человек, когда-либо живший.
меня тут не было.
точке. А события пошли тем путем, что их будущее в значительной мере
зависит от твоей семьи. У меня нет времени подробно перечислять тебе
все... У меня нет времени на то, чтобы понять семейную динамику: почему
Грего всего за ночь превратился из чудовища в героя, как у Миро
одновременно могут иметься амбиции и самоубийственные склонности, почему
Квара готова пожертвовать pequeninos ради десколады...
себя ответственным за все происходящее. Он хотел, чтобы все было как
лучше, но Квимо мертв. Твоя же мать и он соглашаются лишь в одном: что
это именно он в какой-то мере виновен в этом. Уход твоей матери сломил
его.
качестве любящей сестры: чтобы Новинья вернулась в его жизнь, либо
покинула его навсегда.
просто решил не волноваться?
не волнует.
ждала.
собственного намерения, чуть что-то не сказала. Она даже думала о том, а
не согласиться ли с поражением и просто уйти.
помешали бы действию используемых смазок.
холодным, потому что в моих глазах никогда нет слез. И людям не удается
прочесть выражения моего лица. Это забавно. Обычные глазные яблоки не
меняют формы, чтобы выразить что-либо. Торчат себе на месте. Понятное
дело, глаза бегают... поддерживают визуальный контакт, глядят вверх или
вниз... но ведь мои глаза делают то же самое. Они движутся с идеальной
симметрией, всегда направляются в ту сторону, в которую я гляжу. Но люди
не выдерживают их взгляда. Потому всегда отводят глаза. Они не видят
выражения на моем лице. Вот и думают, что на нем выражения не бывает. А
глаза у меня режут, краснеют и припухают, как будто бы я плакал, если бы
у меня еще были слезы.
один только я что-либо понимаю, хотя, чаще всего, мне и в голову не
приходило - что же именно. Я отступал и просто наблюдал. Я никогда не
принимал чью-либо сторону в семейных ссорах, следовательно, видел все
гораздо объемнее других. Я видел структуру сил. Мать: абсолютное
доминирование, хотя Марсао бил ее, когда был зол или же пьян. Миро,
верящий, что бунтует только против Марсао, хотя всегда выступал против
мамы. Подлость Грего: таким образом он справлялся с собственными
страхами. Квара, по своей натуре идущая поперек, делала лишь то, чего,
по ее мнению, абсолютно не желали люди, с мнением которых она хотела
считаться. Эля, благородная мученица... кем бы она стала, если бы не
могла страдать? Набожный, справедливый Квимо нашел себе отца в Боге,
посчитав, что самый лучший отец это невидимый и никогда не повышающий
тона.
всегда видим лучше. Тебе не кажется?
двери, стало ясно, что видит и понимает именно так, как это видел и
понимал я. Это было изумительное чувство. Поскольку, естественно, я
никогда не верил в собственные выводы относительно своей семьи. Я не
доверял своим заключениям. Ведь явно же, что никто не глядел на это как
я, следовательно, все мои выводы были неправильными. Я даже подозревал,
что все это по причине глаз. Если бы они у меня были настоящими, то я
видел бы как Миро или как мама.
как-то исправить положение.
появился в доме, то взял на себя...
болезни, которые видел и я, только он начал их лечить. Как мог. Я глядел
на то, как он ведет себя с Грего: решительно, но и мягко. С Кварой - он
реагировал лишь на то, чего она на самом деле желала, а не на то, что
говорила. С Квимо - уважая ту дистанцию, которую тот желал сохранить. С
Миро, с Элей, с мамой... со всеми.
видел, как я втыкаю штеккер в глаз, но, тем не менее, разговаривал со
мной как с человеком. Ты представляешь, что для меня это значило?
был оголодавшимся пацаном. Первый же чувствительный человек мог меня
завоевать. Дело в том, что он сделал с нами всеми. К каждому из нас он
отнесся иначе, и все это время оставался самим собой. Тебе следует
вспомнить мужчин моей жизни. Марсао, которого мы считали отцом... я
понятия не имею, кто он был такой. В нем я видел только алкоголь, когда
он был пьян, и жажду, когда бывал трезвым. Жажду алкоголя, но и жажду
уважения, которого не мог завоевать. А потом он умер. И сразу же стало
лучше. Не хорошо, но лучше. Тогда мне показалось, что наилучший отец это
такой, которого нет. Но это тоже не было правдой. Ведь мой настоящий
отец, Либо, великий ученый и мученик, герой науки и величайшая любовь
моей матери... он родил с ней всех этих вундеркиндов, он видел несчастье
нашей семьи... и ничего не сделал.
заявил Ольхадо. - Я говорю это без всякой задней мысли. Просто я
заметил, что она настолько переполнена болью, что к чужой уже не может
относиться серьезно.
прозвучит мягче.
Дети, говорящие о своих матерях плохо, заслуживают подзатыльника? Но
уверяю тебя, Валентина, это правда. Никаких задних мыслей. Никакого
оскорбления. Я знаю мать, вот и все. Тебе хотелось услыхать, что я
вижу... именно это я и видел. И Эндрю тоже это увидал. Все это
страдание. А это его притягивает. Боль для него словно магнит. И у мамы
он обнаружил ее столько, что она высосала его чуть ли не досуха. Вот
только Эндрю, по-видимому, невозможно высосать досуха. Скорее всего,
этот его колодец сочувствия вообще не имеет дна.
отца. К кому же обратился ты? Полагаю, что не к кому-то невидимому.
высоте. Если бы объективы поместили в обоих глазах, а не два в одном,
стереоскопия была бы лучше. Только мне хотелось иметь разъем. Чтобы
подключаться к компьютеру. Мне хотелось записывать картины, делиться
ими. Поэтому все я вижу плоским. Как будто люди это чуточку выпуклые
аппликации, передвигающиеся по плоскому, цветному фону. Тогда кажется,
будто люди ближе друг другу. Они проскальзывают друг по другу словно
бумажные листочки, отираясь, когда проходят рядом.
ни слова.
Это правда. Я видел, что Эндрю сделал с нашей семьей. Я видел, как он
пришел, как он слушал, смотрел, как он понял, кто мы такие, каждый по
отдельности. Он попытался выявить наши потребности и удовлетворить их.
Он принял ответственность за чужих людей и не беспокоился о том, какую
цену платит сам. И в конце концов, хотя и не смог сделать семейство
Рибейра нормальным, он дал нам покой, достоинство и тождественность.
Стабильность. Он женился на маме и был к ней добр. Он любил всех нас. Он
всегда был на месте, когда мы в нем нуждались, и не имел к нам никаких
претензий, когда он был нам не нужен. Он решительно требовал
цивилизованного поведения, но никогда не злоупотреблял за наш счет.