Им ли, убийцам?!... Да, они двинулись на очередной прорыв. Да, вновь будут
бежать стрелять, вновь - кого-то потеряют, вновь изможденные, пустые,
копящие до иных времен боль свою, залягут в какой-нибудь грязи на ночь; и
вновь бег, вновь стрельба по людям...
стрелять незнамо за что по людям?! Долг - перед кем, перед чем?! В чем
долг?! Для чьего блага этот самый долг...
умиранием - чернота вливается из лиц, из стен, из пламени, из трупов...
течением к бездонной пропасти... Нас окружили... Что же - я попробую
прорваться из этого круга к свету, к НЕЙ..."
криков удаляющихся...
хрустально мягко-лиственные воспоминания - из этого то ада... Рука его вновь
задвигалась по листку стремительно выводя стих:
на родине которых они творили убийства и разрушения. Голоса войны -
отрывистые, все время скрывающие внутреннюю надрывную боль... О эти герои
местного масштаба, охотники за головами, о эта злоба... злоба... злоба -
переплетающаяся, сталкивающаяся, набирающая обороты в этом кровяном, давящем
грудь воздухе...
разрезалась по Диминой голове. Он едва сдерживался, чтобы не застонать.
дали молотом в череп врезавшуюся дробь - один из них заглянул под
перекошенную плиту, где укрывался Дима.
тошно, ему стало от этого страха. У Димы в голове горной рекой неслись мысли
и, казалось ему, что он их записывает...
кого иль чего, мы должны бояться друг друга? Почему я должен считать его
своим врагом, а он меня - своим. Что это за безумные обстоятельства
причиняющие боль и мне и ему - заставляющие меня тут прятаться, а его в
напряжении оглядываться, высматривая ловушку? Почему мы должны делать то,
что обоим нам причиняет боль, то от чего мы бы оба с радостью избавились.
Что же эта за сила незримая, которая не дает всем нам, людям, стать
свободными? Да какой он враг?! Враг мой - пустота. А с этим вот человеком,
мы могли бы сидеть возле костра, в окружении гор. Ах, сколько бы чудесных,
горных сказок он мог мне поведать!"
он в темноте под перекосившимся блоком, вскинул винтовку...
растянулась в тонкую, натянувшуюся до предела черту. Вот с улицы долетел
разрыв - не сразу - он медленно, тягуче, вязко завибрировал, передаваясь от
стен пронзительной, точно пульс умирающего дрожью, к Диминой спине. Дуло -
пронзительный черный кружок, словно пустая глазница смерти.
должна была прорваться - стремительно дотянуться до него... Не было сил
оторваться от этого режущей черноты - она, расширяясь, гипнотизируя,
направлялась в самые глаза...
в Диминой голове, и разбившись о незримый купол, вновь вобрался в ровные,
текущие средь замедленного времени берега: "Ну вот и все - так нежданно, так
негаданно смерть пришла за мною. Жаль той сознательной, молодой жизни в
которой столько бы я еще мог сделать... как жаль, как до слез, господи! Как
же жаль того, что то мгновенье было последним - с ним и уйду я в
вечность!..."
грохот - такой грохот, что бетонное укрытие должно было рассыпаться в прах -
Дима больше ничего не слышал. Однако, он оставался недвижим, и, видя, как
заполняется пред ним мир тьмою, ожидал окончания...
несколько раз раскрыл и закрыл рот - поднялся - и вот его уже не было
видно...
чувствовал. Не было больше и боли, не было напряжения:
- безмолвный вопль взметнулся в душе его...
обветшалых домов низкое, блекло-серое, вот-вот готовое дождем разразиться
небо... Она видела одним глазом, да и то - через кровяную дымку, на втором
же глазе расползлось что-то горячее, непроглядное, жгучее.
заполнилось давящим, ломающим. Нет - пусть даже ее никто и не видит - она не
может себе позволить застонать...
сон - но нет - это была жизнь.
залеплены слоями спекшейся крови. Даже и он - потерявший всякую совесть -
остановился пред нею - увидев ясный взор ее, и ощущая в деградировавшем
своем сознании что-то, что он прикрыв глаза со злостью отогнал - начался
кошмар...
понимание того, что она не выдаст ИМ своих родителей, чтобы с ней не делали.
Она знала душевную свою силу, а потому и не боялась, что выдаст, потому и
оставалась спокойной...
присоединился еще кто-то, желающий "взяться" - они били ее ногами, потом
устав, отливали водой, разговаривали о каких-то своих делах - о воспитании
детей, о дачных участках, ждали пока она очнется - вновь били.
- Ничего этого она не знала, и еще раз попыталась подняться...
смогла, облокотившись на руки, прислониться к чему то спиной, оглядеть
единственным зрячим глазом себя.