Чтение 10–й страницы книги ~Причесывая жирафу~

потом они стали возмущаться. И тот и другой. Рыжий помчался покупать
газеты, чтобы узнать все подробности, а блондин стал осаждать меня
вопросами. Я защищался, как мог.

- Кажется, прошлой ночью они приходили сюда, чтобы показать номер в
Тортиколи? - спросил я.

- Да, - ответил блондин. На самом деле его звали Антуаном. - И это
было замечательное зрелище. Они были голыми, лишь с листиком плюща на
одном месте. Когда я вспоминаю их загорелые тела, то думаю, падре ди дио,
разве возможно подобное? Скажите, разве возможно, чтобы их убили?

Я с полной уверенностью мог его заверить, так как имел грустную
привилегию обнаружить их.

- Скажите мне, дорогой друг, - спросил я, - я полагаю, что Градос
были здесь не одни?

- Да.

- И вы знаете этих друзей?

Внезапно недоверие промелькнуло в его глазах. Он с подозрением
посмотрел на меня. Он даже не знал, следует ли ему отвечать.

Я вытащил билет достоинством в тысячу лир, такой же большой, как
афиша цирка, и дал на него посмотреть моему блондину. Это целебное
средство, действующее безотказно.

Очаровательный тип колебался.

- Как зовут этих друзей? - спросил я.

Его рука дрожала. Он посмотрел на улицу, на которой увидел
возвышающегося товарища с газетой под мышкой. Тогда он быстро схватил
банкноту и прошептал:

- Это маркиз Умберто ди Чаприни.

- Где он живет?

- У него свой частный дворец около парка Астопуненио.

- Большое спасибо, - сказал я ему по-французски.

Рыжий вошел, рыдая над газетой. Я оставил парней наедине с их
печалью. Это их личное дело.

Я остановил такси и сказал, чтобы меня отвезли в музей Блекораджи. Он
был осажден прессой и публикой. Я подошел к легавому, который сторожил
вход, и показал ему свою полицейскую карточку, пояснив, что я его
французский коллега, присланный из Парижа, чтобы наладить контакт с
фликами Турина.

Этот тип пропустил меня.

Галерея, из которой был украден Рафаэль, - самая замечательная в
музее. В ней находились замечательные картины, но отсутствие Рафаэля
заметнее присутствия других полотен. Отсутствие всегда заметно. Вот,
например, когда у вас тридцать два зуба, лишитесь хотя бы одного из них -
все это заметят.

Пустая рама Рафаэля имела идиотский вид: одна, без картины, на белой
стене. Это очень грустно, но это так.

Стоя посреди группы репортеров, синьор Туттикуанти рассказывал о том,
как он обнаружил пропажу картины. Я присоединился к репортерам, чтобы тоже
послушать.

Хранитель рассказывал, что ни одна из дверей не была взломана.
Накануне вечером начальник охраны, синьор Грозопино, сделал обход,
удостоверился, что все картины находятся на своих местах, закрыл двери и
окна, которые все снабжены специальной сигнализацией, и проверил, все ли
посетители покинули музей.

При обходе его сопровождали сторожа Купетадиане и Саффило. Все эти
три персоны присутствовали здесь и с жаром подтвердили все сказанное.

Я отделился от основной массы, чтобы произвести быстрый осмотр музея.

Последний, кроме окон, располагал лишь двумя выходами: главным
подъездом и незаметной дверью, которая ведет в квартиру хранителя.

Замки на дверях были внушительными. Спрятаться здесь было невозможно,
так как вся мебель музея состояла из банкеток, покрытых лаком. Если бы
кто-нибудь спрятался под одной из них, его бы немедленно обнаружили. И, к
тому же, нужно было бы, чтобы этот кто-нибудь вышел из музея до того, как
обнаружили пропажу картины, а синьор Туттикуанти настаивал: когда он
обнаружил пропажу, все выходы были крепко заперты.

Вот еще одна тайна: как грабитель вышел из музея? Если это была бы
единственная кража, я заподозрил бы хранителя, потому что он был
единственным, кто мог проникнуть ночью в галерею, но после всех тех краж
картин, которые произошли во Франции, его виновность оказывалась весьма
сомнительной.

Я ушел так же скромно, как и появился, и вернулся в цирк.

Было уже поздно - 12 часов, - а первое воскресное представление было
назначено на 13.45.

Белая "ланчия" стояла по-прежнему на своем месте.

Я бросился в наш фургон и увидел Толстяка, сидящего верхом на стуле и
устремившего свой взор в окно.

- Ничего нового, Беру?

- Вещи! - ответил он, что в переводе с языка Беру означает "ничего".

Он в ворчливом настроении. Он провел утро, сидя неподвижно и
уставившись в одну точку, и по его телу стали бегать мурашки, а в глазу
начинался ячмень.

- Иди завтракать, я тебя заменю.

- Не голоден, - бросил он.

Я задрожал.

- Ты сказал?..

- Я сказал, что у меня нет охоты жрать. Это что, непонятно сказано,
а? Видимо, вчера я слопал что-то не совсем свежее.

- И ты не сможешь проделать свой номер?

- Разумеется, смогу. Ведь есть разница между желанием жрать и
возможностью жрать, а? Просто я не хочу жрать, заполнять свой желудок
перед тем, как выйти на сцену.

- У тебя плохой вид.

- Это потому, что я недостаточно двигаюсь. У тебя тоже видик... Боже
мой!..

Толстяк так подскочил, что его сиденье упало вместе с ним. Он лежал
на полу на своем толстом заде и выглядел как упавшая груша.

Он поднял руку и замахал ею.

- У тебя закружилась голова? - обеспокоился я.

- Нет! Это "ланчия"! Скорее! Она только что отъехала!

Он не успел окончить своей фразы, как я уже выскочил наружу.

Беру не солгал: в самом деле, белая "ланчия" покойной мадам
Кабеллабурна удалялась с площади.

Я был в ярости. Если бы, по крайней мере, здесь был мой "ягуар", я
мог бы помчаться за ней. Что делать? Что не делать? Куда идти? Куда не
идти?

Я с беспомощным видом смотрел на удаляющееся белое пятно. Потом мое
напряжение разрядилось тройным сальто-мортале.

Тяжелый грузовик, нагруженный лесом, въехал на площадь, на минуту
загородив въезд на нее.

Ваш Сан-Антонио взял ноги в руки и показал мировой рекорд в беге по
мусору на восемьсот метров.

Я бежал настолько быстро, что зебры в клетках потеряли сознание от
стыда за свою медлительность.

Грузовик разворачивался с трудом. У него был прицеп, и это страшно
мешало ему маневрировать.

Тип из "ланчии" сообразил, что происходит. По-видимому, он видел в
зеркальце, как я побежал за машиной. Он догадался, что я поймаю его
прежде, чем путь будет свободен, и решился на маневр: проехал немного
задним ходом, потом развернулся так, чтобы ехать в противоположном
направлении, и вот он уже помчался прямо на меня.

Я приготовился к бою и достал своего приятеля "ты всегда убиваешь",
но было очень трудно проделать это одновременно со скачком на три метра в
сторону. И тут "ланчия" как бомба промчалась мимо меня, мимо моего
удрученного носа.

Согласитесь, что позволить надуть себя подобным образом недостойно
супермена моего класса!

Наполненный яростью, я стал галопировать в новом направлении, и то,
что я увидел, когда уже совсем задыхался, было похоже на чудо.

Посредине шоссе стоял Толстяк, крепко держась на своих тумбах.
Автомобиль мчался на него, громко гудя.

Я спросил себя, не собирается ли он одной рукой удержать "ланчию",
мчащуюся со страшной скоростью?

Но нет: у него что-то было в руке, какой-то небольшой предмет,
который он бросил в ветровое стекло машины.

Стекло разлетелось на куски, а Беру нырнул в сторону, чтобы избежать
удара.

Машина, весьма опасно раскачиваясь, ударилась о фургон с тиграми и
разнесла его в щепки.

И тигры, немного ошеломленные, но очень довольные, решили, что раз
сегодня воскресенье, то им можно пойти познакомиться с окрестностями
Турина.

Если вы хотите изучать зоопарк на свободе, то стоило приехать сюда
ради этого!

Пятнадцать тигров, и все - бенгальские, на свободе - это такой
спектакль, который не скоро забудешь.

Они бросились в разных направлениях, вызвав такую панику, о которой
можно было только мечтать.