вызывал все большую настороженность. Конечно, "хунхуз" воевал с другими
китайскими генералами, с тем же Чан Кан-ши или У Пэй-фу, - все они
одинаково продажны. Разница только в том, что одни придерживаются
английской или американской, другие, как Чжан Цзо-лин, прояпонской
ориентации. Но последнее время "хунхуз" ведет себя явно подозрительно. Все
с большей неохотой он предоставляет Японии привилегии в торговле,
промышленности, в приобретении собственности на землю. Впрочем, об этом
лучше, чем кто другой, знает капитан Кавамота из разведывательного отдела
генштаба.
подтвердить мои слова, - он кивнул в сторону третьего собеседника. - Я
думаю, что звезда Чжан Цзо-лина начинает закатываться. Военные его успехи
тоже не блестящи. В районе Шанхайгуаня мы вынуждены создать укрепления,
чтобы не допустить в Маньчжурии драки между китайскими генералами. Не
исключена возможность, что нам придется подсказать хунхузу переехать из
Пекина в Мукден, а войска его разоружить.
Убрать его, и конец! Нам известно, что хунхуз тайно встречается с каким-то
ловким американцем.
чтобы идти по императорскому пути. Япония - первое государство, созданное
божественным провидением, и потому она должна господствовать над всем
миром. Такова божественная миссия страны Ямато. Я говорил об этом, когда
японские войска были в Сибири, и сейчас говорю об этом в Маньчжурии...
Коляска императора не может объезжать гусеницу, которая переползает
дорогу. Вы поняли меня, Кавамота-сан?
резерве генерального штаба.
рескрипт императора, чтобы Доихара получил право служить в китайских
войсках.
повлияла саке - обычно рисовая водка вызывает мужчин на откровенные
разговоры...
рескриптом полковник японской армии Доихара Кендези получил императорское
соизволение перейти на службу в войска китайского маршала Чжан Цзо-лина.
Доихара занял скромную должность адъютанта японского советника при штабе
правителя трех китайских Восточных провинций генерала Нанао. До издания
императорского рескрипта Доихара числился сотрудником второго, или
разведывательного, отдела японского генерального штаба...
с боями отходили в Маньчжурию за Великую китайскую стену. Маршалу пришлось
оставить древнюю столицу и переехать в Мукден - так подсказали ему в штабе
Квантунской армии.
отбыл из Пекина. На платформе пекинского вокзала маршала провожали военный
советник генерал Нанао и его адъютант Доихара. Советник задерживался по
неотложным делам в Пекине и рассчитывал выехать в Мукден следующим
поездом. Когда сигнальные огни на последнем вагоне маршальского поезда
исчезли во мраке ночи, Доихара послал телеграмму в Мукден в адрес оптового
торговца зерном. В телеграмме было несколько слов:
третьем вагоне.
действовать. Перед рассветом следующего дня все были на месте. Капитана
Кавамота сопровождал капитан Удзуки и несколько минеров из двадцатого
саперного батальона, вызванных сюда из Кореи. Усиленный заряд установили
под мостом, на перекрестке железных дорог. Кавамота поднялся на
железнодорожную насыпь и долго всматривался в сторону, откуда должен был
прийти поезд. Но было еще темно, и в бинокль различались только неясные
силуэты телеграфных столбов да уходящие вдаль рельсы.
руку и так стоял с поднятой рукой, продолжая следить немигающим взглядом
за поездом, который на большой скорости приближался к мосту... Вот третий
вагон поравнялся с зарядом. Кавамота резко опустил руку. Тяжелый взрыв
потряс тишину. Огонь, пыль, дым взметнулись в небо, и железный скрежет
слился с затихающим эхом взрыва. Саперы начали отходить, но здесь
вспыхнула перестрелка. Кавамота уже успел отбежать в заросли гаоляна, но
должен был вернуться и приказал прекратить стрельбу.
десять в сборе. Кавамота вскочил в кабину, солдаты и капитан Удзуки - в
кузов. Водитель включил скорость. Сделав большой крюк, военный грузовик
въехал в город с другой стороны.
маршала Чжан Цзо-лина. Военные молчали. Однако последний член Генро1,
старейший из старейших советников императора принц Сайондзи, в те дни
записал в своем дневнике:
здесь японская армия?"
Волей-неволей пришлось премьеру Танака доложить обо всем императору. В
личной аудиенции он сказал, будто раздумывая, но за этим раздумьем генерал
скрывал свое личное отношение к событиям.
Чжан Цзо-лина, то я подозреваю, что в армии имелось некоторое число
подстрекателей. В связи с этим я сегодня отдал военному министру
распоряжение произвести расследование.
ответил:
взволнованный, теряющий спокойствие, сказал генералу Койсо -
благоразумному Койсо, как его называли:
Премьер-министр только что сказал об этом. Он желает выглядеть ясновидцем
и предполагает, что смерть маршала - дело военных.
предсказатель сам никогда не знает своей судьбы!
гусеницей, которую должен объезжать экипаж...
добавил Койсо. - Надо сделать все, чтобы расследование не состоялось.
воспользоваться сложившейся обстановкой.
требовалось позвать своего слугу, они ударяли в ладоши или восклицали:
"Хей!" И это восклицание вскоре сделалось его именем.
попугаю, сидевшему на металлической жердочке возле окна. Однако, в отличие
от попугая, с его ядовито красно-зеленым оперением, Хей был совершенно
бесцветен. Он носил чесучовую курточку с маленьким стоячим воротником,
такие же кремово-серые широкие штаны и мягкие туфли. Хей никому не докучал
своим присутствием, он бесшумной тенью появлялся мгновенно, по первому
зову, сопровождая свое появление сдержанно вежливым кивком головы.
Казалось, Хей постоянно дежурит за ширмой и только того и ждет, чтобы его
позвали.
цвета, будто долго варились в бобовом соусе. Никто не знал возраста Хея,
так же как не знали прошлого безотказного и преданного слуги. Конечно,
раньше у Хея было имя, но его давно забыли, так же как забыли и то, что он
когда-то жил на Формозе.
настроения сравнивал Хея с бонсай - изящной карликовой сосной, украшавшей
гостиную. У деревца был коричнево-соевый ствол, застывший во времени. В
дом Танака бонсай перешло от деда и десятки лет оставалось все таким же
миниатюрным, живым, но закаменевшим.
столу, иногда готовил, с любовью копался в декоративном саду и, конечно,
содержал в должном порядке изящное маленькое строение в глубине сада, в
тени больших криптомерий. Сюда от дома вел легкий, крытый помост, чуть
приподнятый над землей, чтобы в ненастную погоду не замочить ноги. Уборная
эта, стоявшая под сенью малахитовой зелени, была предметом гордости Гиити
Танака, но именно этому строению суждено было стать источником огорчений и
государственных неприятностей для владельца загородной резиденции,
японского премьер-министра.
всем хранил приверженность к прошлому, стараясь приумножать славу
воинственных предков, алтарь которых был самым священным местом в
загородном доме семейства Танака. Отставной генерал превыше всего в жизни
ставил военную профессию и клан, к которому принадлежал.
покойный отец, был иероглиф "бу", обозначавший "оружие". Из множества
иероглифов, существующих в японской письменности, именно этот воинственный
иероглиф "бу" стал первым, который маленький Гиити научился вычерчивать
неуверенной детской рукой. Такова традиция в семье самураев Танака.