представьте себе, было такое смешное время! - он работал
потому, что ему казалось, будто его работа нужна людям и
государству. Потом он работал, чтобы сделать карьеру, быть
замеченным, добиться расположения начальства и вообще
обрасти полезными знакомствами и связями. И только позже,
годам к сорока пяти, до него как-то вдруг дошло, что, если
упростить сложное уравнение жизни, останутся только деньги и
ничего, кроме денег. Все остальное: семья, должность,
общественное положение, связи, друзья, содержание и смысл
ведущихся под коньячок внешне непринужденных, а на самом
деле осторожных и продуманных, как шахматные партии,
приятельских бесед - все это просто атрибуты денег или,
напротив, безденежья, которые могут быть, а могут и
отсутствовать, как флюгера, башенки и лепные завитушки,
нимало не влияющие на прочность и функциональные особенности
возводимого тобой здания. Поэтому сюда, в эту вонючую
крысиную дыру, он поехал исключительно из-за денег, которые
обещали быть немалыми, - разумеется, в том случае, если он
организует и провернет все именно так, как нужно, без сучка
и задоринки.
его слове и жесте с тех самых пор, как он дал согласие на
эту командировку. Деньги нужно было заработать, и он не
сомневался, что сделать это будет довольно затруднительно.
Все это чертово, никому не нужное строительство было сущей
ерундой, затеянной более всего для отвода глаз, но даже
учитывая это обстоятельство, за каких-то три месяца привести
хотя бы в относительный порядок десять километров проводов и
опор было не так-то просто, особенно принимая во внимание
контингент, с которым приходилось работать. Во всем этом
стаде только несколько человек действительно чего-то стоили,
да и то лишь в качестве тупой рабсилы, остальные же
представляли собой просто набранную с бору по сосенке банду
люмпенов, бездельников, алкашей с мелкоутоловными
наклонностями, чуть ли не бомжей. Эта банда признавала
единственный авторитет - грубую физическую силу, и в этом
отношении личный водитель Виктора Павловича Андрей был
буквально незаменим.
Павлович незаметно покосился на водителя. Тот стоял у
распределительного щита абсолютно неподвижно, как
выключенный робот, и с безразличным ленивым любопытством
скользил взглядом по рядам разноцветных лампочек,
переключателей и иных прочих тумблеров, ожидая приказаний, -
ни дать ни взять простенький механизм, которому какой-то
неумный шутник придал отдаленное сходство с человеком.
чтобы не сказать - побаивался. Во-первых, это был вовсе не
его водитель. Своего водителя, пронырливого весельчака и
! + #c` Костю, ему пришлось оставить в Москве. Накануне
отъезда с Костей приключилась странная история: возвращаясь
из булочной, он столкнулся у себя в подъезде с каким-то
незнакомцем, который, не говоря худого слова, ударил Костю
кулаком в лицо и спокойно ушел, ничего не взяв и даже ни
разу не обернувшись. Удар был всего один, но у Кости
оказались сломаны нос и нижняя челюсть, не говоря уже о
сотрясении мозга и четырех сломанных под корень зубах, так
что ни о каких командировках не могло быть и речи в течение,
по меньшей мере, четырех-пяти месяцев.
пожалеешь", - было сказано ему в качестве рекомендации, и
Алябьев был вынужден признать, что без Андрея он как без
рук. Работяги прозвали Андрея Квазимодой и боялись его до
дрожи в коленях, чуть ли не до обморока, особенно после
того, как он провел с парой-тройкой человек короткие
разъяснительные беседы. Беседы эти заканчивались вполне
удовлетворительно, без переломов, вывихов и прочих увечий,
ведущих к потере трудоспособности, но, глядя на лишенное
выражения лицо бракованного манекена и огромные, как
кувалды, безволосые кулаки своего неразлучного спутника,
Виктор Павлович, сколько ни пытался, никак не мог прогнать
навязчивое воспоминание об участи, которая постигла Костю. В
такие моменты Алябьев всерьез задумывался о том, на кого все-
таки работает Андрей. Руководство фирмы работало на себя,
Виктор Павлович работал на руководство, а Андрей, по идее,
должен был работать на Виктора Павловича. Он и работал,
причем работал виртуозно, но вот на Алябьева или на кого-то
еще - этого Виктор Павлович не знал.
сплошь и рядом излишней и даже подозрительной. Взять хотя бы
этот трюк с отпечатками ладоней сторожа на водочных
бутылках. Умно, ничего не скажешь, но не слишком ли сложно
для обыкновенного водителя, по совместительству - костолома?
Виктор Павлович дорого бы отдал за то, чтобы узнать, что
творится под непроницаемой уродливой маской, которая
заменяла Андрею лицо.
для этой цели спичечном коробке, и Андрей немедленно
повернул к нему голову. Алябьев молча протянул руку, и
водитель так же молча вынул из сумки, расчехлил и подал ему
полевой бинокль с двенадцатикратным увеличением.
самую дальнюю из трех опор, которые еще не были окрашены в
идиотский серебристый цвет. Эта опора его беспокоила. Маляры
- это все-таки не монтажники, им совершенно ни к чему
хвататься за провода. Правда, Андрей ночью ездил к опоре и
сказал, что все будет в порядке, но ведь он мог и ошибиться.
Все-таки он водитель, а не электрик. Или электрик тоже? По
совместительству...
затянутым линялым драным тентом кузовом, а потом и работяг,
которые уже все до единого забрались на опору и даже,
кажется, успели приступить к работе. Это, между прочим, было
a ,k, уязвимым местом в плане: Алябьев очень сомневался, что
в его отсутствие эти дармоеды закончат обеденный перерыв
вовремя. Он даже оторвался от бинокля, чтобы бросить
недоумевающий взгляд на часы: ему вдруг показалось, что он
что-то напутал, и сейчас не второй час, а, как минимум,
четвертый. Но надежно защищенные толстым граненым стеклом
стрелки японских кварцевых часов показывали семнадцать минут
второго. "Даже не верится, - подумал Алябьев. - Что это с
ними со всеми стряслось? Водка в магазине кончилась, что
ли?"
ты, как они все мне осточертели.
руках хлопчатобумажные перчатки. - Кончилась ваша каторга,
Виктор Палыч.
Алябьев.
- се ля ви.
каждым днем она селявее... Ну, давай, что ли. Я думаю,
минуты хватит.
верности.
было жарко и неуютно в этом набитом проводами и
переключателями кирпичном сарае. Вдруг нестерпимо захотелось
в Москву, принять прохладный душ, переодеться в чистое и не
спеша пройтись по Садовому и чтобы навстречу непременно
попадались улыбчивые длинноногие студенточки, одетые по-
летнему легко и фривольно... Скоро, утешил он себя. Уже
совсем скоро. Еще один рывок, какая-нибудь неделя
тягомотины, допросов, писанины и рассовывания взяток, и вся
эта бодяга раз и навсегда закончится. - Давай, милый, давай,
- нетерпеливо сказал он Андрею, и Андрей "дал".
контакты, и подстанция вдруг ожила, наполнившись низким
вибрирующим гулом. Алябьеву показалось, что в воздухе сразу
запахло озоном, но это, скорее всего, была лишь иллюзия.
дальняя из трех ржавых опор, иллюзией не было. Там раз за
разом вспыхивали бледные молнии высоковольтных разрядов,
вспухали и таяли белые клубочки дыма и летели во все стороны
заметные даже на таком расстоянии снопы оранжевых искр.
Опора сверкала огоньками, как новогодняя елка, но даже на
таком удалении это сверкание вызывало вовсе не праздничный