Чтение 10–й страницы книги ~Усмирители~

осклабился:

- Будьте добры, донага!

Онемевшая от унижения и злости, Гейл попала в положение, обычно
определяемое: куда ни кинь - везде клин. Будучи одета на вышеописанный лад,
она и предпринять-то ничего не могла, ибо всякая попытка ругаться или
драться оказалась бы одновременно смехотворной и возбуждающей для стоящего
напротив негодяя... Повторяю: Гейл была женщиной разумной.

А потому вздохнула - глубоко и прерывисто; заставила себя рассмеяться.
Правда, искреннего веселья гораздо больше сыскалось бы даже в хохоте
проголодавшейся гиены.

- Ну и ну! - сказала Гейл, утихомирившись. - Да вы и впрямь человек
действия!

- Вам честно предоставили все мыслимые шансы. Вам доказывали. Вас
умасливали. Перед вами клялись на Библии. Мало, мало, мало!.. В последний
раз: отдадите нужную мне вещь по-хорошему, или раздеть силой и обыскать с
полной дотошностью?

Гейл скривилась.

- Будьте вы неладны! Платье стоило сто семьдесят пять долларов, а куплено
было в Далласе неделю назад. Впервые надела!

Она помолчала и прибавила:

- Не думайте, что я стану вести заведомо проигрышную баталию из-за
трусиков и бюстгальтера. Берите.

Гейл сунула два пальца в самое банальное место - под лифчик. Извлекла
маленький предмет. Протянула мне.

Предмет оказался крошечным стальным цилиндром, с липкой лентой,
позволявшей приклеить вещицу на затылке. И надежно, между прочим, приклеить.
И не только на затылке, а где заблагорассудится.

Внутри цилиндра обретался ролик микропленки. Уж и не знаю, как умудрялись
орудовать шпионы былых времен, понятия не имевшие о фотоаппаратах
"Минске"...

Я поднял взгляд.

Гейл неторопливо стягивала длинные, достигавшие локтей перчатки.

Светская дама, внезапно вылетевшая вон из платья, может служить
уморительным зрелищем, однако просто прелестная женщина, которая стоит перед
вами в ослепительном нижнем белье - совсем иное дело. Она бывает неотразима.
Или поразительна. И никогда не бывает смехотворна.

Отнюдь не смущенная своей полунаготой, Гейл приблизилась - вполне
спокойно, - встала рядом, извлекла из белой сумочки сигареты и зажигалку. Я
не препятствовал.

- Что здесь? - осведомилась Гейл.

На пленке, столь крошечной, что и развернуть ее было затруднительно,
виднелось только пять отснятых кадров. Я лишь угадал, что на первом
обретается некая надпись. Прочесть ее невооруженным глазом и мечтать не
приходилось. Я скатал пленку, вернул в цилиндр, завинтил крышечку. Спрятал
цилиндр во внутреннем кармане.

- Тебя это не касается, да и меня, пожалуй, тоже. В любом случае, без
особого проектора не разглядеть. А проектор, сама понимаешь, недоступен.

Последнее утверждение уже отдавало преднамеренной ложью. Бывший
профессиональный фотограф, я при всякой возможности беру в путь уйму
полезных принадлежностей. В их числе - и ахроматический увеличитель,
способный сослужить вполне удовлетворительную службу. Но сейчас надлежало
заниматься вещами поважнее.

- Выкладывай остальное, - потребовал я. Неторопливо ухмыльнувшись, Гейл
затянулась, выдохнула дым. Прямо в лицо вашему покорному слуге. Она была
красивой, при данных обстоятельствах чересчур тепло одетой женщиной... И
сознавала это.

- Попробуй, заставь, - молвила Гейл. Я обреченно махнул рукой:

- Жизнь тебя хоть чему-нибудь учит? Глаза женщины сузилась:

- Поясни!

- Неужто не понимаешь? Ведь не мытьем, так катаньем я из тебя вытрясу все
до последнего словечка.

- Похоже...

Новая струя пущенного мне в физиономию табачного дыма.

- Похоже, кто-то кого-то намеревается истязать? Как лю-бо-пытно!
Любо-пытки... Любовные пытки...

- Слушай, дура, - назидательно изрек я, - давай не будем ерничать по
этому поводу. Сперва узнай, что значит "пытки", а потом шути. Ежели не
передумаешь...

Гейл широко улыбнулась:

- Покажи... Может, и не передумаю! Я, разумеется, временно ошарашил ее,
встряхнув и вышвырнув из платья вон. Однако милая особа восстановила
душевное равновесие с поразительной быстротой. Лишиться дорогой одежды -
невелика трагедия. Вне сомнения, Гейл уже не раз и не два изорвала,
измарала, повредила чудесное, с иголочки, платьице... Образ жизни должен был
сказываться... И всякий раз она заставляла мужчину горько пожалеть о
причиненном ущербе. Заплатить. И от меня попытается требовать платы - сейчас
или попозже. А пока что разгуливает перед провинившимся полуголая, игриво
болтает к нагло дымит сигаретой.

Дразнит, стало быть...

- Ну, расскажи хотя бы! - промурлыкала Гейл. - Расскажи о пытках?

- Отлично. Имеются две главные разновидности. Первая - безотказна.
Правда, требует, определенных условий и времени. Заключается она в том, что
допрашиваемого сламывают постепенно, причиняя невыносимую боль и страшные,
однако не смертельные увечья. Долгие, нескончаемые часы, день за днем...
Истязания сопровождаются преднамеренными унижениями и лишениями. Это
значительно усиливает воздействие, оказываемое на психику. Выстоять не
способен никто. Россказни о несгибаемых героях - лживая пропаганда,
процветающая, как правило, во время войны, дабы солдаты, угодившие в плен,
равнялись на вымышленных сверхлюдей и молчали подольше...

Гейл слушала с неподдельным любопытством.

- Я упомянул войну. Отважные, стойкие подпольщики выдавали всех товарищей
поголовно, сведя достаточно продолжительное знакомство с гестапо. Это,
разумеется, учитывалось, и задания поручали маленьким отрядам или группам,
члены которых рассыпались кто куда и ускользали, едва лишь немцы захватывали
хоть одного из диверсантов.

Гейл поднесла сигарету к губам:

- Продолжайте, профессор.

- Продолжаю. Никто не вправе порицать, а тем паче - судить человека,
заговорившего под жестокими и продолжительными пытками. Упрекнуть его можно
лишь в одном: угораздило же попасться противнику живым! В нашем деле агент,
располагающий секретной либо просто важной информацией, обязан при
неминуемой угрозе пленения покончить с собой. Для каковой цели снабжается
всеми нужными средствами. Единственный надежный способ не выдать
государственной либо военной тайны.

- Получается, - осведомилась Гейл, - ты намерен пытать меня сутки
напролет?

Голос женщины прозвучал немного натянуто. Самую малость.

Я покачал головой.

- Невнимательная вы студентка... Получай за ^профессора"...

- Ибо, повторяю: для этого нужны определенные условия и время. Ни тем, ни
другим, увы, не располагаю. Но я ведь упомянул две главные разновидности.

- Что это значит?!

- Можно обойтись безо всяких ужасов. Да ты бы и не выдержала
продолжительного допроса. Красивые женщины хрупки, легко уязвимы... В этом,
кстати, заключается разновидность вторая.

- ?!

- Пытка сводится к обоюдному соглашению.

- Не понимаю.

- Допрашиваемому - или допрашиваемой, - поясняют во всех подробностях,
что именно с ним либо с нею, сотворят, если упрется и возьмет рот на замок.
Доказывают: мы готовы, способны и жаждем это проделать. А потом ставят перед
выбором: выкладывай немного сведений - возможно, совсем пустячных - или
сноси адскую боль и получай непоправимые телесные повреждения. Уразумела?

- Ты, видимо, не считаешь мои сведения пустячными, - резко возразила
Гейл.

Она дышала прерывисто, но старалась говорить с уверенностью:

- Ты не посмеешь! Особенно, если ты и впрямь правительственный агент!

- Бога ради, Гейл! Опомнись! Если я действительно правительственный агент
- о чем же беспокоиться? Выкладывай! Со спокойной душой! Это еще, между
прочим, и твой гражданский долг.

Я выдержал паузу.

- Ну-с?

Сверкнув глазами, Гейл брякнула:

- Пошел ты!

Я вздохнул, склонился, подобрал с пола безнадежно испорченное платье.
Разорвано сверху донизу, ткань свисает клочьями, болтается выдранная
внутренняя лямка...

- Посмотри, Гейл. Пять минут назад это было изысканным вечерним нарядом.
Теперь это - уродливая тряпка. Сейчас передо мною - красивая молодая
женщина. Через пять минут...

Я выдержал новую паузу - многозначительную.

- Сукин сын! - прошептала Гейл.

- Мне доводилось видать подобное прежде, - с напускной неохотой сообщил
покорный слуга. - Прелестная девочка стоит гордо выпрямившись и бросает
презрительный вызов палачам. Вроде некоторых... А минуту спустя на полу
корчится человекообразный кусок сырого мяса, который истекает кровью, молит
о пощаде и готов на все... Но проку уже мало. Нос отрезан, зубы выбиты все
до единого. А к носу вдобавок весьма часто отрезают уши, груди, и так
далее... При нынешнем уровне пластической хирургии тебя сумеют отчасти
починить - но лишь отчасти. Лечение тоже будет неприятным, не сомневайся...