находился почти в середине соединения, состоявшего из тринадцати кораблей.
Впереди него шея крейсер "Стерлинг" - старый корабль типа "Кардифф",
крепкий и надежный, на много лет старше и на много узлов тихоходнее
"Улисса", вооруженный пятью шестидюймовыми орудиями. Но конструкция его
была совсем неподходящей для плавания в арктических водах, в штормовую
погоду он принимал столько воды, что стал сущей притчей во языцех. Главной
его задачей была охрана эскадры, второстепенной - замена флагманского
корабля в случае его выхода из строя или гибели.
Авианосцы "Дефендер", "Инвейдер", "Реслер" и "Блу Рейнджер" находились
справа и слева от флагмана. "Дефендер" и "Реслер" шли несколько впереди,
остальные чуть отставали. Кто-то решил, что их названия должны непременно
оканчиваться на "ер". То же обстоятельство, что на флоте уже существовал
один "Реслер", эсминец, входивший в состав восьмого отряда (так же, как и
"Дефендер", потопленный незадолго до того возле Тобрука), было по
блаженному неведению упущено. Корабли не походили на гигантов в тридцать
пять тысяч тонн, входивших в состав основных сил флота, таких, как
"Индефатигэбл" и "Илластриес". Нет, это были вспомогательные крейсера
водоизмещением всего пятнадцать-двадцать тысяч тонн, непочтительно
называемые "банановозами". Это были переоборудованные торговые суда
американской постройки. Они были оснащены в Паскагоуле, что в штате
Миссисипи, а через Атлантику их перегоняли смешанные англо-американские
экипажи.
Они развивали скорость восемнадцать узлов, довольно высокую для
одновинтовых судов (один лишь "Реслер" имел два винта), но на некоторых из
них устанавливалось до четырех дизелей типа "Буш-Зульцер", соединенных
общим валом. Их неуклюжие прямоугольные взлетные палубы длиной в сто
тридцать пять метров были надстроены над открытым полубаком, и под ним
образовывалось открытое пространство, через него с мостика просматривался
горизонт. На этих авианосцах размещалось десятка три истребителей -
"грумманы", "сифайры", а чаще всего "корсары" - или двадцать легких
бомбардировщиков. Суда были старые - неуклюжие, безобразные, ничуть не
похожие на военные корабли; однако в течение многих месяцев они отлично
выполняли свою задачу, охраняя конвои от авиации противника, обнаруживая и
топя вражеские корабли и субмарины. Число уничтоженных ими кораблей
противника - как надводных, так и подводных - было весьма внушительным,
хотя адмиралтейство подчас и подвергало сомнению такого рода сведения.
Перечень эскортных эсминцев вряд ли вдохновил бы морских стратегов с
Уайтхолла. То был поистине сброд, и термин "эсминец" по отношению к ним
употреблялся только из вежливости.
Один из них, "Нейрн", был фрегатом класса "Ривер" в 1500 тонн; второй,
"Игер", - флотским тральщиком; а третий, "Гэннет", более известный под
прозвищем "Хентли и Пальмер", был довольно дряхлым и немощным корветом
типа "Кингфишер", по-видимому, пригодным лишь для плавания в прибрежных
водах. Никакого глубокого смысла в его прозвище не было, однако стоило
увидеть его - похожего на ящик на фоне заката, и вы понимали уместность
такого прозвища (*3). Несомненно, строитель этой коробки работал по
чертежам, одобренным адмиралтейством, но лучше бы тот день у него оказался
выходным.
"Вектра" и "Викинг" были двухвинтовыми модифицированными эсминцами типа
"V" и "W", которые давно успели устареть. Кое-как вооруженные и
недостаточно быстроходные, они были довольно прочны и надежны. "Балиол",
крохотный эсминец допотопного класса "Хант", каким-то чудом оказался в
могучих просторах северных морей. "Портпатрик", тощий, как скелет,
четырехтрубник, был одним из полуста эсминцев, переданных Англии
Соединенными Штатами по ленд-лизу еще во время первой мировой войны. Никто
даже не осмеливался справиться о его возрасте. Корабль этот притягивал к
себе взоры всего флота, особенно когда погода ухудшалась. Поговаривали,
будто два однотипных с ним корабля перевернулись во время шторма в
Атлантике, поэтому, как только шторм достигал достаточной силы, многие, в
силу подлости человеческой натуры, жаждали воочию убедиться в
достоверности этих слухов. Как ко всему этому относился экипаж, сказать
было трудно.
Эти семь кораблей охранения, плохо различимые за снежной завесой,
добросовестно несли свои обязанности. Фрегат и тральщик шли впереди
отряда, эсминцы по бокам, корвет замыкал строй. Восьмой корабль охранения,
быстроходный современный эсминец класса "8" под командованием капитана
третьего ранга Орра, неутомимо сновал вокруг. Все командиры кораблей
эскадры завидовали Орру, получившему такую свободу действий у Тиндалла,
который уступил его настойчивым просьбам. Но никто не оспаривал привилегию
Орра: "Сиррус", которым он командовал, вечно лез на рожон, у него был
какой-то сверхъестественный нюх на вражеские подлодки.
Расположившись в теплой кают-компании "Улисса", Джонни Николлс глядел на
свинцовое в белых клочьях небо. Даже этот благословенный снег, прячущий
тысячи грехов, думал он, мог мало чем помочь этим допотопным судам -
угловатым, неуклюжим, которым давно пора на переплавку.
Молодой лейтенант почувствовал озлобление при мысли о лордах
адмиралтейства, их лимузинах, высоких креслах и барских привычках,
огромных простынях настенных карт с красивыми флажочками, - этих холеных
господах, которые отправили разношерстный, собранный с бору по сосенке
отряд воевать с отборными подводными силами противника, а сами остались
дома, в уюте и роскоши. Но в следующую минуту Николлс осознал, что
подобная мысль до нелепости несправедлива. Адмиралтейство охотно дало бы
им дюжину новеньких эсминцев, если бы их имело. Он знал, что обстановка
тяжелая, и в первую очередь удовлетворяются нужды Атлантического я
Средиземноморского флотов.
Казалось, почему бы не поострить по поводу этих нелепых, смешных кораблей.
Но, как ни странно, Николлсу совсем не хотелось смеяться. Он знал, на что
способны эти суда, знал об их прошлых заслугах. Он испытывал лишь
восхищение, даже гордость за них. Николлс заерзал на стуле и отвернулся от
иллюминатора. Его взгляд упал на Капкового - мальчика, который дремал,
откинувшись на спинку кресла. Над электрическим камином сохла пара
огромных летных унт.
Капковый, он же лейтенант королевского военно-морского флота Эндрю
Карпентер, штурман "Улисса" и его лучший друг, - вот кто должен был
гордиться этими корытами. Известный прожигатель жизни, Капковый чувствовал
себя повсюду в своей тарелке - в танцевальном зале и в кокпите гоночной
яхты, на пикнике, на теннисном корте и за рулем своего мощного пурпурного
"бугатти". Но в данном случае внешность была обманчива. Ибо самой большой
на свете привязанностью, целью всей жизни Капкового мальчика был флот. Под
фатоватой личиной скрывались блестящий ум и романтическая, елизаветинских
времен преданность морю и кораблям, которую штурман, по его мнению,
успешно пытался скрыть от своих сослуживцев-офицеров. Но любовь эта была
столь явной, что никто не считал даже нужным отмечать ее.
До чего же странна наша дружба, размышлял Николлс. Влечение
противоположностей, так сказать. Если Карпентеру присущи дерзость и
непринужденность, то ему, Николлсу, свойственны сдержанность и
немногословность. И если штурман боготворит все, что связано с морской
службой, то сам он ненавидит ее всем своим существом. Благодаря чувству
независимости, свойственному многим шотландским горцам, развитому в
Джонни, ему претили тысяча и одна иголка флотской дисциплины, службизма и
военно-морской глупости, они постоянно оскорбляли его ум и самолюбие. Уже
три года назад, когда война вырвала его из стен известной больницы в
Глазго, где он не успел проработать и года, у него возникли первые
сомнения насчет совместимости его взглядов с флотским уставом. Сомнения
эти подтвердились. Однако, несмотря на антипатию к службе, а возможно,
благодаря ей и окаянной кальвинистской добросовестности, Николлс стал
первоклассным морским офицером. И все-таки он встревожился, обнаружив в
душе нечто похожее на гордость за корабли их эскадры.
Юноша вздохнул. В эту минуту ожил динамик в углу кают-компании. По своему
горькому опыту Николлс знал, что сообщения, передаваемые но системе
корабельной громкоговорящей связи, редко предвещают что-то доброе.
"Внимание! Внимание!" - Голос звучал металлически, бесстрастно, и Капковый
продолжал пребывать в блаженном забытьи, - "В семнадцать тридцать с
обращением к экипажу выступит командир корабля. Повторяю: в семнадцать
тридцать с обращением к экипажу выступит командир корабля. Конец".
- Проснись, Васко да Гама! - ткнул жестким пальцем в бок приятелю Николлс.
- Пора пропустить по чашечке, чайку. Скоро тебе в штурманскую рубку.
Карпентер заворочался, приоткрыв красные веки. Николлс ободряюще улыбался.
- На дворе красота. Волнение усиливается, температура падает, а недавно,
ко всему, началась пурга. Погодка, для которой ты создан, друг мой, Энди!
Капковый со стоном очнулся, сел и наклонился вперед; его прямые светлые
волосы упали на ладони, поддерживавшие голову.
- Что еще там стряслось? - проговорил он ворчливо. После сна голос его
звучал вяло. Капковый чуть усмехнулся, - Ты знаешь, где я был, Джонни? -
спросил он мечтательно. - На берегу Темзы, в ресторане "Серый гусь". Он
чуть выше Хенли. Лето, Джонни. Конец лета. Тепло и очень тихо. Она была в
чем-то зеленом...
- Несварение желудка, - прервал его Николлс. - От чересчур веселой жизни.
Сейчас четыре тридцать, через час будет говорить Старик. В любую минуту
могут объявить готовность номер один. Пойдем перекусим, пока время есть.
- У этого человека нет души, он бесчувствен, - сокрушенно покачал головой
Карпентер. Затем встал, потянулся. Как обычно, он был облачен в стеганый
комбинезон на капке - шелковистых прядях с зернами хлопкового дерева,
растущего в Японии и Малайе. На правом нагрудном кармане была золотом
вышита огромная буква "X". Что она обозначала, не знал никто. Штурман
взглянул в иллюминатор, передернул плечами.
- Как ты считаешь, о чем сегодня пойдет речь, Джонни?
- Представления не имею. Любопытно, каковы будут выражения, тон, как он
преподнесет нам эту пилюлю. Обстановочка, скажем прямо, щекотливая. -
Николлс улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. - Не говоря о том,
Орлов Алекс
Свержин Владимир
Ковальчук Вера
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий
Роллинс Джеймс