когда боевые искусства запретили, куда-то запропастился; на добрый десяток
лет, по некоторым слухам, уехал не то в Китай, не то в Японию. Какое-то
время назад вернулся; но о его жизни до встречи с Хлыстом ничего не
известно. А тот, кстати, очень ценит его - поручает изредка самые
ответственные дела и буквально осыпает деньгами... Интересная деталь: как
этот мерзавец умудряется постоянно находиться возле шефа?
дело шли, я думаю, не с пустыми руками.
массой переломов и странными ранами, нанесенными колющими и режущими
предметами, не встречавшимися ранее в уголовной практике. Более того: ни
одного из этих предметов на месте не было. Зато стреляных гильз из "пушек"
моих ребят валялось вокруг больше десятка.
ряда вон выходящее. И будет происходить впредь, принося массу
неприятностей... По меньшей мере.
что Хан странно весел - словно не понимает серьезности ситуации или скрывает
нечто, позволяющее ему чувствовать себя весьма уверенно.
пуская клубы густого сигарного дыма. Наконец, вздохнул и победно изрек:
не проходил - три тонны высокосортного кобальта... В слитках! Мартинсон
готов взять его у меня за восемьдесят пять тысяч "зеленых".
не Хлыст с его проклятым телохранителем!
этим займешься ты, Валдис. Но на сей раз не один, а в компании с Антоном.
Есть серьезные подозрения, что Хлыст стал неплохо ориентироваться в моих
делах и наверняка попытается перехватить металл. Думаю, стоит проявить
разумную осторожность.
отменный заработок... Однако в последние дни каждый доллар обрастал все
новыми пугающими неприятностями!
Я рассчитываю на людей Ибрагима, как на своих.
спросил:
беспокойство. - Только ли должок вынуждает тебя тратить на нее время и силы?
крайней мере, пока... Подумай над этим как следует!
стенки", явно вошел во вкус и менять позицию не собирался.
мастера... как это... "шухера"! Но мы ведь ас для этого встречаемся.
настоящий мастер должен изо всех сил избегать поединка...
метался по спортзалу, успешно ускользая от кипящего яростью китайца, да еще
и успевая иногда показать ему язык.
отдыхал. Стасис настороженно поглядывал на него с почтительного расстояния и
готовился в любой момент продолжить повышение своего мастерства.
поинтересовался Дэн.
китаец.
же их боюсь, Дэн!
Олега...
плечо.
полотенце и последовал за сифу в душевую.
и любой иной, национальности он ничего не имел, но во всем любил предельно
возможную точность.
уважительная форма в русском языке, который для тебя и твоих друзей является
родным. Я уже понимаю, что ничего плохого в это ты не вкладывал. Тогда
почему?
попытаюсь. Видишь ли, в семнадцатом году...
ваши беды берут начало в этом магическом году. Не слишком ли?
Но, пожалуй, тут вес от возраста зависит. Было бы ей лет сорок - назвал бы
Ниной.
сомкнутыми в знак "о'кей" пальцами. - Ваш папа уже здесь.
Однако Дэн сумел расшифровать послание, скрестил руки на груди и
вопросительно глянул на Стасиса. Тот только пожал плечами, предоставляя
темпераментному китайцу всю свободу действий.
наглого самоубийцу расстояние, все еще висящую вверху ладонь потянул на
себя, легким ударом щиколотки под качено осадил его на пол и вывернул
захваченную руку.
центр зала.
остроумная выходка подсказала новый вариант тренировки - и мы его немедленно
опробуем!
уходить.
Хочешь, чтоб я остался один ни один с этим озверевшим гонконгским монстром?
разделять с тобой результаты твоих дурацких экспромтиков. К тому же по
воскресеньям мы тренируемся в разнос время.
к самому себе взор то на Дэна, то на Стасиса и лихорадочно искал выход из
создавшегося положения. Довольно скоро губы вытянулись в некоторое подобие
улыбки:
И у меня есть старший брат - большой спортсмен...
вдруг подумал: почему бы не провести вечер с Ингой и в каком-нибудь
достаточно уютном заведении?
"Поздно!" - понял он, не застав Ингу дома.
стенах, тем более - в такой денек. Но Стасис чувствовал: она не вернется ни
вечером, ни вообще когда-либо.
душе на современную молодежь, то поливая себя последними словами за тупость
и безразличие к откровенно тянувшемуся к нему человеку. И курил сигарету за
сигаретой; пока не попался на глаза телефон...
уютном подвальчике "Карика" и потягивали вязкий "Вана Таллин". Друзья видели
подавленность Стасиса, но не вмешивались в его путаный внутренний мир. Они
понимали: главное сейчас для горемыки их простое присутствие рядом.
Существовала еще и надежда, что после трех-четырех рюмок их печальный собрат
оживится, забудет о проблемах и вспомнит извечные радости бытия.
случилось нечто непоправимое, ибо он не желал ничего забывать.