Севильей, с нашим пансионом "Флорида", потому что днем ездили на "финку" к
Миура, лучшему поставщику быков для корриды. Это его бык убил Манолете в
Линаресе, и то, что именно миуровский бык лишил жизни самого красивого
матадора Испании, принесло Миуру высшую славу: парадокс Испании, где
"смерть после полудня" на Пласа де Торос является предметом и з у ч е н и
я направленных разностей двух сил - матадора и быка.
нам свою маленькую, без трибун Пласа де Торос, где весной после Севильской
ярмарки собираются Ордоньес, Домингин, Кордобес, Пуэрта и работают с
коровами в полной тишине, и зрителей - кроме Миура - всего человек пять,
потому что сейчас совершается великое таинство: по характеру возможной
матери т о р о определяют нрав будущего грозного противника матадора. Если
мать агрессивна, быстра и умна, ее выдают замуж за самого лучшего быка, и
рождается маленький, нежный, тихий, тонконогий теленок, и пасется на
жарких полях Андалузии, и приникает мягкими, теплыми губами к редким
голубым ручейкам - поздней осенью или ранней весной, и становится - по
прошествии четырех лет - яростным и грозным, и подходить к нему нельзя:
только на "додже" или на коне - "кабальо", да и то осторожно, и рога у
него, как скальпели, и он будет сражаться против матадора с желанием одним
лишь - убить этого маленького человечка, и будет сам убит, но на полях
Андалузии уже пасутся его сыновья - с маленькими, теплыми губами, еще не
перешагнувшие тот рубеж, который отделяет податливую доверчивость дитя от
яростного неприятия зверя.
его, миуровским, тавром, и это был очень ценный подарок для "афисионадо"
корриды, а Дуня подарила Миуру "хохлому", и он пригласил нас весной на
церемонию о т б о р а матерей, и мы поехали в Кадис, а там я завел дочь в
портовый кабачок, известный мне уже лет пять - с тех пор как я начал
ездить в Испанию - и Дунечка смотрела на оборванных нищих, просивших
подаяния у пьяных матросов, она с ужасом глядела на пьяных проституток,
сутенеров при бабочках и в канотье, на ганстеров с белыми от наркотиков
лицами, и я не боялся показывать ей это дно, потому что формирование
идеологии не складывается из посещений одних лишь музеев: жизнь - сложная
штука, и надо видеть все ее р а з н о с т и, чтобы понять одно, г л а в н
о е.
подъезда отеля стоял автобус, три раза в день был накрыт стол в ресторане,
заботливые гиды вручали каждому билетики в театры и музеи. Взрослых людей
опекали, словно малых детишек, а я вспомнил, как в Канберре, а потом в
Сиднее, когда прошлое, консервативное австралийское правительство отказало
во въезде "красному" в Новую Гвинею, а журналисты помогали мне, и писатели
тоже помогали, и ученые помогали сражаться с бывшим министром подопечных
территорий Барнсом, мне приходилось по два-три дня ограничиваться
завтраком, который входил в стоимость номера в мотеле, чтобы сэкономить
командировочные, выданные редакцией и устроить "коктейль" для новых
друзей...
свидетельствует занятный штрих: сейчас телефонный разговор учитывается не
м и н у т о й, а с е к у н д о й. Официальная пропаганда трубит, что это
введено "для пользы нации". А что получается на самом деле? Раньше вы
говорили две минуты и двадцать пять секунд, но это было д в е минуты
все-таки! Испанцы - да при их-то любви к разговорам - жалуются: "Сейчас
слово не произносишь, а высчитываешь. Никаких лишних "ля-ля" - сразу о
деле. Раньше фраза звучала, например, так: "Доктор, у моего мужа шалит
сердце... Что? Не знаю... Перебои, ему кажется. Какой пульс?
"Сердце!" - кричишь в трубку. Доктор отвечает: "Тысяча!" Это стоимость
визита. В зависимости от того, есть ли у вас такие деньги, вы отвечаете
"да" или "нет" и с ужасом бросаете трубку на рычаг - сколько там уже
накапало?!)
отеле; не знают, во что, отольется им приступ аппендикса; не знают той г л
у б и н к и, через призму которой можно увидеть р а з н о с т и, а по этим
разностям поставить для себя диагноз общественной болезни. Не пьянство
страшно - само по себе, но отношение к нему: наплевательское
пренебрежение, н е з а м е ч а н и е проблемы свидетельствует об
общественном равнодушии. ("Он ведь нализался, мне-то какое дело?!"), о
разобщенности людей - а что есть страшнее человеческой р а з о б щ е н н о
с т и?!
шестнадцатилетней дочери дно того мира, но ведь понимание истины приходит
не только с помощью слова (хотя смешно отвергать пользу проповеди),
настоящее понимание приходит и с помощью зрения, ибо "имеющий глаза - да
увидит".
кабаков Кадиса страшней и ярче, чем в десятке разоблачительных статей, ибо
это - в о о ч и ю.
седьмая... - Она вдруг усмехнулась. Лучше бы мы ее посчитали пятой - Пятая
колонна... А девятая?
нестерпимой, видимой, сорокапятиградусной (спасибо, родной наш Горьковский
автозавод - "Волга" переносила эту жару отменно и обгоняла всякие там
"шевроле" и "пежо", и я был очень горд этим!).
век.
тридцать четыре миллиона туристов в год на тридцать пять миллионов
испанцев - это что-то значит! Пятнадцать лет назад Торремолинос,
крупнейшего туристского комплекса Средиземноморья, не было. Несколько
домишек, обрыв, песок, галька, море. И все.
комплекс. Сейчас Торремолинос - самый известный курорт на Западе, сюда
прилетают не только скандинавы и немцы, но и американцы. Город кажется
надземно-подземным:
неоново-солнечным светом, кабаки подняты на пятнадцатые этажи, рулетки
затемнены где-то посредине.
очередь (смешно говорить об учете интересов рабочего или крестьянина,
Торремолинос не для т р у д я г такого уровня).
смотрит ТВ фильмы, где ему показывают сладкую жизнь, голоспинных томных
красавиц, шулеров в трескучих смокингах, миллионеров, словом, тот набор
штампов "светской хроники", который так манит н е с в е д у щ и х.
Следовательно, мы должны - если хотим получить прибыль - так построить
курортный центр, чтобы там, в одном месте, выкачать из м е ч т а т е л я
все деньги, которые он копил целый год, лишь бы пожить п о-н а с т о я щ е
м у, как живут сильные мира сего. Мы не имеем права - если хотим получить
прибыль - выпускать человека за пределы нашего комплекса:
бридж, или смотреть концерты фламенко, или покупать в тамошнем
супермаркете ботинки, или кататься на водных лыжах, или есть японскую или
французскую еду - мы прогорим.
возможность и с т р а т и т ь накопленное. Поэтому бары обязаны работать
круглосуточно; поэтому должны быть все кухни - полинезийская в том числе;
сауны; комнаты игр (это, правда, для студентов, но все равно, как
говорится, и с них "детишкам на молочишко", с каждого аттракциона - песета
кап-кап); супермаркеты; дорогие магазины французской парфюмерии; станции
по аренде машин; круглосуточно работающие обменные конторы банков; телефон
и телеграф; бассейны, теннисные корты, лучшие парикмахерские, салоны
красоты и массажа...
"индустриальном"
п л е к с а о т д ы х а. Я не убежден, что это так уж разумно, когда наши
курорты о б я з а н ы засыпать в двенадцать, и негде перекусить в полночь,
и потанцевать нельзя.
танцевать в час ночи? Тогда как? Забиваться в квартиру, где нет п р е д к
о в? А если фронтовые друзья встретились в два часа ночи на вокзале? Идти
к таксисту за бутылкой? Или целесообразней открыть маленький ночной
ресторанчик, где приятнее выпить р ю м к у с закуской, чем "из горла"?)
проводят для американских туристов, - оперетта, а не коррида. Помнишь, как
улюлюкали испанцы своим матадорам?
когда упал, а когда его выносили с арены помнишь - у него нос заострился и
стал синим, как у покойника...
почему: тот гараж, куда мы ставили машину, назывался "у кафедрала". Для
туристов удобно - ориентир хороший, но это в общем-то симптом:
коммерческому предприятию давать имя старинной церкви - раньше такое было
невозможно ни в одной из Испании...
Альгамбра.