посадить вручную удалось далеко не все. Распалась система согласования
цен, встречные расчеты были парализованы, промышленность отказывалась
заключать договоры: терминалы на фабриках и в торговых фирмах вместо
рыночной стоимости выбрасывали прогноз погоды на сентябрь прошлого века.
Закрывались банки. Зачастую - принудительно. Большинство стран запретило
обмен валюты. Целые регионы, лишенные опеки компьютеров, погрузились в
хаос. Катастрофа могла бы приобрести значительно большие масштабы, но
Амальд Грюнфельд - холодный, медлительный, только что назначенный
председателем Научного Комитета, уже через два часа после первых тревожных
сообщений появился в диспетчерской столичного аэропорта - железным голосом
задавил панику, встряхнул, привел в чувство тех, кого следовало привести,
вызвал дежурное подразделение, выдернул с секретного совещания министра
обороны страны и, как результат, в середине дня поднял в воздух неполное
звено грузовых вертолетов. На полигоне происходило нечто, напоминающее
вальпургиеву ночь. Только в современном оформлении. Мигали по кругу
прожектора: красный... синий... красный... синий... Гремела ужасная
музыка. Едко дымилась аппаратура. Плясали все - до последнего лаборанта.
Килиан к тому времени уже полностью превратился. Правда, шерсть его была
светлее, серебристого оттенка. Хорошо отличимая сверху. Дул сильный ветер.
Машины раскачивались. Грюнфельд колебался всего секунду. Слишком многое
было поставлено на чашу весов. - Я приказываю, - скрипуче сказал он.
Четыре рукана, медленно ворочаясь в сетях, поплыли к Заповеднику. Килиан
стал девяносто первым членом хоровода. Человек-рукан. Было бы интересно -
позже - извлечь его оттуда, но Научный Комитет приходил в дрожь при одной
мысли о возможных последствиях.
благодеянием. Мы к этому не привыкли. И скорее всего не привыкнем - что
день и час известны заранее. Это психологически неприемлемо. Мы не так
устроены. Оракул, конечно, может рассматривать человечество как единый
механизм и предупреждать о поломках мелких деталей - когда и как. Ради
бога. Пусть. Но есть вещи, которые отвергаются нами сразу. Окончательно и
в любой форме. Никакой компромисс невозможен. "Бойня пророков" ярко
свидетельствует об этом.
И, судя по всему, пребудет в этом виде до скончания мира. А может быть, и
дольше. Хотя рецепт его прост. Даже чересчур. А именно. Берется то-то и
то-то, с ним производится такое-то и такое. Добавляется пятое, десятое,
тридцать первое. Посыпается толченой паутиной. Сверху сажается черная
кошка. Только обязательно кошка, а не кот, и непременно с голубыми
глазами. Айн, цвай, драй!.. Цилиндр поднимается, из него вылетает жирный
голубь. Вуаля!.. Один процент всех атомов замещен - соответствующими
соседями по таблице. Ловкость рук и никаких синхрофазотронов.
смертельно опасна. Мгновенная гибель Зарьяна с сотрудниками не оставляет
сомнений. Странно, что самому Брюсу удалось. Корпус, где вскрывали его
тигель, теперь торчит, как гнилой зуб, посередине черного пятна. Даже
трава не растет в радиусе около двухсот метров. Но это и все, что мы
знаем. Нет защиты - мы просто не можем ее исследовать.
хлеб". Зеленая, нитчатая масса, похожая на застойные водоросли. Ее выловил
Каменский в ранних сеансах. Самый первый успех. Самый памятный. Но опять
же. Мы до сих пор толком не разобрались, что это такое. Хотя и делаем. Все
по тому же универсальному рецепту. Берется то-то и то-то, с ним
производится... добавляется... вуаля!.. Получается нечто. Причем по нашим
представлениям о том, что такое белковый организм и жизнь вообще, это
нечто не только не может расти и размножаться, но даже просто существовать
сколько-нибудь короткое время. Кажется так - водоросли буквально впитывают
в себя все известные виды энергии: радиационную, магнитную, тепловую,
вероятно, даже гравитационную, и непосредственно преобразуют их в
органическую массу, насыщенную глюкозой и протеинами. Культивирование
"хлеба" не требует особых затрат. Белки легко усваиваются. Дополнительная
обработка не нужна. Развивающиеся страны выращивают его тысячами тонн.
Проблема голода таким образом полностью решена. Но совершенно очевидно,
что эта проблема могла быть решена уже давно средствами самой Земли просто
за счет отказа высокоразвитых стран от некоторой части материальных
излишеств.
колоссального значения. Мы узнали, что эра компьютеров - сплошное
заблуждение. Есть другой путь. Более перспективный. Мы вынуждены теперь
пересматривать некоторые, казалось бы, незыблемые, научные догмы. То есть,
толчок сильнейший.
развития. Конечно, позже, но зато самостоятельно и, надо думать, без
глобальных потрясений.
катализатор? Оправданы ли жертвы? И стоит ли платить вообще?
захлопнуть дверь, вероятно, уже нельзя. Это будет означать поражение.
Какими бы вескими доводами его не мотивировали. Нельзя сказать: "Мы не
понимаем и не поймем никогда". Ибо, сказав это, человечество просто
перестанет быть тем, что оно сейчас есть.
очень холодная. Деревянные подметки увязли. Я с трудом выполз по липкому
скату.
землю - руки вдоль тела. Сказала, закрыв проваленные глаза:
оперирует крупными структурами...
Анатоль, что там было с "Гулливером"?..
шарахнулся. Так и ушел по дну, за изгиб, шумно расплескивая воду.
назад, расколов громом небо, над нашими головами прошла и загнулась вверх
тройка истребителей. По-моему, я различил на крыльях голубые эмблемы. Кто
его знает. Я не был уверен, что представление окончилось. Или - что
кончилось везде одновременно.
разводах. Он рвался сюда, и его подбили. Квадратная башня съехала, на боку
зияло оплавленное отверстие. Мы перебрались под защиту брони. Катарина еле
двигалась. У нее был сильный жар. Она дрожала. Стучали зубы. Броня была
холодная и влажная. В облупленной краске. Пахла дымом. И весь день,
затянутый редким туманом, тоже был холоден и влажен. И пах дымом.
Струилась легкая морось. Солнце мутным пузырем повисло над равниной.
Раньше здесь была сельва. Гилея - дождевой лес. Капало с широких листьев.
Орали сумасшедшие попугаи. Питоны на дне зеленых сумерек переливали долгие
тела через завалы гниющих корней. Теперь - никаких следов. Выжженная
пустыня. Рвы, ежи, надолбы. Тут бомбили, обстреливали и опять бомбили.
Зарывались в землю и опрокидывали ее многотонными фугасами. Воронки,
окаймленные желтой глиной, уходили в туман на горизонте. Брели люди. Много
людей - в полосатой одежде. Группами и поодиночке - вся равнина, под серым
бесчувственным небом. Возвращались в город. Клейст все-таки не ошибся. Он
умер. Последний "пророк". И Водак умер тоже. А я остался, и осталась
Катарина, и даже Хермлин. И многие другие, кому он предсказал. Зачем это
Оракулу - личные прорицания? Я плохо знал Клейста. Как и всех семиотиков.
Каста. Но я хорошо знал Водака. Он говорил, что мог бы уйти. Еще тогда.
Они погрузились и наладили грузовик. Мотоциклисты выскочили неожиданно - с
двух сторон. Он бы запросто ушел - поднялась паника. Крутились колесом.
Надо было стрелять. А кругом - люди, безоружные...
свалилась, и льняные волосы прилипли к земле. Я отвернулся. Я знал, что
это копия, но все равно не мог смотреть. Раньше я никак не относился к
Оракулу. Беда ученых - бесстрастное отношение к объекту исследований.
Привыкаешь. Режешь собаку, как пластилин. Вдруг и Оракул бесстрастен? Я
ненавидел его.
Хермлин. - Знаете, мы в детстве развлекались: находили мышиное гнездо,
плескали туда бензином и бросали спичку... Молодые идиоты...
полушаге и падали, как куклы, - больше не шевелясь. Скотина Бак понял
первый и побежал вниз по осыпи. Упал. Обхватил голову. Замер. Скулил
тихонечко. Над ним сомкнулись. Топтали молча и сосредоточенно. Будто
месили тесто. Бурдюк убрался - от греха. Блоковые попрятались. Их
выковыривали из невозможных щелей и били кайлами. Толпа пошла в лагерь,
бурля и разрастаясь. Загорелись бараки. Ахнули стекла в канцелярии.
Повалил дым. Гапель метался по территории, приказывал, умолял, пытаясь
сохранить хоть что-нибудь. Трещали доски. Обезумев, визжали овчарки. Двоих
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Плотников Александр
Прозоров Александр