ужения, а их-то у Константина, видимо, и не было. И максимальные размеры
его добычи делали ее пригодной лишь для того, чтобы ею лакомился любимец
Эльвиры - кот Базилио.
поэтической. К технике и естественным наукам она питала непреодолимое
отвращение с детства. Она хотела быть поэтессой, писательницей,
искусствоведом, читать лекции о театре и кино. Но получилось так, что она
окончила библиотечный институт, "институт невест", как его называли,
поскольку он позволял получить высшее гуманитарное образование и шарм
высокой культуры многим девушкам, стремившимся к одной, четко осознанной
цели: выгодно выйти замуж и никогда не работать. Лидия побывала замужем,
причем, без неприятных последствий в виде детей. Теперь она жила в
Ленинграде, работала в районной библиотеке и ждала принца, покуривая
втихомолку сигареты со специальной начинкой, к которым пристрастилась еще
в тесном институтском кружке, игравшем в великосветскую "богему".
детей. Он был уверен, что их талантам не дала развернуться среда, что в
других условиях они достигли бы гораздо большего, что еще не поздно...
Когда режим "железного занавеса" несколько либерализовался, и Виктору
Богдановичу удалось побывать за границей, он понял, что нужно ему или хотя
бы его детям для нормальной, достойной культурного и образованного
человека жизни. Но он мыслил трезво, как всегда, когда дело касалось
практической реализации его идей, и не хотел, чтобы дети, подобно многим
эмигрантам, начинали с работы посудомойки в третьеразрядном ресторане или
таксиста с ничего не стоящим дипломом о высшем образовании. Необходим был
стартовый капитал. И он мог его иметь. Собрав за много лет приличную
библиотеку (основой ее послужили книги репрессированного ученого, которые
Виктор Богданович унаследовал вместе с квартирой), где не последнее место
занимали книги о драгоценных камнях, тайком жгуче интересуясь любыми
сведениями, мелькающими в прессе, по радио, на телевидении об аукционах,
вроде знаменитых "Сотбис" и Кристи, наш маститый ученый составил себе
довольно обоснованное представление о возможной стоимости попавшего в его
руки бриллианта. Например, недавно ТАСС сообщил, что бриллиант чистейшей
воды весом в сто шесть каратов был продан на аукционе в Женеве за
пятнадцать миллионов долларов. Виктор Богданович трезво оценивал "Суассон"
в десять миллионов.
необходимо было решить несколько трудных проблем. Как вывезти бриллиант за
границу, минуя таможню? Как продать его, не рискуя потерять вместе с
бриллиантом и голову? Как не допустить, чтобы бриллиантом воспользовался
только один из отпрысков, которые с детства, мягко говоря, не питали друг
к другу симпатии? Постоянно ломая голову над этими проблемами, Виктор
Богданович начал в конце концов различать некий свет, брезжущий в конце
тоннеля.
непреодолимым барьером, оснащенным чудесами современной интроспективной
техники, умнейшими, чуть ли не говорящими, собаками, и служат там
гениальные ясновидцы-таможенники, которым "за державу обидно". На самом
деле ежедневно тысячи людей провозят в обе стороны через границу самую
различную контрабанду. Недаром выстраиваются многокилометровые очереди
автобусов и частных автомобилей у пропускных пунктов, недаром "туристские"
поездки в Польшу, Югославию, Румынию стали за последнее время настоящей
профессией многих предприимчивых и энергичных граждан. Что там крошечный
бриллиант, когда вывозят целые эшелоны танков! А сколько существует вполне
легальных способов избежать досмотра! Громадные кофры цирковых артистов,
желудки их четвероногих питомцев, реквизит танцевальных ансамблей,
демонстрационная аппаратура научных симпозиумов... А сотни тысяч уезжающих
бывших патриотов, везущих свои пожитки на новую родину? Сколько в этих
контейнерах всяких закоулков и укромных мест! Да если бы поставить на
границах всю многомиллионную регулярную армию, то и она не справилась бы с
проверкой всего этого вдруг хлынувшего потока. Виктор Богданович был
уверен, что удобный случай переправить бриллиант не преминет
представиться. А уж тогда и настанет время подумать, как выгоднее и
безопаснее его продать, на месте это будет виднее. Самой неотложной,
животрепещущей и деликатной была оставшаяся, третья проблема.
доме рыбачьего поселка на острове Гадё в устье Сальтен-Фьорда жил он сам с
женой, два женатых сына с женами и детьми, младший, холостяк Уде, и
восемнадцатилетняя дочь Сельма - я устроился отлично. Похожая на чулан из
гладко оструганных сосновых планок комнатка в мансарде выходила окнами на
северо-восток, и ранние лучи солнца наполняли ее каким-то желтым, чайного
оттенка светом. Первое время меня удивляло, как можно жить в деревянном
доме с тонкими дощатыми стенами, с огромными окнами, делавшими некоторые
комнаты похожими на застекленные веранды, в этом суровом краю, где,
несмотря на то, что теплые воды Гольфстрима не давали среднеянварской
температуре опуститься ниже минус восьми-двенадцати градусов по Цельсию,
зимой все же часто бушуют свирепые ветры, несущие то дождь, то снег. Но
потом, присмотревшись к плотно проконопаченным швам двойных стен, к
тройным стеклам в металлических рамах, подогнанных с прецизионной
точностью, к высокой крыше, сохраняющей воздушную подушку над жилыми
помещениями, я перестал удивляться.
мотоботе с высокой белой рубкой и широкой белой полосой вдоль борта,
которое носило звонкое имя "Кристин", терпеливо сносил подтрунивания Уде и
других членов команды над "городским увальнем" и присматривался. В
свободное время рыбаки поселка собирались в кабачке у самого мола, пабе,
как называют подобные заведения в Англии. Пиво, рыбацкий треп, метание
дротиков в раскрашенные круглые мишени, покер по маленькой - обычные
развлечения в таких местах. Большинство рыбаков более-менее сносно
говорили по-английски, так что языкового барьера между нами практически не
было. Молодежь иногда танцевала, но я отнес себя к более взрослому
поколению, а кроме того, не хотел осложнений, неизбежно возникающих в
подобных местах во время танцев. Зато я часто присоединялся к игрокам,
причем, некоторые из них явно стремились пощипать перышки у залетного
гостя.
шумный Генрик. По тому, как его встретили, как каждое его слово вызывало
взрыв хохота, каким бы в сущности неостроумным оно ни было, как жадно все
следили за его жестами и гримасами, я понял - это записной заводила, душа
местной компании. Он уходил к Лофотенам и вернулся только сегодня. После
обмена рукопожатиями, новостями и остротами, после пары кружек пива
составилась партия в покер.
ставки. Переглянувшись, все согласились. Я почувствовал: затевается
маленький заговор.
Постепенно у нашего столика собралась почти вся компания. Для укрепления
дружбы я поставил всем по стаканчику, потом то же сделал Генрик и другие.
Счастье переменчиво, и вскоре Генрик проиграл раз, потом второй. Под
дружный смех он вывернул карманы, показав, что там нет ни кроны.
карман.
мне потом поверит, что я спас человека? Тебя, что ли, приглашать в
свидетели?
остальные.
проиграю, то имею право принести завтра деньги и выкупить. Идет?
Кого спас Генрик?
расскажет нашему гостю, как было дело.
обветренные, с задубевшими от соленого морского ветра глубокими складками
кожи, напоминали о том, что многие поколения их предков были морскими
бродягами, пиратами и китобоями. Мне вдруг показалось, что я где-то все
это уже видел, что когда-то давным-давно уже сидел вот так, стуча кружкой
по темным доскам залитого пивом стола, горланя лихую песню... Ну, конечно,
"Остров сокровищ"! Вот что значит начитаться в детстве книжек про
кораблекрушения и пиратов. Любого человека, любое событие рассматриваешь
сквозь "волшебный кристалл", примеряя к какому-нибудь литературному
персонажу или сюжетному повороту. Но, между прочим, пора было вспомнить,
что я здесь не для романтических реминисценций, а на работе, за которую
мне регулярно платят деньги, и довольно приличные.
оказались три дамы, трефовая восьмерка и бубновый туз. Вполне приличная