Чтение 10–й страницы книги ~Любовница смерти~

Офелия опустилась на стул справа от дожа. Остальные тоже сели, положили
на скатерть руки, растопырив пальцы так, чтобы мизинцы касались друг друга.

-- Это спиритическая фигура, -- пояснил Петя. -- Она называется
"магическое колесо".

Спиритические сеансы были известны и в Иркутске. Коломбина в гостях
раза два вертела столы, но это больше походило на веселую игру, вроде
святочного гадания: кто-то постоянно прыскал, ойкал, хихикал, а Костя,
пользуясь темнотой, все норовил сжать локоть или поцеловать в щеку.

Здесь же все было всерьез. Дож погасил свечи, осталась только подсветка
жаровни, так что лица сидящих были красными снизу и черными сверху -- будто
безглазыми.

-- Офелия, твой час настал, -- глубоким, звучным голосом произнес
председательствующий. -- Дай знак, когда услышишь Иное.

Вот, оказывается, кто такая Офелия, поняла Коломбина. Она -- самый
настоящий медиум, поэтому и похожа на сомнамбулу.

Лицо белокурой нимфы было неподвижно и лишено всякого выражения, глаза
закрыты, только губы чуть подрагивали, словно беззвучно нашептывали какое-то
заклинание.

Внезапно Коломбина почувствовала, как по пальцам пробежали мурашки,
щеки обдало холодным сквозняком. Офелия распахнула длинные ресницы.
Запрокинула голову, и оказалось, что ее глаза совершенно черны от
расширившихся зрачков.

-- Я вижу, ты готова, -- все тем же торжественным голосом проговорил
дож. -- Вызови к нам Моретту.

Коломбина вспомнила -- так звали девушку, чью вакансию она заняла. Ту
самую бедняжку, что застрелилась вместе с этим, как его, Ликантропом.

Несколько секунд Офелия оставалась без движения. Потом сказала:

-- Да... Да... Я слышу ее... Она далеко, но с каждым мгновением все
ближе...

Поразительный у медиума был голос -- тоненький, звонкий, совсем
детский. Тем удивительнее была перемена, свершившаяся с Офелией в следующую
минуту.

-- Это я, Моретта. Я пришла. Что вы хотите знать? -- проговорила она
вдруг совсем иначе -- низким контральто с придыханием.

-- Это голос Моретты! -- воскликнула Лорелея Рубинштейн. -- Вы слышите?

Сидящие за столом зашевелились, заскрипели стульями, но Просперо
нетерпеливо тряхнул головой, и все снова замерли.

-- Моретта, девочка моя, нашла ли ты свое счастье? -- спросил он.

-- Нет... Не знаю... Мне так странно... Здесь темно, я ничего не вижу.
Но кто-то есть рядом со мной, кто-то касается меня руками, кто-то дышит мне
в лицо...

-- Это Он! Это Вечный Жених! -- страстно прошептала Лорелея.

-- Тише! -- рявкнул на нее бухгалтер Калибан.

Голос дожа был ласков, даже вкрадчив:

-- Ты еще не привыкла к Иному Миру, тебе трудно говорить. Но ты знаешь,
что ты должна нам сообщить. Кто будет следующим? Кому ждать Знака?

Тишина стала такой, что было слышно, как потрескивают угли в жаровне.

Офелия молчала. Коломбина заметила, что мизинец Пети Лилейко, сидевшего
справа, мелко дрожит. И сама вдруг тоже затрепетала: а что если дух этой
самой Моретты назовет новую соискательницу? Но еще сильнее страха была
обида. Как это будет несправедливо! Не успела попасть в клуб, еще ни в чем
толком не разобралась, и нате вам.

-- А... А-а-а... А-ва... Аваддон, -- очень тихо выговорила Офелия.

Все обернулись на некрасивого студента, а его соседи -- прозектор по
имени Гораций и один из близнецов (Коломбина не запомнила, который) --
непроизвольно отдернули руки. На лице Аваддона появилась растерянная улыбка,
но смотрел он не на медиума, а на Просперо.

-- Благодарю тебя, Моретта, -- сказал дож. -- Возвращайся в свое новое
обиталище. Мы желаем тебе вечного счастья. Позови к нам Ликантропа.

-- Учитель... -- сглотнув, произнес Аваддон, но Просперо властно качнул
подбородком:

-- Молчи. Это ничего еще не значит. Спросим Ликантропа.

-- Я уже здесь, -- хрипловатым, юношеским голосом отозвалась Офелия. --
Привет честной компании от молодожена.

-- Я вижу, ты и там остаешься шутником, -- усмехнулся дож.

-- А что ж, здесь весело. Особенно как посмотришь на всех вас.

-- Скажи, кто должен быть следующим, -- строго приказал духу Просперо.
-- И без шуток.

-- Да уж, этим не шутят...

Коломбина во все глаза смотрела на Офелию. Невероятно! Как могли уста
этой хрупкой девочки говорить таким уверенным, естественным баритоном?

Дух Ликантропа отчетливо выговорил:

-- Аваддон. Кто же еще? -- И со смешком закончил. -- Тут уже и брачная
постель расстелена...

Аваддон вскрикнул, и этот странный, гортанный звук вывел медиума из
транса. Офелия вздрогнула, захлопала ресницами, потерла руками глаза, а
когда отняла ладони, лицо уже было прежним: рассеянным, время от времени
озаряемым нежной и робкой улыбкой. Да и глаза из черных стали обыкновенными
-- светлыми, влажными от выступивших слез.

Кто-то зажег свечи, а вскоре загорелась и люстра, так что в гостиной
стало совсем светло.

-- Как его настоящее имя? -- спросила Коломбина, не в силах отвести
взгляд от избранника (впрочем, все остальные тоже смотрели только на него).

-- Никита. Никифор Сипяга, -- растерянно пробормотал Петя.

Аваддон же поднялся и посмотрел на присутствующих со странным
выражением, в котором смешивались страх и превосходство.

-- Вот такой карамболь, -- рассмеялся он, и тут же всхлипнул, и снова
рассмеялся.

-- Поздравляю! -- с чувством воскликнул Калибан, крепко пожимая
приговоренному руку. -- Тьфу, да у тебя вся ладонь в холодном поту.
Сдрейфил? Эх, дуракам счастье!

-- Что... Что теперь? -- спросил Аваддон у дожа. -- Никак не соберусь с
мыслями... Голова кругом.

-- Успокойся. -- Просперо подошел, положил ему руку на плечо. --
Известно, что духи имеют обыкновение дурачить живущих. Без Знака все это
ровным счетом ничего не значит. Жди Знака и смотри, не наделай глупостей...
Все, собрание окончено. Уходите.

Он повернулся к соискателям спиной, и те один за другим потянулись к
выходу.

Потрясенная увиденным и услышанным, Коломбина проводила взглядом
неестественно прямую спину Аваддона -- тот вышел из салона первым.

-- Идем, -- взял ее за руку Петя. -- Больше ничего не будет.

Вдруг раздался негромкий повелительный голос:

-- Новенькая пусть останется!

Коломбина сразу забыла и про Аваддона, и про Петю. Обернулась, боясь
только одного -- не ослышалась ли.

Просперо, не оглядываясь, поднял руку, поманил пальцем: иди сюда

Петя, фальшивый Арлекин, жалобно заглянул Коломбине в лицо. Увидел, как
оно заливается счастливым румянцем. Потоптался на месте, вздохнул и
безропотно вышел.

Еще минута -- и Коломбина осталась с хозяином дома наедине.

Сброшенная куколка

"Было так. За окнами выл ветер, сгибая деревья. Грохотала железная
крыша, небо озарялось зарницами. Природа неистовствовала, одолеваемая
титаническими страстями.

Такие же страсти бушевали в душе Коломбины. Ее маленькое сердечко то
замирало, то начинало биться часто-часто, как мотылек о стекло.

А он -- он неспешно приблизился, положил ей руки на плечи и в
продолжение всего мистического ритуала не произнес более ни единого слова. В
речах не было нужды, этот вечер принадлежал безмолвию.

Он сжал Коломбине тонкое запястье, повлек за собой через темную
анфиладу. Пленнице казалось, что, пересекая комнаты, она, подобно бабочке,
проходит череду превращений.

В столовой она была еще личинкой -- влажной от робости, съеженной,
бессильной; в кабинете окоченела от ужаса и превратилась в слепую и
бездвижную куколку; в спальне же, на разостланной медвежьей шкуре, ей
суждено было обратиться пестрокрылой бабочкой.

Не существует слов, чтобы хоть сколько-то похоже описать случившееся.
Глаза той, чья девственность приносилась в жертву, были широко раскрыты, но
они ничего не видели -- лишь скольжение теней по потолку. Что же до
ощущений... Нет, не помню. Попеременное погружение то в холод, то в жар, то
снова в холод -- вот, пожалуй, и все.

51I

Наслаждения, о котором пишут во французских романах, не было. Боли
тоже. Был страх сказать или сделать что-нибудь не так -- вдруг он
презрительно отстранится, и ритуал прервется, оставшись незавершенным?
Поэтому Коломбина ничего не говорила и ничего не делала, лишь повиновалась
его мягким, но удивительно властным рукам.

Знаю наверняка одно: длилось это недолго. Когда я шла обратно через
гостиную -- одна, свечи не догорели и до половины.

Да-да, он не церемонился с послушной марионеткой. Сначала взял ее
просто и уверенно, нисколько не сомневаясь в своем праве, а после поднялся и
сказал: "Уходи". Одно, всего одно слово.

Оглушенная, растерянная Коломбина услышала шорох удаляющихся шагов,
негромко скрипнула дверь, и обряд посвящения закончился.

Одежда лежала на полу, и впрямь похожая на сброшенную куколку. Ах,
сброшенная куколка -- это совсем не то, что брошенная кукла!

Новорожденная бабочка встала, всплеснула белыми руками, будто крыльями.