вторую половину удостоверения - копию той, что держал в руках его
напарник.
"поляроиду", укрепленному на штативе.
сэр!
выражение, как вспыхнул блиц, потом еще и еще раз, и веселый "ковбой"
взмахнул рукой.
собой бутылку "Столичной", но еще никогда у меня не извлекали ее столь
лихо. Да, с такими не соскучишься!
вылезти из орбит. Затмение длилось считанные секунды, в следующий момент
они набросились на мое удостоверение, словно коршуны в предчувствии
богатой добычи: один молниеносно ножницами раскромсал блок фотографий, на
которых меня было так же трудно узнать, как различить в темную ночь, какая
из двух кошек, чьи глаза блистали во тьме, серее, другой схватил
пластмассовый вкладыш, засунул туда часть удостоверения, намазал
переданное ему фото клеем, прихлопнул для верности кулаком, отчего вся
стойка жалобно содрогнулась, тут же сунул вкладыш в специальный аппаратик,
точно катком прокатившийся по моей фотофизиономии, не успел он вытащить
навечно запрессованную фотографию, как второй уже подавал ему
металлическую цепочку, что в мгновение ока была продернута сквозь
отверстия, закреплена, и удостоверение было вручено мне. Оставалось лишь
надеть "ладанку" на шею, чтобы сразу почувствовать себя полноправным
участником олимпиады.
услышанные мною слова, когда я покидал общество двух развеселых "ковбоев",
направлявшихся в служебный закуток, что был как раз напротив барьера...
разве стало больше людей, снующих по этажам, да автомобилей, доставлявших
различный груз - от пишущих машинок "Оливетти" до стойки бара, с трудом
внесенной в узкие, отнюдь не рассчитанные на подобные габариты, школьные
двери.
олимпийскую деревню, никто толком так и не смог мне ответить. Комната ТАСС
оказалась на замке, словоохотливая телетайпистка, по-видимому, еще
досматривала последние сны. Было от чего прийти в отчаяние!
усмотрение я передам два репортажа до начала Игр: один - о самом
Лейк-Плэсиде и о подготовке к состязаниям, разные там байки, коими обычно
богата вокруголимпийская жизнь, второй - о сессии МОК, где, по настоянию
американской делегации, будет поставлен на голосование вопрос почти
гамлетовского звучания - быть или не быть Московской олимпиаде. Правда, в
частных беседах члены МОК в один голос твердили, что не может быть и речи
о переносе Игр или об изменении сроков их проведения. Но мы уже были
научены горьким опытом, когда однажды, наслушавшись дифирамбов в адрес
нашей столицы, не сомневались, что выбор падет на нее; но голосование 1970
года отдало предпочтение Монреалю, который, казалось, не шел ни в какое
сравнение с Москвой. Поэтому нужно было ожидать окончания сессии МОК,
чтобы уж со всей определенностью сказать: Игры состоятся.
были растревожены тем, что какой-то местный герострат пытался поджечь
трехэтажный скромный отель с громким названием "Хилтон", что само по себе
вызвало улыбку, ибо во всех крупнейших столицах мира отели фирмы "Хилтон"
были всегда многоэтажными небоскребами, возведенными по последнему слову
архитектурной, инженерной, ну и, естественно, гостиничной мысли. Помимо
этой, скажем прямо, не ахти какой "байки", у меня в запасе был эпизод с
проворовавшимся поставщиком продуктов для олимпийской деревни, попавшим
под полицейское следствие, в результате чего он был отстранен от
исполнения своих обязанностей, и, как писала местная пресса, это уже
начало сказываться на питании спортсменов. Остальные новости отдавали
душком: это были факты, густо рассыпанные по страницам газет, вновь и
вновь рисовавшие беды, ожидающие тех, кто приехал в олимпийскую столицу
состязаться, и в еще большей степени тех, кто собирался наслаждаться этими
состязаниями. Писали о двух десятках коек, коими обладал Лейк-Плэсид в
крошечной местной больнице, жаловались на из рук вон плохо работавший
транспорт, на отсутствие снега (правда, на сей случай организаторы
подстраховали себя и установили вдоль лыжных трасс машины искусственного
снега, что, говорили, влетело им в кругленькую сумму - 100 тысяч
долларов), сетовали на то, что, по самым скромным подсчетам,
приблизительно две трети журналистов так и не смогут найти себе места в
рабочих комнатах пресс-центра. Пессимизм, словом, сквозил в каждой строке,
и, кажется, единственным, что дышало в те дни непоколебимым оптимизмом,
была неоновая надпись, укрепленная у входа в "Овал": "Добро пожаловать,
мир! Мы готовы!"
злословить по их поводу; право же, меньше всего в создавшемся положении
можно было упрекнуть организаторов Игр: они буквально, как рыба подо
льдом, задыхались в тисках финансовых неурядиц. Пытались даже умолить
правительство выделить им недостающие суммы, но Картер, который
громогласно пообещал 500 миллионов долларов любой стране, любому городу,
который согласился бы принять у себя летние Игры, ответил отказом.
начать репортаж из этого тюремного общежития, собравшего под своими
крышами спортсменов многих стран мира. Была еще одна потаенная мысль, но о
ней я предпочитал не признаваться даже самому себе.
спиной.
фотоаппаратурой, в красной фирменной нейлоновой куртке с черными буквами
"Никон", насмешливо уставился на меня.
телетайп, очутились у зеленого, похожего на жука, автомобильчика. Мой
провожатый открыл дверцу справа, помог вписаться в очень ограниченные
габариты кабины, захлопнул дверцу и, весело насвистывая, обошел машину
спереди, протер рукавом куртки и без того чистое стекло. Потом небрежно
забросил на заднее сидение аппараты, не слишком заботясь об их
сохранности, и тяжело плюхнулся рядом со мной.
воинственный...
читаю в газетах, так только не политическую трескотню. Спорт, на худой
конец - какая-нибудь содрогательная история про современного вурдалака или
еще что в таком роде... А политика - нет, увольте. Да, откуда вы приехали?
себя в руки и просто-таки обворожительно, как умеют улыбаться лишь
полнолицые люди, улыбнулся, отчего его маленькие глазки почти закрылись.
посильнее организаторов. Да разве мы виноваты? - Мой собеседник с каждыми
словом распалялся. - Я в оргкомитете, считай, два года, знали б вы, как мы
из кожи лезли, чтобы не повторить печальную историю Денвера. Можно
подумать, что Лейк-Плэсид - не в Америке, а где-нибудь на Марсе, сам по
себе, а Соединенные Штаты сами по себе.
это все вытянули, до сих пор не представляю!
как каланча, полицейского, который едва успел выпрыгнуть из-под несущегося
на него автомобиля. Но Макнамара и глазом не моргнул. Мы свернули налево,
обогнули "Овал", выбрались на параллельную со стадионом улочку и
устремились вниз по крутому спуску. Американец гнал машину, словно
торопился на пожар, на поворотах тормоза визжали, а нас спасало,
по-видимому, лишь то, что на улицах городка не было ни грамма снега.
по самое горло, со всех сторон тебя ругают и клянут, а ты должен строить
из себя шута и улыбаться. Да еще твердить, как попугай: "Все начнется, все
будет в порядке!" Хотел бы я сейчас заснуть с какой-нибудь пышной (он
оторвал руки от баранки и показал желаемые размеры) мэм в обнимочку и
проснуться на следующий день, когда вся эта история кончится...