бы сказала, что это весьма выгодный обмен. Только при чем здесь пистолет?
собираюсь.
освещенных вагонов уползала назад, в туман, пар стлался по платформе. Ворон
на минуту отвел глаза. Энн схватила чашку и выплеснула горячий кофе ему в
лицо. Он застонал, почти зарычал, словно зверь, было по-настоящему больно.
Вот что чувствовал старик министр. И его секретарша. И отец, когда открылся
люк и веревка захлестнула его шею. Правая рука потянулась к пистолету,
спиной он прижался к двери; вечно его вынуждали делать то, чего он не хотел,
из-за этих людей он терял голову. Но он сдержался; усилием воли победил
боль, понуждавшую к убийству. И сказал:
держите в руке.
Контролер спросил:
остановиться здесь?
пусть он запомнит меня и билет, может быть, будет расследование.
Останусь здесь. - И прошла в калитку, подумав: это он не скоро забудет.
прогрохотал по мостовой и скрылся за углом. Энн спросила:
пошла вперед; пришлось поднять чемодан, очень тяжелый. Ворон взял его в
левую руку, правая нужна была для пистолета.
Женщина вышла на крыльцо забрать молоко. В освещенном окне виден был
бреющийся мужчина. Энн хотела закричать, окликнуть его, позвать на помощь,
но этот человек словно находился в ином измерении: она могла ясно
представить себе глупый, растерянный взгляд, медленно ворочающиеся жернова
мыслей - вечность, пока он поймет, что происходит. Они все шли, Ворон на шаг
позади. Она подумала: он блефует; если он в самом деле готов стрелять, его,
должно быть, ловят за что-то очень страшное.
шепоте звучал страх; это отозвалось чем-то знакомым, даже приятным: Ворон
привык к страху. Страх жил в нем вот уже двадцать лет. Нормальная жизнь -
вот с чем он не мог справиться. И он ответил без всякого напряжения:
что это была правда:
Он не ответил.
писчебумажного магазинчика, там, где к стене прислонились свежие афиши,
разглядывая витрину с дешевой бумагой, ручками и чернильницами, стоял
полицейский. Она почувствовала, как Ворон подошел к ней почти вплотную; все
это произошло слишком быстро, она не успела принять решение: они прошли мимо
полицейского, вниз по грязной улице. Кричать поздно: полицейский остался
шагах в тридцати позади; некому прийти на помощь. Энн сказала очень тихо:
Повесили на меня ограбление, а я даже не знаю, откуда эти бумажки сперли.
открытой двери донесся запах поджаренного бекона; чемоданы оттягивали им
руки. Ворон не мог сменить руку, боясь разжать ладонь и выпустить пистолет.
Он сказал:
начинается все еще в школе. Даже раньше.
Казалось, пока он говорит, еще есть надежда. Должно быть труднее убить
человека, если у тебя с ним установились какие-то отношения.
вещи и похуже.
Энн прочла табличку: Шекспир авеню. Ярко-красный кирпич, фронтоны в стиле
Тюдор1 и деревянная обшивка, двери с цветными стеклами, у каждого дома -
свое название, например, "Островок покоя". Дома олицетворяли собой нечто
гораздо худшее, чем скудость нищеты, - скудость духа. Это была самая
отдаленная окраина Ноттвича, где спекулянты-строители возводили дома для
продажи в рассрочку. Энн подумала, что он привел ее сюда, чтобы убить
где-нибудь на изрытом траншеями пустыре позади нового квартала домов, где
трава была втоптана, вмята в мокрую глину, а искалеченные пни говорили о
том, что здесь недавно стоял старый бор. Они устало шагали все дальше и
дальше; прошли дом, где дверь была открыта настежь, так что посетители в
любое время дня могли осмотреть все, от маленькой квадратной гостиной до
маленькой квадратной спальни и ванной и туалета на лестничной площадке.
Большой плакат предлагал:
ваш!"
отчаяние.
купить не могу. Говорю вам, меня обвели вокруг пальца. Я не крал эти
бумажки. Мне их дал один подонок.
новый, что после ухода строителей еще не успели смыть краску с оконных
стекол. Ворон сказал:
был по-настоящему мне заплатить. Сюда я приехал за ним. Его зовут
Чал-мон-де-ли.
заставил подойти к черному ходу. Здесь они очутились как бы на краю тумана -
на границе меж днем и ночью: туман истончался и длинными лентами уходил в
серое зимнее небо. Ворон надавил на дверь плечом, и замок кукольного домика
щелкнул, вырванный из дешевой гнилой деревянной панели. Они оказались в
кухне, где пустой провод свисал с потолка в ожидании лампочки, а из стен
торчали пустые трубы в ожидании газовой плиты.
видеть.
работает. Не знаю, что с вами делать.
гроша. Обещаю вам, если вы меня отпустите, никому ни слова не скажу, - и
добавила в отчаянии: - Но вы же мне не верите.
Ворон. Он мрачно съежился в своем пыльном углу за раковиной. - Здесь я в
безопасности, пока вы тоже тут. - Он закрыл рукой лицо и вздрогнул:
обожженная кожа болела. Энн пошевелилась. Он сказал:
день быть на ногах. - Но, говоря это, она представила себя убитой и
окровавленной, засунутой в стенной шкаф. Она продолжала:
тьме. Она попыталась собрать все свое мужество и запела тихонько первое, что
пришло на память; запела, потому что песенка напомнила ей о Матере, о долгой
поездке в автобусе, о его прощальном "завтра увидимся".