младенца в уголку, слетала к водопойной бадье - умыться да пеленку
застирать. Из накидки всего-то две и вышло, беречь надо. Покормила
неназванного еще сына, вздохнула: был бы Гарпогар мужем примерным, ни за что
не рассталась бы... А так надо идти в город, Мадиньку разыскивать. В
соседнем сарайчике тоже кто-то дышал тяжко, порой даже мучительно постанывая
- видно, какая-то горбанюшка ноги сбила, теперь мается. Она завернула
младенца в сухую половину накидки, мокрую приладила на поясе - на ходу
высохнет. Выбралась наружу, заботливо притворив дверь, и пошла в стан вдоль
солдатских шатров, выросших за ночь точно грибы, с непривычки пристраивая
сына то в одну, то в другую руку.
телесами, она пришла в недоумение: никакой женщины при молодом господине не
видали. А уж тем более брюхатой. Сам же рокотанщик ушел с утра, не иначе как
возле судбищенского луга караул несет с запасными струнами. Махида слетала
туда - нету. Догадалась спросить, где тут повивальные бабки обретаются. Две
их было на все становище, но ни к одной из них никаких носилок этой ночью не
прибывало.
привез сюда Мадиньку, то должен же хоть раз навестить! Присела в ожидании
напротив рокотанщикова пристанища, но подошли стражи, прогнали: в
праздничном стане побирухе делать нечего. А тут еще пирлюха назойливая
привязалась, кружит возле уха, досаду множит. А есть все больше и больше
хочется, видно, здоровущий постреленок, много молока высосал - нутро замены
просит. Тут, как на грех, пряничник попался с целым подносом выпечной мелочи
на голове. Махида жадно шмыгнула носом, и пирлюшка, словно поняв ее
завистливый взгляд, метнулась к выбеленному мукой толстяку и золотой искрой
шибанула его прямо в глаз.
проворно уловила парочку и сунула под рубаху, усмехнулась своей кормилице -
и где это только ты, заботливая, была раньше? Жизни бы мне горемычной с
тобой не видать!
улицах, передавая друг другу новости, коих знать никто и не мог - врали,
естественно. Махида, сопровождаемая золотым мотыльком, устало бродила по
Жженовке. Тревога за подругу росла с каждым часом, и ее уже не веселили
проделки летучей своей опекунши. А та и к источнику чистому ее привела, и от
стражей-злыдней, что за углом притаились, упредила, и каким-то чудом
накидала в подол со свесившихся из чужого сада ветвей дивных ягод... Разве
что младенца не кормила.
лиловый Сок.
мимо загонов открытых..."
прямехонько к обжитому Махидою сарайчику. Тут бы рукой махнуть да обратно
повернуть, но...
белом, и в быстро наступающих сумерках Махиде померещился давешний хозяин
рассыпанные колобков. Можно, конечно, было побежать и на его глазах юркнуть
в свой сарайчик, но за всем происходящим наблюдал еще один человек - высокая
женщина в чем-то пестром, с перьями на голове. Кажется, они с пряничником о
чем-то договаривались, и теперь он торопливо зашлепал вперед, а она
напряженно глядела ему в спину. При таком раскладе Махида предпочла нишу
между открытым загоном и запертым сараем, благо там с крыши свешивался до
земли, как занавеска, пышный вьюнок. Авось не заметят.
принялся сопеть, отодвигая жердину. Махида не удержалась, высунула нос - и
едва не ахнула: это был Шелуда.
окликнул кого-то: "Эй! Эй, ты..." Ответа не было. Махида прижала ухо к
тоненьким досочкам - Шелуда с чем-то возился, и довольно долго. Женщина у
водопоя терпеливо ждала. Наконец дверь скрипнула, и молодой рокотанщик
вышел, держа в руке какой-то сверток - гадливо, словно боялся запачкаться.
Из свертка не доносилось ни звука, но Махида поняла: ребеночек. Только
неужели - мертвенький?
движениями размотала тряпку, и Махида вздохнула с облегчением: послышался
жалобный писк. Женщина положила крошечное тельце на сгиб локтя и,
наклонившись к воде, принялась сноровисто его обмывать. Но Махида радовалась
бы значительно меньше, если бы знала, что баба в перьях - это проходимка
Кикуйя, скупавшая младенцев, чтобы затем перепродать их - тайно, разумеется
- на жертву или на какой колдовской обряд. Охотники всегда находились.
знать не могла и только глядела, как завороженная, на крошечное тельце цвета
тусклой бронзы, из которой ковали мечи для жженовских стражей.
вперед и влетела в оставленную приоткрытой дверь. Да, пора, пока эти двое у
бадьи брязгаются, а то неизвестно, что будет потом... Махида вскочила,
юркнула в сарайчик - здесь было уже темно, пахло сеном и кровью, и только
несколько пирлей - зеленоватые, лютиковые, серебристо-незабудковые - плавно
кружили под низким потолком, наводняя узкую клеть переплетающимися
призрачными тенями. Она не сразу разглядела Мади, лежащую на соломе в углу.
Та была в беспамятстве, но правая рука ее бессильно шарила по соломе, и
Махида, сдернув с сына пеленку, чтобы не опознали его по пестрой ее накидке,
положила теплое шелковистое тельце на эту руку. Мадинька, не открывая глаз,
судорожно прижала младенца к себе, и он, требовательно вякнув, безошибочно
присосался к ее груди.
детеныша, что она даже не успела его поцеловать. Выскочила наружу. Те, двое,
еще судачили у водопоя. Она вдруг заволновалась: а вдруг Шелуда, застав
подкидыша, попросту вышвырнет его вон? Ближе к водопою раскинулась купа
каких-то раскидистых кустов, и она, пользуясь быстро сгущавшейся темнотой,
проворно, как блудливая кошка, кинулась к ним и затаилась, вслушиваясь. До
нее донесся голос женщины, строгий и печальный: "Красы невиданной...
жалко... слабенькая... не вытянет..." В ответ раздался точно змеиный шип. Но
Кикуйя-то хорошо расслышала злобное и отрывистое: "Закопаешь тогда поглубже,
чтоб ни зверь, ни человек... Тебе довольно дадено. Что не так сделаешь -
придушу струной!" Она поглядела в его влажные карие глаза, опушенные
длинными загнутыми ресницами (совсем как у новорожденной горбанюшки!) и
поняла: такой действительно придушит. Только не сам - наймет. "Не тревожься,
господин мой щедрый, - прошептала она так же тихо. - Ты этой девочки никогда
больше не увидишь. Ясновидица я, мое слово нерушимое..." И, старательно
завернув младенца в теплую стеганочку, пошла прочь, дивясь непонятной
нежности, затеплившейся в ее окостенелой лиходейской душе.
непомерному своему изумлению, услышала совсем другие слова, прямо рядом с
собой, в кустах - росли они на развалинах какой-то хибары, в которой и
затаился говоривший: "Ты, бл"в, ежели что, бл"в, пасть не разевай, я
самолично, бл"в, отбрехиваться буду..." В ответ зашептали сразу двое, слова
неразборчиво переплетались. "Да не дрейфь ты, бл"в, пароду тута столько -
кто заметит? Ты только, бл"в, не ховайся, иди степенно, как я, бл"в, вроде
мы телесы пастушьим, - наставлял сиплый, нагловатый басок. Ага,
ворюги-подкоряжники, в стан наладились. Двое снова шелестели, дружно и
трусовато. "На три части разрубим, бл"в, в сумы покидаем - во сколько сыты
будем!"
дело ее не касалось. Из-под веток, позолоченных последним солнечным лучом,
глядела вслед неведомой ей женщине, как она полагала, повитухе. Убоялся,
стало быть, Шелуда Мадинькиной немощи, отдал девочку на чужое кормление. И
напрасно - она вон как младенчика-то к груди притянула!
цепко перебирая босыми ногами, направились прямо к сараям. Солнце блеснуло
на лезвии громадного тесака в руках у самого сутулого из троих и погасло. И
только тут до Махиды дошло, что нацеливаются-то они прямехонько к тому
хлеву, где была Мади, - заметалась, не зная, что делать: звать ли Шелуду - а
проку ли с него, холуя откормленного? Она бросилась к стражниковым шатрам,
заходясь истошным воплем:
стеречь, а блюсти порядок в чужом стане не их печаль; что же касаемо
"воров", то отнять у вора краденое - дело разлюбезное, тут не менее десятка
доблестных вояк сразу за мечи ухватились. Из сарайчика меж тем вылетела
зеленая пирль и, сея изумрудные искры, со своей стороны бросилась наперерез
подкоряжникам - но те и не почесались: не такое видали. Тот, что
распоряжался, ухватил своих подельников за локти, чтобы бежать не вздумали
(все равно догонят и уж наверняка забьют до смерти, а уж потом разбираться
начнут); чуть ли не с достоинством развернулся, оборачиваясь к подбегающим
рысью стражникам:
заместо этого дела хвосты поотрубаете, - уже миролюбиво заметил допросчик,
смекнувший, что поживой не пахнет.
продолжал отвираться смекалистый подкоряжник. - Ишь как светом-то пыхает -
Березин Федор
Адамов Григорий
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Володихин Дмитрий