остановке останься, а мы втроём внутрь. Нет, Миша, ты на дверях.
кого-нибудь.
Платить? Ты что, не понял, с кем едешь?
Перед ним, невзирая на дождь, обнажив свою липовую язву, сидел Крылов. На
земле лежала шапка с мелочью и костыль.
висках. Спокойнее, может, пустышка. Что, страшно? Да, страшно, я не Джеймс
Бонд, я жить хочу. А вдруг он без ствола? И зачем я влез сюда? Куда теперь?
дверь, потом извинимся, закрыто, чёрт, мениск опять болит, колено не гнётся.
Миша, аккуратнее, дверь справа открывается. Он, он, бля буду!"
сейчас! Почему руки дрожат? Колено совсем не гнётся. Вниз, через три
ступеньки, больно. Славка, ранен? Ногой по шарам? Бывает, отдышись. Сука, на
улицу выскочил. Толян, куда он? Понял. Гад, там люди. Опять грохот, уже по
мне. Бежать больно, за проспектом парк, туда уходит. Где же Дукалис? Успею
перед машиной? Тормоза слабые, визжат сильно. Вон Дукалис по дорожке чешет,
прохожим прикидывается. Ещё немного, давай, Толян, не переигрывай, "срубит"
- убьёт. Не спеши, родной, я его подгоню к тебе. Огонь! И близко нет. Ну
давай, давай! Что у тебя, зря груша на стене висит? Так, правой, левой,
молоток! Пушку откинь. Цел? Ремень, ремень! Крепкий, сука. Да не ори, сейчас
отдышусь, он уже наш. Взяли!"
записи, решайте потом. Да нет, я не рисуюсь, куда уж. Сам виноват, никто не
заставлял, хотя как сказать. Я не Голубцов, конечно. Фамилия Ветров, звать
Николаем. Тридцатник недавно стукнул. Сам из Витебска. В восемьдесят втором
в Питер приехал. Модно тогда было в большие города ездить жизнь устраивать.
Не воровать, конечно, учиться хотел, работать. Поступил в техникум, жил в
обща-ге. Закончил, на завод устроился, на очередь городскую встал. Прописан
в общаге был, а жил у невесты. Как многие, в принципе. У Людмилы - ну,
невесты - жилплощадь была, но родители, знаете, недовольны были -
иногородний, общежитие. А тот вечер проклятый всё перевернул.
говорит: "Коля, сходи с Джерри погуляй." Джерри - это овчарка ихняя. Мне не
жалко, конечно, и раньше гулял. Оделся я и на улицу. Зимой было дело,
холодно. Я Джерри с поводка спустил, он меня хорошо знал, как Людмилу,
слушался. Иду я по парку, народа никого, снег падает, тишина. И вдруг из-за
куста кто-то выскакивает, хвать шапку у меня меховую и бежать. Я и
опомниться не успел. Шапку жалко, конечно, новая была, всю зарплату отдал.
Но парня мне не догнать, скользко было, а он в шипо-ванных ботинках.
Распрощался я с шапкой, да не рассчитывал он, что Джерри по кустам бегал. Я
и глазом не успел моргнуть, как он на дорогу выскочил и за парнем понёсся.
Псина здоровая, нас с Людкой на санках возил. Парень из парка даже выбежать
не успел, как Джерри его догнал, прыгнул на спину, с ног сбил и давай рвать.
Я бегом за ним, еле оттащил. Парень по земле катается, орёт, весь снег в
крови. Джерри рвётся, лает. Люди сбежались. На меня, конечно, прут, кричат:
развелось собачников, людям прохода нет. Менты, ой, пардон, постовые
появились как из-под земли. Парня подняли, а у него уха нет - Джерри
постарался. Нас в отделение, парня на "скорой" в больницу.
пьяный, хотя я капли в рот не брал. Пока я в милиции сидел, они к парню
съездили в больницу, он им наврал, конечно, мол, я на него собаку натравил
за то, что он мне замечание сделал, что я пьяный. Обидно. Меня никто и
слушать не стал. Как после выяснилось, парень был сынком шишки какой-то
райкомовской. Короче, приехал следователь, возбудил 108-ю, и меня в Кресты,
даже с Людмилой повидаться не дали. До суда пять месяцев сидел с урками,
натерпелся, конечно, как новичок. Мать из Витебска приехала, но свидания не
дали. Потом суд Знаете, сколько влепили? Восемь лет, по максимуму. Папаша
этого недоноска постарался. Да ещё режим усиленный. Вот так я в Сибири и
оказался, и главное, за что? Дайте закурить.
по-чёрному, всё забыться хотел. Сосед мой по нарам, Максимов Витька, за
кражи квартирные сидел. Хороший мужик, туберкулёзом болел. Он не в первый
раз на зоне, но не задавался. Я ему историю свою рассказал. Он посмеялся
сначала, но потом серьёзно так и говорит:
конца не стал. Ты ещё тубзиком не заразился, молодой. Знаешь что, беги
отсюда. Я спрашиваю, да ты что, мол, на новый срок нарваться или на пулю?
"Да ты слушай. Есть вариантик один. Я скоро кончусь, с моими лёгкими мне
пару месяцев осталось".
котельная вплотную примыкала к забору. Я, когда дежурил, вырыл в полу яму
под дровами, землю тихонько в клумбы цветочные перетаскал, сверху снегом
присыпал. Не заметили. Витька через месяц помер, а я хоронить вызвался.
Зарыли его, я сам яму копал, неглубокую сделал. Через день дежурить вызвался
на котельной. Ночью через дыру на кладбище вылез да могилу отрыл, земля-то
ещё промёрзнуть не успела. Витьку откопал, на плечи его, да в котельную. Еле
в яму пропихнул. Там переодел его, сам переоделся. Я вещички кое-какие
скопил и припрятал их там же, в котельной. Потом солярку разлил, она там
хранилась, и подпалил, а сам в дыру и в посёлок. Деньжата были с собой,
Витька оставил, он в карты выиграл. В посёлке к грузовому составу прицепился
и до города. Там билет купил на пассажирский до Питера и был таков. Но в
поезде мне попутчик один не понравился, а может, я слишком осторожный был,
не знаю. Свистнул я у него паспорт и права, а то плохо без документов-то, и
на другой поезд пересел до Москвы, а уж оттуда - в Витебск, к матери. А она
уже извещение получила, что я погиб на зоне. Когда я домой приехал, она,
конечно, в обморок, перепугалась, но я ей всё рассказал, она и успокоилась.
Пожил я с месяцок дома, а потом в Питер подался. Поначалу хотел с парнем тем
разобраться, из-за которого сел. Паспорт переделал, права, и стал Голубцовым
Игорем. Приехал в Питер, покрутился, работать не устроиться, денег нет,
воровать вроде как не хотелось, я ж не вор по натуре. Помытарился, одним
словом, а потом деньжат заехал занять к мужику одному, зоновскому, Балдингу.
Он в соседнем отряде был, тоже из Питера. Он мне не очень-то нравился, да
выхода другого не было. Людмила-то уж про меня и забыла, замуж вышла.
побега моего освободился, сидел, кажется, за валюту. Посмотрел я на него -
хорошо живёт, за год здорово приподнялся. В ресторацию меня сводил. Я ему,
так и так, освободился на условно-досрочное, помоги, мол, устроиться. Он
спрашивает, чего умеешь. Я отвечаю - машину вожу хорошо, слесарить умею. Он
смеётся, так иди на завод, говорит, чего ж ко мне пришёл?
добывает, а потом махнул рукой - будь что будет. Видно не зря говорят, кто
на зону попал, обратной дороги нет. А с моим положением и подавно. Человек
из могилы. Без имени, без фамилии. Ни жениться, ни креститься.
черной работе покручусь. Предупредил, чтобы без него ни шагу. Стал я на
тачке баб возить по вызову. Торчал возле офиса, где вы меня хапнули, как
клиент звонил, подруг и развозил. Поначалу хорошо отстёгивал, иногда даже в
валюте. Сам-то он вышибалой работал в "Плакучей иве", но контакт с
Воронцовым Эльдаром Олеговичем поддерживал. Я их частенько вместе видел. Но
Воронцов-то рангом повыше будет. Уровень другой.
паспорте не заметили - повезло.
работа, мне, конечно, не говорили, я, так, фантик, что скажут, то и делаю.
Направил он меня на ликё-ро-водочный, у директора водитель в аварию попал,
как я сейчас понимаю, подстроили. Там меня человечек один к директору
водилой пристроил. Пришлось, правда, официально, через отдел кадров. Но
паспорт и там не распознали. Естественно, меня не только баранку крутить
посадили. Как говориться, кто лучше всего знает хозяина, так это его шофёр.
Балдинг даже заставлял за домом его наблюдать когда приходит, уходит, жена
кого водит. Платили мне уже больше. Иногда документики кое-какие из его
папочки переснимал, пока он у любовницы гулял. Мужик-то, вообще, осторожный,
команду целую держал, но мне доверял, видно, хорошие рекомендации были.
Ветер-ветерок, ты же сгорел!" Оборачиваюсь, смотрю - Аяврик стоит, Яковлев
Андрон из моего отряда. Он на зоне ещё оставался, когда я удрал. Паскудный
парень, подозревали, что стучит, но он всё время вывёртывался. Зашёл я к
нему, чтобы не отсвечивать. Надо ж, угораздило его рядом с директором
поселиться. Выпили мы, я сдуру про себя рассказал, не всё, конечно, а только
про побег. А он, гад, пьяный, пьяный, а котелком варит - говорит, ты
прикинут хорошо, а мне жить не на что. Я отшутиться хотел, мол, каждому
своё, у каждого свой уровень, а он смеётся - у нас все равны, без всяких
уровней. Ты ведь, корешок, на зону-то за побег не хочешь? А я тоже пить с
Березин Федор
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Акунин Борис