его "семи этажах рентабельности", подрывали миф о сказочной республике
Узбекистан, витрине Востока, где все цветет и пахнет и труженики каждый день
едят плов и танцуют андижанскую польку?
не только Ташкента, что воспевали ложные достижения деспота, не замечая
произвола, рабовладельческого строя вокруг, хотя только пожелай увидеть --
выйди из-за богато накрытого стола, шагни в первый переулок безлюдного
Аксая...
нукеров, которыми и сам при случае пользовался?
не спросит же он об этом прямо у Верховного.
Ариповым руками Москвы -- такие люди нужны были шестьдесят лет назад в
басмаческом движении, когда гуляли в крае, наводя ужас, Джунаид-хан и
курбаши Курширмат, а теперь другое время, иные методы..."
республику с инспекционными визитами зятек Леонида Ильича, генерал МВД
Чурбанов. И в степной Каратепе, и в благородной Бухаре, и в святом Хорезме,
и других областях встречали генерала по-хански. Да и как же не встречать,
если его в Ташкенте принимали как главу иностранной державы по высшему
разряду, со всеми почестями дипломатического этикета: военным парадом,
пионерами, толпами согнанных на улицы людей и даже торжественное заседание
ЦК посвятили приезду сиятельного зятя, отчитались как бы перед ним, стоя
приветствовали его в зале и президиуме, ладоши поотбивали в бурных
аплодисментах. И каждый в областях норовил заручиться его дружбой в своих
интересах на будущее и настоящее, в поисках самостоятельного выхода на
Москву.
момент, хотя заезжал молодой генерал с женой и в Заркент, и принимал он их
не хуже, чем в Каратепе, но откровенно на дружбу не навязывался, держался с
достоинством, чем наверняка удивил гостя. Считал генерала выскочкой,
временщиком, сделавшим карьеру выгодной женитьбой, как его свояк Нурматов,
и понимал, что власть у того, пока жив тесть. У Анвара Абидовича своих
друзей в Москве хватало, тех, с кем он учился много лет назад в академии, --
советы и помощь Верховного оказались кстати, многие его однокашники круто
пошли в гору. Вот тут перспективы серьезные, основательные; они знают, кто у
них в Узбекистане настоящий друг и на кого нужно ставить карту, только бы
подвернулся случай. Нет, зять, пусть даже и генерал-полковник, первый
заместитель министра, -- слишком зыбко, несерьезно...
республике. Своих людей ставит на ключевые посты, даже оттер на вторые роли
Яллаева, министра внутренних дел, старого товарища Верховного, заменил на
Пирмашева. Хотя один другого стоит, тот пример, когда от перемены мест
слагаемых сумма не меняется; Анвар Абидович знал обоих хорошо: алчные,
жестокие люди.
его на растерзание Москве?" -- мелькнула неожиданная догадка. Рашидов --
человек дальновидный, мог предусмотреть и этот шанс: нужна узда и для МВД --
слишком большая власть у них на местах.
тянуть одеяло на себя прежде времени, как пытаются делать иные каратепинцы,
бухарцы, джизакцы и самые влиятельные "господа ташкентцы", ну и конечно,
Акмаль Арипов, который представляет не область и даже не род, клан, а самого
себя. "Я -- тимурид", -- говорит он тем, кто интересуется его родословной:
оттуда, мол, у меня тяга к власти, могуществу, богатству, и кровь меня не
страшит, а пьянит.
он и назовет имя преемника -- вроде как справедливо и у каждого есть свой
шанс. Но Анвар-то Абидович знал, что в этом случае возможности у него
предпочтительные, и не только оттого, что более образован, родовит, доктор
наук, учился в столице, имеет прочные связи и выходы на Москву, а прежде
всего тем, что он ближе всех Верховному по духу, -- в этом Тилляходжаев не
сомневался.
который не досмотрел, и про Шарофат, и про аппетитный ужин, что специально
готовится для него, и даже про золото полковника Нурматова, в чьей роскошной
постели он удобно расположился. И опять всплывает в памяти, вроде как
некстати, Пулат Муминович. "Как с ним все-таки поступить?" -- впервые
всерьез задумывается Анвар Абидович. И вдруг думает, что неплохо бы
использовать авторитет, уважение в народе в своих целях: например,
предложить Махмудова Верховному -- тот, наверное, сумеет определить место
человеку, не погрязшему в воровстве и бесчестии, порою нужны и такие люди.
представительства, где он провел приятные часы наедине с Верховным, -- тогда
он уже заканчивал аспирантуру и рвался домой.
мысль, да это и несущественно, важно, что она теперь оказалась к месту и,
считай, спасла Пулата Муминовича от тюрьмы.
-- искоренили свою аристократию и интеллигенцию в революцию, оставшихся
добили в гражданскую, а тех, кто чудом уцелел от того и другого, сгноили в
тюрьмах и лагерях или выгнали на чужбину, а двум поколениям их детей закрыли
доступ к образованию. Мы должны учесть их опыт и бережно относиться к своей
аристократии и интеллигенции".
своего учителя, пойдет против его воли, а тот может и разгневаться, если
узнает еще, что отец Махмудова расстрелян в тридцать пятом году и распалась
семья, род и теперь, спустя полвека, повторилась история. Да, мрачная
получилась картина -- за такое Верховный и его не погладит по головке.
ближайшие дни возбуждение уголовного дела Пулату Муминовичу не грозило. А
там, кто знает, -- переменчиво настроение Наполеона. Но сегодня ему хочется
думать только о приятном, хватит для него и изнурительной борьбы с
Махмудовым -- весь день сломал, выбил из колеи... Вдруг до него доносится из
кухни песня -- поет Шарофат; у сестер Касымовых приятные голоса -- об этом
знают все в округе. Хорошее сегодня у нее настроение, и он доволен, что
решил остаться на ночь, хотя дел у него невпроворот, и, смягчаясь душой,
думает, что он не совсем справедлив к нынешнему дню, даже если и был в нем
упрямый Махмудов.
вновь сладким мечтам, -- перво-наперво я сокращу области, перекрою всю
карту, оставлю их всего четыре-пять..." Ведь правил же краем один
генерал-губернатор Кауфман с небольшой канцелярией и без современных
средств связи, дорог, автотранспорта, авиации. А взять хотя бы Саида
Алимхана, владыку бухарского эмирата, остатки казны которого перекочевали
теперь к нему, -- и тот правил с минимальным штатом. И толку будет больше и
меньше конкурентов, а уж пять-шесть верных людей, которые тоже поклянутся
ему на Коране, он всегда найдет.
казны эмира. С наслаждением он вспоминает, как доставили ему верные люди и
ханское золото, и его хранителя, некоего садовника Хамракула, служившего при
дворе с юных лет. Сообщение о золоте эмира казалось столь неправдоподобным,
что Наполеон распорядился немедленно доставить Хамракула-ака, и его
привезли через три часа из района Купыр-Пулата. В обкоме шло совещание, но
Юсуф дал знать, что невероятный груз доставили, и Анвар Абидович быстро
свернул заседание и, сославшись на экстренные дела, выпроводил всех и даже
велел помощнику отпустить секретаршу и запереть дверь, чего не делал и
тогда, когда принимал в комнате отдыха любовниц.
очень задержал того, хотя поначалу мыслил принять внимательно, с почтением.
Он и слушал его вполслуха и ничего толком не запомнил, потом Юсуф пересказал
ему подробно: что, где, когда, откуда. А тогда он спешил как можно скорее
остаться наедине с хурджином, в котором старик доставил остатки эмирской
казны. Вначале, ослепленный блеском золотых монет, он хотел щедро
отблагодарить Хамракула-ака, дать ему две-три сотни рублей, и даже в
душевном порыве полез в карман за портмоне, но в последний момент передумал
и велел Юсуфу накормить аксакала и лично доставить его домой -- этим он
избавлялся от помощника на весь вечер.
-- такая замечательная получилась картина, что хозяин кабинета даже на
какую-то минуту пожалел, что никто не видит лучшей на свете композиции --
золото на красном ковре! Что там Рубенс, Гойя, Модильяни, Рафаэль, Тициан,
реализм, кубизм, импрессионизм... Вот он, настоящий импрессионизм, -- радует
не только глаз, но и душу, золото само есть высшее искусство!
как содержимое грубого шерстяного хурджина, обшитого внутри заплесневелой
кожей.
пустился в пляс вокруг рассыпанной груды золотых монет и ювелирных изделий.
Никогда первый руководитель области так азартно не танцевал ни на одной
свадьбе, как в тот вечер у себя в обкомовском кабинете. Танцевал долго, до
изнеможения, а потом свалился рядом и сгреб все золото к груди. Мое! Мое! --
хотелось кричать, но не было сил -- выдохся.
лежал рядом с золотом, осыпая себя дождем монет, пересыпая их с одного места
на другое, строил из червонцев башни, даже выстелил золотую дорожку посреди
ковра -- удивительно приятное занятие, не хотелось складывать золото на
ночь обратно в хурджин и прятать в сейф. Он прекрасно понимал полковника
Нурматова, пересчитывавшего по ночам деньги, -- редкое удовольствие, можно