мебели в гостиной я тоже не заметил: три или четыре кресла, стол со
стеклянным верхом и маленький книжный шкаф. И никаких предметов роскоши:
свет, пространство и воздух. Это помещение отличалось от огромной, полной
парчи и цветов гостиной внизу, как мел отличается от куска сыра. И миссис
Роджер Леонидис отличалась от миссис Филип Леонидис так, как только может
отличаться одна женщина от другой. Если при виде Магды становилось ясно,
что она может быть - и зачастую бывает - по меньшей мере десятком самых
разных героинь, то Клеменси Леонидис явно не могла быть никем, кроме как
самой собой. Очень яркая и совершенно определенная индивидуальность.
коротко, почти по-мальчишески, лежали так красиво на маленькой
великолепной формы голове, что не произвели на меня того отталкивающего
впечатления, какое обычно производят слишком короткие женские стрижки. У
Клеменси Леонидис было интеллигентное выразительное лицо и по-особому
проницательный и пытливый взгляд светло-серых глаз. Темно-красное платье
великолепно подчеркивало стройность и изящество ее фигуры.
непростой - может быть, потому, что ее образ жизни значительно отличался
от образа жизни обычной женщины. И я сразу же понял, почему София
употребила слово "жестокость" в отношении жены Роджера. В гостиной было
холодно, и я зябко поежился.
спокойным вежливым голосом. - Вы можете сообщить нам какие-нибудь новости?
миссис Леонидис.
могло быть простой случайностью?
известие страшно потрясет его. Роджер боготворил отца, и, кроме того, он
чрезвычайно эмоционален.
мистером Лоуренсом Брауном?
ничего об этом не знаю.
впечатление громко жужжащего шмеля.
инспектор? Итак. У вас есть какие-нибудь новости? Что явилось причиной
смерти моего отца?
эзерином.
могла подождать! Он вытащил ее из грязи - и вот награда. Она хладнокровно
убила старика! Боже! Кровь закипает в жилах, как подумаю об этом!
руками.
никогда не любил ее! Да никто из нас ее не любил. Мы с Филипом не могли
прийти в себя, когда папа пришел однажды домой и сообщил нам о содеянном!
В его-то возрасте! Безумие - просто... _б_е_з_у_м_и_е_! Мой отец был
удивительным человеком, инспектор. С умом гибким и свежим, как у
сорокалетнего. Всем, что я имею в жизни, я обязан отцу. Он все делал для
меня... и ни разу не подвел. Это я подвел его... как вспомню об этом...
оставаться спокойным... как могу я сдерживаться...
нуждается в нашей помощи.
вскричал Роджер. - Отобрать у старика несколько последних лет жизни!.. Да
будь она здесь!.. - - Великан вскочил с кресла, трясясь от ярости, и
вытянул вперед руки с судорожно скрюченными пальцами: - - Да! Я бы свернул
ей шею, свернул ей шею...
простите меня...
улыбаясь.
офисе его фирмы по поставкам. Он вернулся во второй половине дня и по
обыкновению провел некоторое время у отца. Сама Клеменси в тот день
находилась, как всегда, на работе, в институте Ламберта на Гоуэр-стрит, и
вернулась домой к шести часам.
пили у него кофе.
там свою любимую трубку. Но она лежала на столике прямо в прихожей,
поэтому мне не пришлось беспокоить старика. Он любил подремать после шести
часов.
позже.
теперь я видел, как пристально изучает инспектор сидящую напротив него
женщину. Он задал ей еще несколько вопросов, касающихся характера ее
работы. Клеменси ответила, что занимается расследованием радиационных
эффектов атомного распада.
организмы.
часть дома. Клеменси казалась несколько удивленной, но повела нас по
комнатам безо всяких возражений. Спальня со сдвоенными, покрытыми белыми
покрывалами кроватями и минимальным количеством незамысловатой мебели
напомнила мне то ли больничную палату, то ли монастырскую келью.
Обстановка ванной комнаты отличалась такой же простотой и скромностью: ни
туалетного столика с набором косметики, ни роскошных приспособлений для
пользования душем. Кухня была пуста, безукоризненно чиста и оборудована
различными агрегатами практического назначения. Потом Клеменси распахнула
перед нами очередную дверь со словами:
атмосфера безупречной чистоты и аскетизма действовала на меня угнетающе.
Эта же комната в полной мере отражала своеобразный характер хозяина. Здесь
находился огромный круглый стол, заваленный бумагами, старыми курительными
трубками и щедро посыпанный пеплом. У стола и стен стояли старые,
потрепанные кресла. На стенах висели пожелтевшие от времени групповые
фотографии (класса, крокетной команды, воинского подразделения), а также
акварели, изображавшие пустыни и минареты, парусники, море и закатное
небо. Так или иначе, это была приятная комната, принадлежавшая приятному,
благожелательному и общительному человеку.
смахивая на пол с одного из кресел книги и бумаги.
дном. Разбираю бумаги. Скажите, когда хватит.
стаканом, повернув при этом голову к Тавернеру:
время она держалась великолепно - просто великолепно! Я бесконечно
восхищаюсь этой женщиной. А ведь ей приходилось трудно, ужасно трудно до
того, как мы поженились. Позвольте мне рассказать вам. Ее первый муж был
отличный парень, со светлой головой - но с очень слабым здоровьем...
туберкулез. Он занимался какими-то важными исследованиями - кажется, в
области кристаллографии. Парень работал как зверь, получал какие-то гроши,
но отступать не собирался. Клеменси буквально батрачила на мужа, содержала
его и все время знала - он не жилец на этом свете. Но никогда не
жаловалась - ни разу не позволила себе ни малейшего проявления слабости. И
всегда говорила, что совершенно счастлива. Потом ее муж умер, Клеменси
ужасно страдала. В конце концов она согласилась выйти за меня. Я был рад