вскрикнула, а сопровождавший ее Учитель даже и движения не сделал, только
нахмурился - и Ормузд оказался в городе, рядом с меняльной лавкой Оргиса,
где обычно обменивали никому уже не нужные предметы на относительно новые и
способные к развитию мысли.
сколько по самолюбию, и Ормузд бросился вдогонку за обидчиком, сначала
поднявшись мысленно над домами и оглядев окрестности, а потом ринувшись вниз
- туда, где на склоне холма Даэна уже сооружала себе дом, материализуя
планы, возникавшие в ее голове. Учителя он не увидел, будто его и не было
никогда. Даэна встретила Ормузда улыбкой, ему вовсе не предназначенной, и он
неожиданно успокоился.
движениями рук создавать свой дом - крышу она возвела из мысли о дожде, и,
естественно, облака, висевшие в небе с утра, немедленно рассеялись, обнажив
темную голубизну, которая, казалось, была так же бесконечна, как воля Даэны
дождаться того, для которого она сейчас жила здесь, а раньше жила там, хотя
и не понимала, что означает "здесь", и не помнила, что происходило "там"...
и я люблю тебя.
знаю, что мы будем вместе. Ты и я. Я и он. Он и ты. Я жду. И ты тоже ждешь.
лишь констатировал факт - странно, конечно, что Учитель покинул Даэну почти
сразу после того, как вывел ее с поля Гракха, но похоже, что эта женщина
сама прекрасно понимала все, чего хотела, и знала все, что ей было нужно.
наступил вечер, а он все еще шел, мысленно помогая Даэне достраивать ее
странный, лишь наполовину материальный дом. Когда на холм Той, Кто Ждет,
опустился вечер и солнце, не дотянув до горизонта, погасло и рассыпалось по
небу фантомными огнями, Ормузд пришел наконец туда, где должен был ждать
Аримана. Имя всплыло в сознании так же естественно, как недавно - имя Даэны.
которыми всплывала, булькала и опадала неприятная жижа, не имевшая даже
признаков духовности - вещество как данность, вещество ради вещества. Здесь
в мир приходили прагматики, и если Ариман окажется таким же, - подумал
Ормузд, - то учить его законам мироздания будет сложно, как любить женщину,
не зная истинного смысла этого странного чувства.
своего ученика и не вполне понимая, что мог дать Ариману именно он, по сути
почти так же мало знавший о мире. Однако правоту Даэны он ощутил сразу.
Правота этой женщины окружала Аримана едва видимой аурой, распространяя
вокруг странный любовный дурман, от которого у Ормузда подгибались коленки,
а собственная миссия начинала казаться невыполнимой.
из города, Ариман странно посмотрел Ормузду в глаза и произнес странную
фразу:
Значит, мы не должны быть вообще, и это утешает.
не понимал сказанного: мысль ему не принадлежала, была кем-то подумана, и
ученик лишь материализовал ее простыми словами.
ладонь Аримана - яркая, светившаяся подобно солнцу, - притягивала, как
вдохновенная идея притягивает мыслителя. Ормузд и не подумал сопротивляться
- он знал, что мог бы это сделать, отклонить ладонь с пути ее, потому что в
тот момент сам Ариман ни в малейшей степени не владел собой и даже не
осознавал, что делал. Но Ормузд, знавший точно, что судьбы и рока не
существует, потому что не было такого природного закона в его памяти,
все-таки принял свою судьбу и свой рок.
небытию тянулся вечность, и Ормузд мучился. Это было мучение в чистом виде.
Мучение ради мучения. Мучение, отделенное от материального носителя.
знак нового вопроса, и ответ последовал незамедлительно. Ормузд прочитал
память Антарма, и Даэна прочитала то, что смогла понять, а часть понял
Ариман, на долю остальных осталось немногое, Миньян сложил обрывки и
расправил их в собственном коллективном воображении.
оставил его Учитель, научивший неофита не только элементарным вещам - как
пользоваться духовной составляющей мира, как понимать, не слыша, и как
слышать то, что еще не произнесено. Учитель, наверняка не знавший истинного
предназначения Антарма, все же наделил его способностью воссоздания истины
по обрывкам чужих и собственных впечатлений и наблюдений. В Первой
Вселенной, о которой Антарм не знал ничего, эту способность назвали бы
обработкой рассеянной информации. Во Второй Вселенной это называлось иначе -
Антарм стал Следователем.
составляющими, без усилий создавая вино из мысли о нем и равно безо всяких
затруднений избавляя материальный мир от предметов, которые хранить не
стоило. Антарм жил сначала в небольшом городке, где не было не только ни
одного Ученого, но даже Торговцев можно было пересчитать по пальцам. Дело
свое он знал и исполнял с четкостью часового механизма - впрочем, ему самому
механизмы часов представлялись очень ненадежным способом измерения времени,
у себя дома он держал большой кусок металла, испускавшего невидимые глазу,
но ощутимые сознанием лучи, интенсивность которых определяла час, минуту,
секунду и даже ее мельчайшую долю с гораздо большей точностью, чем это можно
было сделать с помощью лучших в городе механических приспособлений.
почему-то приходила в голову не ему, а его клиентам, которые после
завершения очередного поиска говорили обычно: "Вы гений, Антарм, вы должны
сделать сообщение для всех, поместить его в верхнем слое тропосферы, чтобы
каждый видел. Люди перестанут творить зло, зная, что зло никогда не остается
безнаказанным".
воображают, что способны покарать преступника, а след самого преступления
превратить в память о нем, да и память рассеять там, где ее никто не сможет
собрать - над пустынными зонами провинции Архат. Зло безнаказанно, потому
что это особая энергетика, не способная превращаться в энергии иного типа.
Самые неизменные природные законы - законы сохранения - утверждали это
однозначно.
конце концов погубил, да он и сам понимал, что губит ее своей любовью, но
ничего с собой поделать не мог, а Орлан, зная, что ее ожидает, ни разу не
высказала ему никаких претензий, даже не думала об этом - он бы знал, если
бы она хотя бы подсознательно решила покинуть его.
Следователя настоятельно требовала глубокого чувства, не относившегося к
основной деятельности: это чувство, направленное на нейтральный объект,
позволяло в профессиональном плане действовать сугубо рационально и даже
более того - материально, без влияния духовного начала, мешавшего в поисках
преступника больше, чем даже жалость к пострадавшему. В качестве отдушины
Антарм сам выбрал плотскую возвышенную любовь - мог бы полюбить, скажем,
поэзию или музыку, большинство его коллег, с которыми он время от времени
мысленно общался, так и поступали, полагая, что женщинам приходится отдавать
не только действительно не нужные в работе эмоции, но зачастую и абсолютно
необходимую уверенность в собственной правоте. Антарм соглашался, но
поступил по-своему, самому себе не признавшись, что на самом деле чувство к
Орлан не было вызвано им самим. Просто так получилось.
мысленным щитом, - и сразу понял, что нет никого лучше.
женщина услышала, но, в отличие от нее, он был в тот момент совершенно
открыт, поток мысли, как вода в реке, мог перетекать только в одном
направлении - от открытого источника к закрытому, Орлан подняла голову,
посмотрела Антарму в глаза, улыбнулась и...
Антарм работал, как ему казалось, не хуже самого Эдгара, лучшего Следователя
всех времен, о котором рассказывал ему еще Учитель. И каждую ночь Орлан
уходила все дальше, оба они это чувствовали и понимали, не так уж много
времени им оставалось, и можно было еще все закончить, расстаться, тогда
Орлан прожила бы весь отпущенный ей природой срок - возможно, даже вечность.
фигура речи, способ не согласиться. Когда Орлан действительно ушла, Антарм
понял, что и приходила-то она в мир с единственной целью: быть с ним,
впитывать его эмоциональные порывы, жить этими эмоциями, терять в результате
свою материальность и уйти наконец, когда духовная составляющая ее личности
стала довлеющей, а материальная превратилась всего лишь в бездумную
оболочку.
по улице несется маленький смерч, чья-то несдержанная мысль, и вдруг лицо