серьезные подозрения, что Том резко тормозит и крутит машину на
поворотах с единственной целью: проверить мою выносливость. Я
уже начал задыхаться и ноги у меня затекли, когда он в шестой
раз затормозил и сказал:
спинку сиденья, кое-как поднялся и надел шляпу. Мы стояли на
углу Двадцать третьей улицы и Девятой авеню.
санитарную машину. Тут в углу найдешь кусок моего уха. Сохрани
на память обо мне.
еще. Я сказал "нет" и что я поблагодарю его позднее. Он уехал.
середине квартала. Очевидно, дела у отеля шли еще неплохо, ибо
фасад и вестибюль были отремонтированы всего года два назад.
Войдя в гостиницу и ни на что и ни на кого не обращая внимания,
включая лысого коридорного, я сошел в лифт и нажал кнопку.
Выйдя на нужном этаже и взглянув на номер- ближайшей комнаты, я
обнаружил, что рука у меня непроизвольно скользнула под пиджак
и прикоснулась к пистолету. Я усмехнулся. Если меня ожидает сам
Дж. Эдгар Гувер, ему придется вести себя как следует или
поймать пулю. Дверь номера 214 оказалась закрытой. Мои часы
показывали 11.33. Я постучал, услыхал шаги, дверь открылась, и,
вытаращив от изумления глаза, я замер на месте. Передо мной
было круглое красное лицо и плотная фигура инспектора полиции
Кремера из бригады по расследованию убийств в южной части
города.
сторону, и я перешагнул через порог.
все окружающее, что, еще только приходя в себя от изумления,
уже механически запомнил всю обстановку в комнате: двуспальную
кровать, комод с зеркалом, два кресла, небольшой стол с
бюваром, который давно следовало поменять, открытую дверь в
ванную. Но тут же, швырнув пальто и шляпу на кровать, я получил
новый удар; на столе, перед которым стояло кресло без
подлокотников, красовался пакет молока. Рядом стоял стакан.
Боже мой, мелькнула у меня мысль, ведь он купил молоко для
своего гостя! Я не обижусь, если вы не поверите мне. Я тоже не
верил своим глазам, но дело обстояло именно так.
бы я перечислил сотню людей, которые могли ждать меня здесь,
вас бы среди них не оказалось. Этот пакет молока для меня?
Кремер, так хорошо нам известный, и теперь я даже не
представляю себе, что ожидает меня. Почему вас интересует,
прослушивается ли наш телефон?
необходимости. Я предпочитаю простоту во всем. Мне хочется
знать, мог ли я позвонить непосредственно вам.
молчать.
Вульф сцепился с ФБР, и я хочу знать, в чем дело. Полностью и
абсолютно все, даже если вам потребуются целые сутки на
рассказ.
запрет, появляясь здесь и вызывая вас сюда? А я-то думал, что у
вас есть хоть немного здравого смысла! Вы что, не отдаете себе
отчета в том, чем я рискую?
хорошо, Гудвин. Знаю и обязан знать, что вы с Вульфом иногда
предпринимаете скользкие с точки зрения закона шаги, но мне
также известно, что вы придерживаетесь определенных границ. Так
вот, сейчас мы наедине, и я вам кое-что скажу. Два часа назад
меня вызывал к себе начальник полиции Нью-Йорка. Ему позвонил
Джим Перуццо. Знаете, кто это такой?
номер двести семьдесят. Бродвей.
требует, чтобы лицензии, выданные Вульфу и вам, как частным
детективам, были аннулированы. Перуццо предложил представить
все данные, которые имеются на вас в полиции. Начальнику
полиции известно, что в течение ряда лет я поддерживаю...
гм-гм... контакт с вами, и он приказал мне представить
письменный доклад. Вам известно, как пишутся доклады: их
направленность зависит от того, кто их составляет. Прежде чем
приняться за доклад, я хочу знать, что сделал или делает сейчас
Вульф и почему он так восстановил против себя ФБР. Я хочу знать
положение вещей самым подробным образом.
полезно, чтобы ваши руки были чем-то заняты, например
стряхиванием пепла с сигареты или доставанием носового платка.
Но я не курю и поэтому, взяв пакет с молоком, оторвал клапан и
осторожно наполнил стакан. Одно было совершенно очевидным. Ведь
Кремер мог позвонить и вызвать меня к себе или прийти к Вульфу,
но он не сделал ни того, ни другого, подозревая, что наш
телефон прослушивается, а за домом ведется наблюдение. Кремер
явно не хотел, чтобы ФБР стало известно о нашей встрече, и
приложил много усилий, чтобы провести свидание конспиративно...
Он сообщил мне о ФБР, Перуццо и начальнике полиции с какой-то
целью, ибо не имел права рассказывать об этом постороннему
человеку. Кремер, бесспорно, не хотел, чтобы наши лицензии были
аннулированы, из чего следовало: что-то серьезно тревожит его и
мне следует узнать, что именно. В такой ситуации, прежде чем
начать рассказывать, да тем более полицейскому, следовало бы
позвонить Вульфу и передать все на его усмотрение. Однако
сейчас это исключалось. Полученные мною указания для подобных
случаев заключались в том, что я должен руководствоваться
здравым смыслом и своим опытом.
на стол и сказал:
это сделать. Дело обстоит так... -- И я изложил ему всю
историю: про появление миссис Бранер, аванс в сто тысяч
долларов, вечер с Лоном Коэном, мой разговор с миссис Бранер и
Сарой Дакос, день, потраченный мною в "Эверс электроник", на
Эрнеста Мюллера и Джулию Фенстер, и то, что я провел ночь на
кушетке в кабинете. Я не вдавался в подробности, но коснулся
всего. К тому времени, когда я закончил, стакан с молоком был
пуст, а у Кремера изо рта торчала сигара. Вообще-то он не курит
сигар, а лишь жует и портит их.
что бы ни произошло?
ничего, за что бы он не взялся, особенно если ему хорошо
заплатят. Но вот вы меня просто поразили. Вы же прекрасно
понимаете, что бороться с ФБР бесполезно. Даже Белый дом не в
состоянии что-нибудь сделать с ФБР. Вы напрашиваетесь на
крупные неприятности и, бесспорно, столкнетесь с ними. Если кто
и свихнулся, так это вы.
любой точки зрения. Еще час назад я бы просто сказал "аминь".
Но знаете, сейчас я чувствую себя иначе. Я говорил о том, что
сказал мистер Вульф вчера вечером? Он сказал, что то или иное,
совершаемое нами, может подстегнуть кого-нибудь на те или иные
действия. Вот смотрите: ФБР подстегнуло Перуццо и заставило его
позвонить начальнику полиции, тот подстегнул вас, а это
вынудило вас позвать меня сюда и угостить молоком, что
совершенно невероятно. Если могло произойти одно маловероятное