ла ли она в самом деле рыжая. Дочь своей жены - девочке было два года,
когда он стал ее папой, - он тоже нарек Морин, но все называли ее Момо
или Рири, даже школьная учительница, и он ничего не мог с этим поделать.
Так вот всегда в жизни и бывает: как ни припрятывай корочку хлеба, у те-
бя обязательно ухитрятся ее утащить.
более клиентам, он по опыту знал, что владелец французской машины спра-
шивает вас об американской лишь для того, чтобы узнать, сколько она сто-
ит. А техническая сторона француза не интересует, он обычно уже заранее
убежден, что с этой точки зрения она не стоит ничего. Это, естественно,
не относится к знатокам, но те и не задают вопросов, они сами задурят
вам голову, расхваливая машину. Вот почему Мануэль, когда его спросили о
"тендерберде" с золотисто-песочными сиденьями, кратко ответил:
дом с ним стояли местный виноградарь Шарль Болю и агент по продаже нед-
вижимого имущества из Солье, долговязый и худой обладатель малолитражки,
который заезжал на станцию три раза в неделю, но имени его Мануэль не
знал. Как раз в эту минуту они услышали крик. Мануэль, как и его собе-
седники, несколько долгих секунд стоял, застыв на месте, хотя он, пожа-
луй, не мог бы сказать, что это его так уж удивило. Во всяком случае,
меньше, чем если бы это произошло с другой женщиной.
немножко не в себе. Может, дело тут было в ее темных очках, ее немногос-
ловности (она произнесла всего одну-две фразы, самые необходимые) или в
той немного небрежной, усталой манере во время ходьбы склонять голову
набок. У нее была очень красивая, очень своеобразная походка: когда она
шла, казалось, что ее длинные ноги начинаются у талии. Глядя на нее, Ма-
нуэль невольно подумал о раненом животном, хотя затруднился бы сказать,
на кого она больше походила на дикую кошку или антилопу, но явно на жи-
вотное, вырвавшееся из ночного мрака, потому что под светлыми волосами
дамы угадывались темные, мрачные мысли.
они выходили из туалета, мужчины хотели взять ее под руки, но она
отстранилась. Она уже не плакала. Она прижимала к груди раздувшуюся руку
с широкой синеватой полосой на ладони. И сейчас у нее была все та же
плавная походка. Мануэль смотрел на ее правильный, словно окаменевший
профиль с коротким прямым носом и крепко сжатыми губами. Даже несмотря
на выпачканный в пыли белый костюм и немного растрепавшиеся волосы, для
Мануэля она была олицетворением изящного животного, принадлежащего како-
му-нибудь господину с туго набитым кошельком.
щину ему не обольстить, да и вообще, такие не для него. Но еще больше
его огорчало другое. На пороге дома, рядом со своей матерью, стояла и
смотрела на них девочка. Мануэль предпочел бы, чтобы она этого не виде-
ла. Ей было семь лет, и, хотя Мануэль ни на минуту не забывал, что она
ему не родная дочь, он все же больше всего на свете дорожил этой девоч-
кой. И она платила ему тем же. Она даже восхищалась им, потому что, ког-
да у отцов ее школьных подружек что-нибудь не ладилось с мотором, они
смиренно обращались к нему, а уж его руки умели все наладить и испра-
вить. И сейчас Мануэлю было неприятно, что девочка видит его таким рас-
терянным.
ли. Мануэль не осмелился отослать девочку, боясь, что она на него оби-
дится. Он пошел в кухню, достал из стенного шкафа бутылку коньяка, а из
раковины - чистую рюмку. Миэтта, его жена, вошла вслед за ним.
Миэтта не упустила случая сказать ему, что он слишком много пьет, на что
он по-баскски ответил, что благодаря этому он скорее умрет и она сможет
еще раз выйти замуж. Первым мужем Миэтты был какой-то испанец, о нем Ма-
нуэль не желал даже слышать. Но это была не ревность. Жену он не любил,
а может, просто перестал любить. Иногда ему вдруг приходило в голову,
что она наставляла рога своему испанцу и девочка родилась неизвестно от
кого.
торы. Все молча смотрели на рюмку. Дама из машины лишь отрицательно по-
мотала головой. Мануэлю неприятно было начинать разговор, главным обра-
зом из-за девочки и еще потому, что он знал: его баскский акцент вообще
вызывает удивление, а в такой момент он покажется просто смешным. И тог-
да он решил предотвратить удар и, раздраженно взмахнув рукой, сказал:
ло. Вот - кто был, тот и остался. Лично я, мадам, не знаю, почему вы го-
ворите, будто на вас напали, просто не знаю.
Болю и агент по продаже недвижимого имущества попрежнему молчали. Навер-
ное, они думали, что она эпилептичка или что-нибудь в этом роде, и им
было не по себе. Но Мануэль знал, что это не так. Однажды ночью, как раз
в тот год, когда он приехал во Францию, у него на станции техобслужива-
ния под Тулузой украли сумку с инструментом. И сейчас ему казалось, хотя
он и не смог бы объяснить почему, что он опять влип в какую-то историю.
ведь вы стояли неподалеку.
в нем не чувствовалось никакого волнения.
нуэль. - Но в том-то и дело, мадам, что никто, никто туда не входил.
Мануэль.
Предчувствие Мануэля, что снова на него надвигаются какие-то неприятнос-
ти, как тогда под Тулузой, еще более усилилось. Правда, его успокаивало
то, что он не покидал своих клиентов все время, пока она была в туалете
(сколько это длилось - минут пять, шесть?), но по наступившей вдруг зло-
вещей тишине он понял, что и они насторожились. Тишину нарушил агент.
нуэлю.
сама она, если не хочет получить такую взбучку, о которой долго будет
помнить, пусть лучше пойдет подышать свежим воздухом. Жена ответила ему,
тоже по-баскски, что он ее просто-напросто изнасиловал, ее, вдову изуми-
тельного человека, изнасиловал, даже не сняв с нее траурного платья, и
поэтому ее ничуть не удивляет, что он так же поступил с другой женщиной.
Но все же она вышла, уводя девочку, которая, обернувшись, переводила
взгляд с дамы на Мануэля, пытаясь понять, кого в чем обвиняют.
даме, - не утверждайте того, чего не было.
кабачке играли в карты, его голос всегда гремел громче всех. Мануэль на-
шел, что Болю сказал именно то, что надо. Нечего возводить на них нап-
раслину.
колебаний. Мануэль все меньше и меньше понимал, к чему она клонит.
сторону дамы.
ла, и понял, что она боится. Из-под ее очков выкатились две слезинки и
медленно поползли по щекам, оставляя на них полоски. На вид ей было не
больше двадцати пяти лет. Мануэль испытывал какое-то странное чувство
неловкости и возбуждения. Ему тоже хотелось подойти к ней, но он не ре-
шался.
ривать с людьми, когда не вижу их взгляда.
чито преувеличивал свой гнев, чтобы казаться грозным, могли поклясться,
что она не снимет очков. Но она сняла их. Она сделала это сразу же,
словно испугалась, что ее силой заставят повиноваться, и на Мануэля это
произвело такое же впечатление, как если бы она перед ним разделась. У
нее были большие печальные глаза, совершенно беспомощные, видно было,
что она с трудом сдерживает слезы. И честное слово, черт побери, без оч-
ков она выглядела еще более привлекательной и безоружной.
снова воцарилось тягостное молчание. Потом, не говоря ни слова, она под-
няла вдруг свою раздувшуюся руку и показала ее мужчинам. И тут Мануэль,
которого она с трудом различала без очков, отстранив Болю, шагнул к ней:
сделали здесь! Сегодня утром это уже было!
рен, что разгадал подоплеку этой комедии - просто его хотят одурачить, -
и вот сейчас ему в голову пришел один довод, который опрокинул все. Если
она, предположим, и вправду хотела заставить их поверить, что ее покале-
чили здесь, у Мануэля, и вытянуть у него некоторую сумму, пообещав не
сообщать об этом полиции (но уж он-то не попался бы на эту удочку, хотя
и побывал однажды в тюрьме), какого же черта она примчалась сюда утром с
Самойлова Елена
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Махров Алексей
Шилова Юлия