выйти, тянул время, бездумно рассматривая свое отражение,
смутно угадывающееся в замызганном стекле напротив. Ну и видик, однако...
Широкое лицо будто перечеркнула полоска усов, вздернутый нос шмыгает, в
узких темных глазах стынет собачья тоскливость... Ну, чего киснешь, ты?
Радоваться надо. Мы же с тобой отсрочку получили. Пятнадцать-двадцать
минут отсрочки... Только ведь мало это - двадцать минут. Были, и нету их.
И палец уже давит упругую кнопку звонка, щелкает замок, открывается дверь,
и Наташа спокойно говорит:
молодцом, вот только лицо прячет, потому что губы у нее белые и дрожат, а
под глазами - синие тени. Отошла к окну, не смотрит на Виктора, смотрит на
улицу.
поехала. Есть у нее, оказывается, школьная подруга такая - психиатром
работает... Ну, так что?
душный комок, но не получилось. - Ну, был. Разговаривал с лечащей...
этой... врачом. Говорит, что случай довольно тяжелый. Но они не теряют
надежды, Наташ, делают что-то. Так что, может быть...
стеклу до белизны сжатыми кулачками. - Быть может, что так... Это хорошо.
Это очень хорошо, Вить, что ты совершенно не умеешь врать. Ты это учти на
будущее, ладно? Ты много-много чего умеешь, а вот врать - ну ни капельки.
По крайней мере, мне. Ну, ладно, - она наконец оторвалась от изучения
улицы, подошла к Виктору, пихнула его в кресло. - Сиди тут и не рыпайся.
Считай, что успокоил меня и гордись собой. А я сейчас тебя чаем поить
Орловский Гай Юлий
Земляной Андрей
Пехов Алексей
Свержин Владимир
Лондон Джек
Распопов Дмитрий