спустя она уже неслась в небе, неподвластная земной тяге.
Или это земля просто не осмеливалась удерживать ее внизу?
чашу, способную уместиться на одной ладони, прибрежный лес
казался не более чем клочком моха на пне, но Эрвин не
чувствовал ни страха, ни неловкости, даже естественное для
магов любопытство покинуло его, полностью уступив место
восхищению и радости. Это он был крылат, это он был
неподвластен притяжению этого мира. Это его не смела
удерживать земля.
взрывом заполнила каждую его жилку, выжигая все, что еще
оставалось в нем тяжелого, что еще тянуло его вниз. И в этот
неуловимый миг обжигающего экстаза Эрвин вдруг по-новому
ощутил общеизвестную истину: все на свете подчиняется тяге
земли, и только огонь рвется вверх, не замечая ее власти. Он
больше не глядел ни на оставшуюся далеко внизу землю, ни на
небо, тоже вдруг ставшее землей. Он больше не принадлежал
этому маленькому, жалкому, тесному мирку - став единым целым
с огненной кобылицей, он вместе с ней рвался отсюда на
свободу.
что они неслись по небу, а в следующее мгновение копыта Ди-и-
ниль уже стучали по тонкому веществу звездных дорог. Какой
же здесь был простор, каким ослепительно не похожим было это
небо на то, откуда они ушли! Ди-и-ниль самозабвенно мчалась
вперед, а Эрвину казалось, что это он летит по звездной
дороге, что это его тело и мысль заворожены стремительной
скачкой. Торжество нарастало в нем вместе с осознанием того,
что наконец-то он вырвался туда, где ему надлежало быть.
шевелиться. "А что же дальше? Зачем я здесь, что я должен
здесь делать? Куда теперь?" Эти мысли заставили его
растеряться и выпустить из внимания скачку. Всего на
мгновение, но что-то в полете нарушилось, и они с Ди-и-ниль
снова оказались там, откуда вошли на звездные дороги. Снова
их окружало голубое лирнское небо, а внизу виднелась круглая
чаша озера, на берегу которого они встретились.
и Ди-и-ниль. Для каждого из них это случилось впервые, и
каждый по-своему переживал случившееся.
мы теперь отправимся?
непроизвольно, помимо сознания. Он удивился им, а затем
начал объяснять:
я не исправлю своей ошибки, она всегда будет держать меня
здесь.
разыскивали ректор с архонтом, поскольку этого не знал и Ги-
и-рраль, когда говорил ей: "Это он". Он только узнал в
Эрвине того самого юношу, который угостил их в Дангалоре
малиновыми углями, и сообщил об этом своей подружке. Однако
лара одобрительно кивнула.
отсюда, ничто не должно держать тебя здесь.
мчала своего седока по знакомому пути к академии, от города
к городу, от канала к каналу, сокращая по ним свой путь,
минуя сквозь них бескрайние океанские пространства. Далеко
внизу проносились горы и реки, леса и равнины, но Эрвин
почти не глядел туда, целыми днями упиваясь стремительным
бегом по небу и близостью белой лары. А по вечерам, когда
они спускались на ночлег, он собирал вокруг лучшие куски
дерева и готовил ей чистый огонь.
их в городе и обзавестись новой одеждой. В одиночестве было
все равно, как выглядеть, но для пребывания среди людей эту
дань нужно было заплатить. Ди-и-ниль попросила его
расчесывать ей гриву, и он выполнил ее просьбу, как можно
тщательнее разбирая шелковистые волосы. Но как бы бережно он
ни расправлял их, на гребне все-таки каждый раз оставалось
несколько сверкающих белых волосков.
достаточно, ты отдашь их мастеру, и он сплетет тебе
кольчугу, которая защитит тебя от любого огня.
на белой ларе, внезапно появлявшимся в людских поселениях,
чтобы тут же исчезнуть снова.
он?
странного всадника стали появляться легенды, одна
невероятнее другой. Если бы Эрвин услышал их, то рассмеялся,
а может, и задумался бы, но он понятия не имел, какими
слухами сопровождалось его появление. Чем ближе они
подъезжали к академии, тем чаще он размышлял о ней и о своем
решении вернуться туда. Как там его встретят?
подвергать себя риску повторного изгнания? Положа руку на
сердце, он больше не нуждался в академии, он и без нее был
уверен в себе. Изгнание больше не мешало ему быть магом.
Она была его детством, его отцом и матерью, она была тем
миром, откуда он вышел в жизнь. Поэтому он вернется к ней не
беспомощным мальчуганом, который прожить не может без
материнской юбки, а взрослым сыном, который нужен своей
матери. И она простит и примет его, потому что нет матери,
*.b.` o не простила бы своего сына.
академии. Но когда копыта Ди-и-ниль коснулись утоптанной
почвы знакомого двора перед главным корпусом, уверенность
вдруг покинула Эрвина. Он соскочил с лары и остановился
рядом, чувствуя, что его ноги отказываются сделать хотя бы
шаг вперед. Вокруг сбегались ученики, останавливались и
глядели на него, и он не мог прочитать по лицам, узнают или
не узнают его бывшие сокурсники.
не тем наивным мальчишкой, который в прошлом году одиноко
выходил из ворот академии, уверенный, что его никогда не
впустят сюда снова. Теперь он лучше знал жизнь, и теперь он
не был одинок - у него за пазухой сидела кикимора Дика, а
рядом с ним стояла лара Ди-и-ниль.
главного здания академии.
- рутинная работа, которую ему как ректору приходилось
регулярно выполнять. Он услышал, как открылась входная
дверь, но не стал отрываться от бумаг, а только уделил часть
внимания вошедшему, ожидая его слов.
слишком затянулось, Зербинас поднял голову и взглянул на
дверь.
лицо, одновременно юное и взрослое, он никак не мог убедить
себя, что оно принадлежало тому самому мальчишке, который в
прошлом году стоял на этом же месте и выслушивал приказ об
исключении. Но нет, не только это, поправил себя Зербинас,
разглядывая вошедшего, того самого, который схватился со
Скарпенцо и выручил Юстаса. Того самого, судьба которого
укором совести грызла его сердце.
вернулся...
взгляд архимагистра. - Я вернулся.