одинаковым выражением тупого недоумения. Юрий подумал, что они выглядят как
люди, внезапно разбуженные посреди ночи.
маленькие, честное слово.
милиции, но тут кто-то, подкравшись со спины, ударил его по голове
монтировкой. В последний миг Юрий услышал шорох за спиной и угадал
приближение опасности по изменившемуся выражению повернутых к нему лиц. Он
успел слегка отвести голову, и удар, который должен был раскроить ему череп,
лишь ободрал кожу на затылке и обрушился на правое плечо. Юрий упал на одно
колено, и тут же стоявший ближе всех таксист ударил его ногой, целясь в
лицо. Юрий блокировал этот удар рукой и понял, что драка вспыхнула с новой
силой. Похоже было на то, что государственные таксисты и их конкуренты не
успокоятся, пока не разорвут друг друга в клочья.
асфальту и непременно затоптали бы насмерть. Но вокруг бушевала грандиозная
потасовка, и через несколько минут тот, кто пинал Юрия, рухнул на него с
расквашенной физиономией, прикрыв Филатова от сыпавшихся со всех сторон
ударов.
"Победу" такси не освободят дорогу, но принимать дальнейшее участие в этой
бесцельной свалке ему теперь хотелось даже меньше, чем вначале. Кроме того,
его почему-то очень интересовала судьба литератора Самойлова. Как ни
странно, Юрий чувствовал себя ответственным за своего пассажира, хотя не
испытывал к нему ни малейшей симпатии.
где стояла "Победа", Юрий застукал литератора за весьма неблаговидным
занятием: вооружившись взятым в салоне "Победы" складным ножом и кряхтя не
то от натуги, не то от удовольствия, член Союза писателей Аркадий Игнатьевич
Самойлов старательно протыкал колеса таксопарковских "Волг". Четыре машины
уже тяжело осели на спущенных шинах, почти касаясь брюхом асфальта. Юрий
подошел как раз в тот момент, когда Самойлов, подобрав с земли оброненный
кем-то разводной ключ, сладострастно высаживал лобовое стекло очередной
"Волги". Его правая щека была ободрана об асфальт, а левая распухла и
посинела. Юрий съездил литератору по шее и отобрал у него нож.
ответил литератор, - зуб, - он сделал паузу и озабоченно пошарил за щекой
языком, - за зуб. Этот козел мне два зуба расшатал, представляешь? А ты
здорово дерешься, парень.
машины.
ключ, - пока вас с ней не застукали. Увидят, что вы сотворили с их машинами
- в клочья разорвут. Георгиевский крест не на что будет цеплять. И вообще,
вы ведь, кажется, торопились на самолет. Бросьте ключ, говорю.
ближайшей машины. Стекло треснуло, покрывшись густой сеткой трещин,
сделалось непрозрачным и тяжело провисло вовнутрь. В том месте, куда попал
ключ, образовалась неровная продолговатая дыра. Юрий досадливо сплюнул под
ноги и удивился, заметив в плевке кровь, - На самолет я все равно уже
опоздал, - сообщил Самойлов. - И потом, я летел на читательскую конференцию.
На кой черт, спрашивается, моим читателям сдался их любимый автор с такой
расквашенной рожей? Мной теперь только детей пугать.
славянский темперамент - штука сложная.
сторону. - В умах брожение, в душе обида... Понимают, что плохо живут, вот и
хочется дать кому-нибудь по загривку. А кому дать - не понимают, вот и
мордуют друг друга почем зря. Ничего, скоро поймут.
затылок. Пальцы ощутили что-то теплое, скользкое, и, когда Юрий поднес их к
лицу, они были красными от крови.
заметил Самойлов. - У тебя, я смотрю, и язычок - ого-го! Не нравлюсь я тебе,
а?
вроде тебя мне под ноги стелились. Главное, что мы с тобой оба русские и оба
- настоящие мужики.
кровью ртом.
нравишься. Чует мое сердце, что дорожки наши пересекутся... А вот и
кавалерия подоспела!
серо-зеленых автофургона, зарешеченных от фар до лобовых стекол, которые
неторопливо остановились на ближних подступах к стоянке, где все еще
бушевала яростная и бессмысленная кровавая драка.
***
застекленным глазком, вышел на бетонное крыльцо, накрытое бетонным же
козырьком с выкрашенными в отвратительный зеленый цвет железными колоннами,
с удовольствием набрал полную грудь прохладного вечернего воздуха и с силой
выдохнул, очищая легкие от застоявшейся табачной вони, затхлого запаха давно
немытых тел и непередаваемой, но ужасно въедливой вони, присущей всем
казенным помещениям на Руси.
часы и покачал головой: день пропал. От этого нехитрого движения голову
опять пронзила боль. Он неторопливо вынул из кармана сигареты и закурил.
Спешить было некуда.
физиономию, торопливо прошмыгнул мозгляк лет двадцати пяти в форме
лейтенанта милиции. Левым локтем он прижимал к боку папку на "молнии", а
правой рукой придерживал висевшую на бедре кобуру.
что он старательно смотрел в сторону, было вполне объяснимо. Юрию захотелось
крикнуть ему что-нибудь вслед, чтобы бравый страж порядка обмочился с
перепугу.
спеша сошел с крыльца. Омоновские автофургоны уже уехали - возможно, на
базу, а может быть, опять кого-нибудь усмирять с помощью наручников и
резиновых дубинок. Напротив крыльца стояли только "уазик" с помятым крылом
да пара сине-белых "Жигулей" с гербами и мигалками на крышах. Под капотом
"уазика" лениво ковырялся толстозадый сержант. Когда Юрий проходил мимо, он
повернул в его сторону недовольное лицо, но, встретившись с Филатовым
взглядом, поспешно отвернулся.
будет тащиться в Быково забирать то, что осталось от машины, и что заработки
его теперь накрылись до тех пор, пока он не приведет машину в порядок, и что
чинить "Победу" не на что, и что деньги, по всей видимости, вообще
несовместимы с ним, Юрием Филатовым... Это были поверхностные мысли на злобу
дня, и они не могли испортить удовольствие от неторопливой прогулки после
долгих томительных часов, проведенных в отделении милиции.
на голос.
черной эмалью и надраенным хромом. У машины были несовременные, странно
знакомые очертания, и Юрий с некоторым изумлением убедился, что перед ним
старый правительственный "ЗиЛ". В этом глухом переулке лимузин смотрелся
странно.
Самойлов.
литератор. - А зря! Я, между прочим, тебя из такого дерьма вытащил, что
подумать страшно. Мусора тебе дело хотели пришить. Если бы не я, ты бы уже в
Бутырке загорал.
лучше всего иметь влиятельных знакомых. Ну, и деньги, конечно.
осторожно потрогал распухшую щеку, поморщился и ухмыльнулся. - Как ты
полагаешь, - спросил он вдруг, - существует ли разница между гордостью и
гордыней? Говорят, гордость - это хорошо. Дворянская гордость, национальная
гордость, вообще гордость... А гордыня - это плохо. Значит, разница должна
быть. Но вот в чем она, эта разница? Где проходит граница?
доподлинно известно.
я чертовски устал и до неприличия проголодался. Мне недосуг решать
философские ребусы, стоя на тротуаре в двух шагах от райотдела.
притащился? Садись, подвезу. Ты меня подвез, я - тебя... Ну?
Шекли Роберт
Маккэфри Энн
Маккарти Кормак
Глуховский Дмитрий
Акунин Борис
Вронский Константин