Чтение 10–й страницы книги ~Фаянсовый череп~

сомневался: уж если ты что-нибудь придумываешь, то это обязательно будет
скандал.
- Ну, на этот раз не скандал, - скромно замялась Белкина, - а так,
шум, да и все. Но любопытная идейка. Знаешь памятник Пушкину?
- Конечно, - улыбнулся Дорогин.
- Так вот, возле этого памятника...
- Ну-ну, давай говори, не тяни, - Сергей понял, что сейчас Варвара
начнет делиться своими творческими планами, и это будет любопытно.
- Так вот, там иногда появляется человек, негр. Вернее, не негр, а
эфиоп, настоящее его имя Абеба. Сам он - вылитый Александр Сергеевич!
- Как, ты говоришь, его зовут? - подался вперед Дорогин.
- Эфиоп Абеба. На самом деле он бомж, ходит в тряпье, вонючий, возле
него стоять невозможно. Так вот, этот Абеба, или, так сказать, Александр
Сергеевич Пушкин, как он себя называет и на которого он чертовски
смахивает, читает стихи типа: "Я памятник себе воздвиг нерукотворный..." -
Варвара выспренне взмахнула рукой. - Или: "Я помню чудное мгновенье...".
Короче, всю попсу из Александра Сергеевича выучил, этот чертов эфиоп. А
жизнь у него, я тебе скажу, не подарок.
- Знаю я его, - тихо, почти шепотом выдавил из себя Дорогин.
- Знаешь? - Варвара подалась вперед, почти столкнувшись с Дорогиным
нос в нос.
- Знаю, Варвара. Я с ним в лагере сидел, - произнеся слово "лагерь",
Дорогин помрачнел. - Он со мной, твой Абеба, полгода на соседних нарах
спал.
- Я это знаю, - произнесла Белкина.
- Что ты знаешь. Варвара?
- Знаю, что он в тюрьме сидел, но не знала, что и ты там был.
- От тюрьмы и от сумы не следует зарекаться даже эфиопу, похожему на
Пушкина, - изрек банальную истину Дорогин.
- Да-да, я это знаю, но к себе никогда не примеряю народную мудрость,
- Белкина вытащила сигарету. Разговор начинал принимать любопытный оборот.
- Так вот, я хотела о нем сделать материал, о его мытарствах, о том, как
мальчишечка дошел до жизни такой, запустить, как бы, в параллель с жизнью
настоящего Александра Сергеевича. Мол, вот как сложилась жизнь эфиопа в
России в восемнадцатом веке и как складывается теперь.
- Классический вариант сравнения современности с 1913 годом.
- Не ерничай. Представляешь, какой занятный материал? С фотографиями,
с портретами, бомж в виде Пушкина и сам Александр Сергеевич?
- Представляю, - грустно сказал Дорогин. - Неплохой мужик - Абеба,
только в голове у него тараканы. Я думал, он уже исчез, пропал, а,
оказывается жив пока что курилка.
- Пушкин бессмертен, - воскликнула Белкина, - и ты, Дорогин, должен
это знать.
- Я знаю, Пушкин действительно бессмертен. А вот эфиоп Абеба даже при
моей памяти мог раз пятьдесят сдохнуть или быть убитым.
- Ну-ну, рассказывай о нем, рассказывай, Дорогин, не тяни.
- Что рассказывать, Варвара? Я об этом даже не хочу вспоминать. Абебу
я бы и сам с удовольствием увидел, как-никак столько лет прошло. Есть о
чем вспомнить. Есть о чем поговорить.
Варвара уже самодовольно потирала ладонь о ладонь, складывала замком
пальцы, с хрустом вытягивала вперед ладони и, улыбаясь, смотрела на
Дорогина.
- Значит, есть еще живой свидетель жизни Александра Сергеевича
Пушкина. Мнимого, правда, но для газетной статьи - это то, что надо.
Неприятно вспоминать? - глядя на Сергея, спросила Белкина.
- Да уж, приятного мало. Хотелось бы эти годы из жизни вычеркнуть
напрочь.
- Мне ничего вычеркивать не хочется. О тюрьмах писала часто, но
дальше ворот в остроги не заходила. И знаешь, Сергей, честно говоря, не
хочется.
- Я тебе, Варвара, пожалуй, помогу. Мне и самому хотелось бы эфиопа
повидать.
- Он что-нибудь тебе должен? - насторожилась Белкина.
- Нет, не должен, если, конечно, не считать того, что его схожесть с
Пушкиным первым заметил надзиратель в тюрьме, а потом я Абебу убедил, что
он действительно смахивает на Александра Сергеевича. Он тогда еще
по-русски с трудом говорил. А сейчас, видишь, даже стихи цитирует.
- Как ты думаешь, Сергей, где он может сейчас быть?
- Где угодно. Мужик он забавный, я же тебе говорю, тараканы у него в
голове бегают. Сегодня одно на уме, завтра другое...
- За что сидел Абеба? - задала вопрос Белкина, нервно гася сигарету в
пепельнице.
- За причинение тяжелых телесных повреждений.
- Не может быть! - удивилась Белкина. - Он же совсем щупленький, да и
негры, насколько я знаю, никогда первыми в драку не лезут.
- Он не негр, он эфиоп. К тому же нервный, горячий, реакция у него
хорошая. Противник только хотел его ударить, а Абеба успел нож из кармана
вытащить и сунуть тому в ляжку - попал в артерию. Вот и получилось, что он
первый драку начал. Были конечно же свидетели, но ты же знаешь, Варвара,
кавказцев и негров русский народ не жалует.
- Можно подумать, русский народ сам себя жалует! - мудро заметила
Белкина.
- Вот и оказался он вначале в Матросской тишине, а затем на зоне. Там
мы с ним и познакомились. Там много сидело людей занятных: и вьетнамцы, и
китайцы. Даже француз затесался.
- Француз-то за что?
- Он не совсем чтобы француз, он на нашей женщине был женат,
французом себя только называл, а сам был из Алжира - наполовину араб,
наполовину немец.
- Понятно.., и все-таки, Сергей, где он может быть?
- Надо по вокзалам поездить... Человек он приметный, его всюду
запомнят. Можешь у милиции поинтересоваться, связи-то у тебя там хорошие?
- Я уже пробовала через милицию. Видели его неделю назад на
Белорусском вокзале, а потом как сквозь землю провалился. Я ему свой
телефон дала и еще сто рублей, на купюре и телефон написала. Обещал
позвонить.
- Долго у него деньги не задерживаются, так что скорее всего по
твоему телефону какой-нибудь лотошник может звякнуть. Ради интереса, от
нечего делать.
- Ты мне поможешь, Сергей? Мне очень надо, а я в долгу не останусь.
Хочешь, возьму в соавторы?
- Вот этого как раз делать и не надо.
- Я понимаю, что отнимаю у тебя время.
- У меня, в отличие от тебя, свободного времени больше, чем хотелось
бы. Не знаю, куда его деть. Тамара уходит с утра на работу, а возвращается
поздно вечером, так что я полностью предоставлен сам себе.
- Как она?
- Нормально, если не считать, что на работу устроилась. Не сиделось
ей дома. Говорит, мол, квалификацию потеряю.
- Я бы тоже без работы не смогла.
- И я не могу. Так что попробую отыскать Абебу, хоть какая-то от меня
польза будет.
- Что-то ты, Сергей, совсем погасший.
- Какой?
- Как в воду опущенный, словно из тебя весь воздух выкачали, а вместо
крови минералка течет. Дорогин усмехнулся.
- Хорошо, что не водопроводная вода. - Давай пить кофе?
- Вот это всегда пожалуйста!
Белкина принялась хлопотать, время от времени выкрикивая ругательства
и насылая проклятия то на газовую плиту, то на ложечку, то на кофеварку.
Сергей сидел и грустно улыбался. Ему нравилась Белкина, он любил
людей, одержимых бредовыми идеями. И ради дурацких идей люди готовы на
все, голодают и бедствуют, ночами не спят, напрягают полгорода. А ради
чего? Ради того, чтобы отыскать в десятимиллионном городе сорокалетнего
эфиопа, который присвоил себе звание прямого наследника Александра
Сергеевича, классика и светоча русской поэзии.
- Попробую тебя отыскать, Абеба, - глядя на погасший экран монитора,
пробурчал Сергей. Варвара появилась неожиданно.
- У меня есть его фотография.
- С автографом? - съязвил Сергей.
- Нет, в фотоаппарате оставался последний кадр, я его и запечатлела.
Сейчас покажу, - и Варвара принялась нажимать клавиши компьютера.
На экране появилось изображение потрепанного бомжа с ужасающе
нечесаными бакенбардами. Бомж стоял на ступеньке памятника в картинной
позе. Чем-то его фигура напоминала чайник: одна рука уперта в бок, а
другая вскинута, словно носик. Единственное, чего не хватало, так это
голубей на плечах, на голове или на руке.
- Ему бы цилиндр не помешал, - сказал Дорогин.
- Цилиндр у него, кстати, был, но он сказал, что менты забрали,
потому что, когда он в цилиндре, ему иностранцы много денег жертвуют.
- Он, наверное, был единственным, кто в Москве носил цилиндр.
- Нет, - сказала Белкина, - я еще одного знаю чудака из кукольного
театра, тот тоже в цилиндре щеголяет. Правда, на Пушкина совсем не похож,
этакий русский парень с рыжей пушистой бородой, веснушчатый, голубоглазый
и в черном цилиндре. Представляешь, Дорогин?
- Не представляю.
- Я тебе его когда-нибудь покажу. Актер он никудышный, но это в
театре, на сцене. А в жизни настоящий артист.
Немного помолчали. Дорогин попытался представить себе странного
субъекта, за которым, наверное, бежит пол-улицы любопытного народу, да еще