Только что его кривило от неудовольствия, и вот оно уже сияет самым
искренним радушием. Вот из кого получился бы профессиональный шпион.
Вдолбить в головенку какой-нибудь язык - и со спецзаданием за кордон.
ему улыбалось сейчас любоваться обрюзгшей физиономией Трестсеева, и
Евгений Захарович ощутил странное желание нырнуть солдатиком прямо сквозь
пол - в подвал, в преисподнюю, куда угодно, только чтобы вырваться из
заботливых рук, избавить себя от очередной изнурительной беседы. И он
перешел в контратаку:
- он готов был осыпать Трестсеева золотыми рублями, лишь бы освободиться.
Само собой получилось так, что объемная фигура заведующего двух ведущих
лабораторий, нашпигованная блокнотами, авторучками и шоколадками для
всевозможных Зиночек, скользнула за спину.
забываем.
он скатился по ступеням вниз. В лицо дохнуло чем-то прогорклым, в горле
запершило от молочно-кислых испарений. Вместо преисподней Евгений
Захарович очутился в институтской столовой.
блинчики, а с мясом! Хоть и не мясо там было, а перловка с луком и
жиденьким пельменным фаршем, а все ж таки - новость - и новость из
приятных. Люди взбодрились, появилась лишняя тема для обсуждения. А
Евгений Захарович считал мух на стене. Жирный поднос сох у него на руках,
по виску скатывалась солоноватая, выжатая духотой столовой капля. Он не
хотел есть, он пришел сюда, спасаясь от Трестсеева, однако по мере
продвижения очереди желудок пробуждался, искусственно распаляя аппетит. И,
заглядывая в меню, он прекрасно сознавал, что аппетит вызван не голодом и
не четырехчасовым полноценным трудом. Работал элементарный Павловский
рефлекс - слюнопускание в ответ на чужое чавканье, на кухонные ароматы и
тому подобное. Глядя на других, он взял суп и второе. Поколебавшись
присоединил к паре тарелок порцию салата и, конечно же, не удержался от
того, чтобы не попросить пару блинчиков. Компот стоил восемь копеек, чай -
три. Евгений Захарович взял два чая. Долго гремел в алюминиевом корыте в
поисках вилки, но вилки оказались в дефиците и он взял пару ложек. Сухо
протрещав, касса выбросила чек. Рубль восемьдесят восемь! Вот они блинчики
с салатиком!.. Евгений Захарович хмуро протянул червонец и так же хмуро
принял от зеленоглазой буфетчицы сдачу. Сегодня он намеренно смотрел
только на ее руки, не поднимая глаз выше, где можно было обнаружить
пунцовые влекущие губы и глубокое декольте, открывающее молочной белизны
кожу и кокетливую цепочку с часиками-медальоном. Этим часикам Евгений
Захарович втайне завидовал. Было, наверное, восхитительно висеть на столь
очаровательной шейке, покоясь у подножия двух нежно-упругих, вздымающихся
с интервалом в четыре секунды холмов. Оттого, вероятно, и посещало
столовую такое невероятное количество мужчин. Здесь было на что
посмотреть. На каждой из стен красовалось по натюрморту, четвертую картину
посетители лицезрели у кассы или на раздаче - в зависимости оттого, в
каком месте работала обладательница чудесного медальона.
будь у подносов подобие ремешка, он с большим бы удовольствием пообедал
стоя. Но этого бы никто не понял. Заранее досадуя, он подсел к жующей
троице женщин. Все трое завитые блондинки неопределенного возраста,
оттопырив мизинцы, аккуратно поглощали бифштексы. Бифштексы то и дело
разваливались, сползали с вилок, и аккуратно не получалось. Блондинок это
ничуть не смущало. Во-первых, в отличие от Евгения Захаровича они более
виртуозно владели столовыми приборами, а во-вторых, они были заняты
беседой. Обсуждался некий Аркадий, который несомненно являлся сволочью и
никак не хотел жениться, хотя жениться был должен по всем статьям. Слово
"сволочь" дамы произносили с завидной легкостью, казалось, даже с
некоторым добродушием, как если бы это был обычный "эклер" или "маникюр".
справа. - Вот дура-то!
крошку. - Крым все-таки расслабляет. Глядишь, что-нибудь и выйдет. Мужики
они такие - под пиво и солнышко на все согласные.
Захарович тут же перечеркнул предположение, как абсолютно бредовое. ОНА
была совершенно иной, и количество лет тут ничего не значило. Он любил не
идеал, а вполне земное существо. Он это помнил. Знал и чувствовал.
торопливо выхлебал суп, не чувствуя вкуса, сжевал один из блинов. Больше
есть не хотелось. Для приличия отпив из обоих стаканов, он отнес поднос в
моечную. Ощущение было таким, словно в желудок напихали камней.
Возвращаться в кабинет не имело смысла. Кинув в сторону кассы прощальный
взор, Евгений Захарович вышел в коридор.
входящих в прихожую секретаря и начальника, Юрий поспешно опустил голову и
глухо прокашлялся. - Ты посиди пока тут и халатик надень, а я там пошукаю,
что да как...
дверь - дверь, ведущую в лабораторию, на чердак.
стульчике в углу. Он понимал, что сидит на запретной территории, и
привлекать к себе лишний раз внимание отнюдь не собирался. Впрочем,
секретаря он немного знал. Рыхлый человечек, немного похожий на Хрущева, с
огромной залысиной и забавной фамилией Гиншпуг ничуть его не пугал. Однако
сказать то же самое о начальнике лаборатории он бы не мог. Начальники были
вне компетенции Евгения Захаровича. Он их попросту не понимал. Они являли
для него загадочное племя хищников - гривастых и полосатых, прячущих про
запас в подушечках лап огромные когти. Представляя их себе таким образом,
Евгений Захарович разумно избирал тактику отстраненности. Он не
пресмыкался перед начальниками, но и старался особенно к ним не
приближаться. Вот и сейчас, чувствуя близкую поступь представителя
"хищников", он тотчас предпринял меры предосторожности - напустив на себя
озабоченный вид и деловито забросив ногу на ногу. Всякий взглянувший на
него должен был рассудить примерно так: человек сидит здесь по делу - и по
делу, видимо, не терпящему отлагательств. Но по счастью, все обошлось.
Стального цвета глаза рассеянно прошлись по его фигуре и снова вернулись к
добродушной лысине секретаря.
обладатель стальных глаз. По всей видимости, они продолжали начатый ранее
разговор.
Задумавшись и внутренне что-то взвесив, командующий секретной лабораторией
махнул рукой. - Ладно, не надо ничего узнавать. Просто свяжись с фирмой
"Квадро" и попроси к телефону Свиридова. Это, кажется, у них главный
префект. После позовешь меня.
ходуном.
расслабился. Кажется, и с секретарем произошло нечто похожее. Что-то
засвистав себе под нос, Хрущев-Гиншпуг самым вольным образом расположился
за столом и, придвинув к себе телефонный аппарат, почти весело начал
накручивать диск.
халата. В левом лежал носовой платок, в правом среди хлебного крошева
барахталось что-то живое, заставившее брезгливо выдернуть руку. Евгений
Захарович немедленно представил себе, что напуганный таракан, выбежав из
кармана, помчится по его спине - вверх до самого ворота. Решительно сняв с
себя халат, он повесил его обратно на вешалку. Хрущев-Гиншпуг скосил в его
сторону любопытствующий взор и тут же оживленно залопотал в трубку:
- секретарь наморщил лоб и мутно поискал глазами по столу, видимо,
вспоминая, записывал он нужную фамилию или нет. Но уже через секунду лицо
его осветилось довольной улыбкой. - Мне бы, ребятки, товарища Смирнова...
Да, да! Он работает у вас... Абсолютно точно... Поищите? Хорошо, я жду.
засвистел. Поглядывая на него, Евгений Захарович вспомнил, что Юрий не раз
обзывал секретаря склеротиком. "Хороший мужик, но совершенно беспамятный.
И делать ничего не умеет. А женщину на должность секретаря не берут. В
такой лаборатории, дескать, не положено..."
раз посмотрели, девушка... Да, если не трудно. А я подожду...
другой с безвозвратностью уходили из его жизни минуты, он ничуть не
тяготился. Из кабинета начальника тем временем долетели звуки
настраиваемого радио. Вращая верньеры, умелые пальцы пытались выловить
что-либо не слишком хрипло-визгливое. Шум помех однако заглушал все.
положил трубку, минуту-другую разглядывая телефонный аппарат и словно
решая про себя - верить технике или не верить. Затем, поднявшись, он
приблизился к двери начальства и деликатно постучал полусогнутым